Классическая филология, византийская и новогреческая филология | Филологический аспект №01 (81) Январь 2022

УДК 811.1./2

Дата публикации 25.01.2022

Трактат Леонардо Бруни «О правильном переводе» как пример ренессансной теории латинского перевода

Борисенко Даниил Сергеевич
магистрант, Российский государственный гуманитарный университет, РФ, Москва

Аннотация: В данной статье автор рассматривает один из ключевых текстов по теории перевода в эпоху Чинквеченто – трактат флорентийского гуманиста Леонардо Бруни (ок. 1370-1444 гг.), в котором систематизированы его теоретические взгляды на латинский перевод. Бруни является одним из важнейших представителей гуманизма своей эпохи, автором множества исторических, риторических и иных работ, а также переводов с древнегреческого классических текстов Плутарха, Платона и Аристотеля. Автор статьи подробно анализирует содержание переводческого трактата Бруни, помещая его в контекст эпохи, когда жили и творили другие представители итальянского гуманизма, такие как Колюччо Салютати, Мануил Хрисолор, Якопо Анджели, Гуарино Веронезе, Амброджо Траверсари и многие другие, активно переводившие греческие манускрипты на латынь, или же перерабатывавшие уже имевшиеся в наличии средневековые переводы Аристотеля и иных древнегреческих авторов.
Ключевые слова: Бруни, гуманизм, перевод, Аристотель, Ренессанс, Флоренция

Leonardo Bruni’s treatise «On the correct translation» as an example of the Renaissance translation theory

Borisenko Daniil Sergeyevich
master student, Russian state university for the Humanities, Russian Federation, Moscow

Abstract: In this article the author analyzes one of the most important texts about the translation theory produced during the Cinquecento, the treatise of the Florentine humanist Leonardo Bruni (c. 1370-1444 гг.), where he systemized his thoughts on the Latin translation. Bruni is one of the most prominent figures of the humanist movement of his era, he is the author of many historical and rhetorical works and also the translations of Plutarch’s, Plato’s and Aristotle’s ancient Greek texts. The author of this article in a detailed manner analyzes the content of Bruni’s treatise inserting it into the context of his epoch when many other humanists such as Coluccio Salutati, Manuel Chrysoloras, Jacopo Angeli, Guarino Veronese, Ambroggio Traversari and others lived and published their works translating the ancient Greek manuscripts into Latin or editing the already existed medieval translations of Aristotle or other Greek authors.
Keywords: Bruni, humanism, translation, Aristotle, Renaissance, Florence

Правильная ссылка на статью
Борисенко Д.С. Трактат Леонардо Бруни «О правильном переводе» как пример ренессансной теории латинского перевода // Филологический аспект: международный научно-практический журнал. 2022. № 01 (81). Режим доступа:https://scipress.ru/philology/articles/traktat-leonardo-bruni-o-pravilnom-perevode-kak-primer-renessansnoj-teorii-latinskogo-perevoda.html (Дата обращения: 25.01.2022 г.)

Небольшой незавершенный трактат итальянского гуманиста и ученого Леонардо Бруни ди Ареццо «De interpretatione recta» («О правильном переводе») является как одним из редких памятников по гуманистической теории перевода с классических языков, так и одной из знаковых вех в развитии переводческой теории в целом, начиная по крайней мере от Иеронима Стридонского (ок. 345-420 гг.), изложившего в одном из своих писем свои взгляды на деятельность и принципы, которыми должен руководствоваться переводчик, и заканчивая современниками самого Леонардо Бруни, такими как Алонсо да Картахена, Джанноццо Манетти и Лоренцо Валла. В настоящей статье я постараюсь изложить взгляды на принципы переводческой деятельности, изложенные в данном трактате.

Сочинение «О правильном переводе» было написано примерно в 1420 г. и по неизвестным исследователям причинам так и осталось незаконченным. Его автор, Леонардо Бруни, был одним из видных деятелей флорентийского гуманизма XV столетия, одним из учеников Мануила Хрисолора – византийского грека, в течение нескольких лет по приглашению Колюччо Салютати преподававшего греческий язык во Флоренции по новой методике. Из этой школы вышла целая плеяда переводчиков, которые в последующие годы взялись за переложение важнейших трудов классической Греции, таких как работы Платона и Аристотеля [1, с. 23]. Сам Леонардо Бруни имел обширный опыт в переводе с древнегреческого. Вот те работы, которые он перевел на латынь: 1) «Pluti» Аристофана; 2) «Никомахова этика» Аристотеля; 3) экономический трактат так называемого Псевдоаристотеля; 4) «Политика» Аристотеля; 5) «Речь за Ктесифона» Демосфена; 6) фрагменты из 6 книги «Илиады» Гомера; 7) «Апология Сократа» Платона; 8) «Критон» Платона; 9) «12 писем» Платона; 10) «Горгий» Платона; 11) «Федон» Платона; 12) «Жизнь Марка Антония» и «Жизнь Квинта Сертория» Плутарха; 13) «Письма о пользе учения» Василия Великого; 14) «О тиране» Ксенофонта [1, с. 342].

Как можно видеть из приведенного выше списка, Леонардо Бруни активно занимался переводами и имел в данной сфере богатый опыт. Поводом для теоретического осмысления переводческой деятельности для Бруни послужило знакомство с выполненными в Средние века переводами Аристотеля. Разгневанный искажением смысла и стиля, Бруни решил написать трактат с изложением основных ошибок в средневековом переводе «Никомаховой этики Аристотеля» [2, с. 46]. Другой немаловажной причиной написания трактата могла быть критика, которой подвергся сам Бруни за свои переводы Аристотеля, которого он, вопреки мнению ряда современников, считал, вторя в этом Цицерону, «красноречивейшим» автором, то есть писателем с отточенным стилем: примером критики может служить факт, когда в середине 1420-х гг. некий Деметрий в письме раскритиковал перевод «Этики» Аристотеля, осуществлённый Бруни. Ряд исследователей считают, что под именем Деметрий скрывался или Деметрио Скарано, секретарь Амброджо Траверсари, или даже Джанноццо Манетти, который имел греческий псевдоним Деметрий [3, с. 35]. К сожалению, письмо Деметрия не сохранилось, и о нём мы можем судить только по ответу самого Бруни. Стоит отметить, что попытка переработать и улучшить средневековые переводы Аристотеля в творчестве Бруни не являлась абсолютно новой: товарищ Бруни по учебе Роберто Росси около 1406 г. перевёл таким образом «Вторую Аналитику» Аристотеля, однако данный перевод не имел широкого распространения. Трактат автор поделил на 3 части: «и чтобы весь вопрос был понят лучше, объясню тебе, во-первых, что думаю относительно метода перевода. Потом изложу мои справедливые упреки [в адрес средневекового перевода]. В-третьих, покажу, что придерживаюсь манер ученых людей в разборе его [средневекового переводчика] ошибок» [2, с. 33].

Затем Бруни переходит к основным принципам перевода. Начинает он с того, что каждый переводчик должен идеально и безупречно знать оба языка: и тот, с которого переводит, и тот, на который делается перевод. Указывая на трудность перевода работ Платона и Аристотеля, Бруни четко разграничивает само значение слов, и их значение, «определённое употреблением» («ex consuetudine praeiudicata»), приводя ряд примеров из латыни. Данным принципом, на мой взгляд, Бруни исключает правильность дословного перевода («ad verbum») и склоняется к позиции перевода по смыслу («ad sensum») [4, с. 38]. Только переводчик, который «читал многую и различную литературу», не сможет быть введен в заблуждение при переводе отдельных устойчивых фраз и выражений. Также немаловажно, чтобы переводчик придерживался словоупотреблений и стиля наилучших латинских авторов, таких как Цицерон, Саллюстий, Тит Ливий и ряд других, и избегал «новизны прежде всего неподходящей и варварской». Иными словами, речь идёт о сохранении целостности классического латинского языка и недопустимости введения в него новых слов по своему усмотрению, будь то греческие слова или лексика из романских языков [5, с. 200]. Множество новых слов вошло в латинскую речь и литературу именно в Средневековье, а с наступлением эпохи Ренессанса многие гуманисты, отстаивая классический вариант латинского языка, с пренебрежением отбрасывали эти заимствования, считая их лишёнными элегантности и стиля: так, Лоренцо Валла в своих «Примечаниях к Новому Завету», критикуя Вульгату, часто исправлял оставленные непереведенными греческие слова латинскими вариантами [6, с. 143], то же самое делал и Манетти в своём переводе Нового завета, что доказало недавнее исследование [7, с. 20].

Большую значимость Бруни придаёт сохранению стиля оригинала при переводе, ибо каждому автору присущи свои характерные особенности: Цицерон отличался широтой и обилием слов, Саллюстий – краткостью, а Ливий – величием [2, с. 39]. То есть переводчик не может позволить себе укорачивать оригинальные предложения, в целом должен придерживаться синтаксической структуры оригинала: «ведь это наилучший способ перевода, если структура (figura) первоначального предложения как можно лучше будет сохранена, так, чтобы ни смыслу слов, ни словам – украшений не было в недостатке» [2, с. 45]. Такими рамками автор трактата очерчивает границы переводческой свободы. В качестве подтверждения важности сохранения оригинального стиля Бруни приводит обширные цитаты из работ Платона и Аристотеля, доказывая, что даже философы не гнушались многочисленными словесными фигурами и украшениями [2, с. 44].

Во второй части работы Бруни переходит к разбору недостатков средневекового перевода «Политики» и «Никомаховой этики» Аристотеля. Бруни яростно критикует подбор слов переводчика: например, слово «prolocutio» гуманист считает не встречающимся у проверенных латинских авторов и потому недопустимым при переводе; слово «loquuntur» во фразе «sapienter loquuntur» не имелось в греческом тексте и было добавлено переводчиком от себя; греческое слово «sophisma» означает не «sapientaiam» (мудрость) по-латыни, а «deceptionem et cavillationem» (обман и словесную хитрость) [8, с. 41]. Бруни, приводя вышеуказанные и множество иных примеров из средневекового перевода, наглядно демонстрирует невежество средневекового переводчика как в латыни, что явствует из неправильного и неточного подбора слов, так и в греческом языке. Подобные ошибки не только искажали стиль, но и смысл оригинала: так, слову «honorabilitas» (честь и уважение) средневекового перевода соответствовало греческое понятие имущественного ценза «timima», которое по-латыни называлось «census». Иными словами, у Аристотеля речь идёт об имущественном положении граждан, а никак не о моральных категориях чести и уважения. В конце второй части Леонардо Бруни жалуется на обилие в средневековом переводе оставленных без изменений греческих слов, которых «столь много, что перевод представляется каким-то полугреческим», при том, что «нет ничего в греческом языке, что не могло бы быть сказано по-латински» [2, с. 46]. В данном аспекте явственно проглядывает одно из важнейших расхождений гуманистов со схоластами: там, где первые стремились сохранить элегантность и изящество стиля оригинала при переводе именно на классическую цицероновскую латынь, вторые заботились о тщательном, дословном сохранении порядка слов и понятий оригинала, чтобы не допустить малейших искажений смысла при толковании текста [9, с. 100]. Если выразиться более коротко, гуманисты видели в своих переводах с греческого литературные произведения, а схоласты – что-то вроде учебных материалов или подстрочников [10, с. 20].

Третья и последняя часть трактата Бруни состоит всего из 1-го параграфа и, скорее всего, так и не была завершена. В данном параграфе автор отмечает, что сделанные им замечания не расходятся с позициями Цицерона и Иеронима относительно теории и практики перевода [2, с. 49]. Впрочем, то ли из-за незавершённости самого трактата, то ли из-за широкой известности взглядов Цицерона и Иеронима Стридонского на данную проблему в эпоху Бруни автор не приводит в заключительной части своего сочинения ни одной цитаты [10, с. 214].

В заключение хотелось бы высказать некоторые соображения о месте трактата Бруни в контексте его эпохи. Надо сказать, что сама позиция перевода «по смыслу», а не «по слову» высказывалась не только Бруни: например, Колюччо Салютати в письме к Антонио Лоски, планировавшему переделать перевод «Илиады», выполненный ранее Леонцио Пилато, писал: «я хотел бы, чтобы ты учитывал суть, не слова…», призывая руководствоваться знаменитой в то время цитатой из «Поэтического искусства» Горация «nec verbum verbo curabis reddere, fidus interpres» (словом слово переводить да не позаботишься, верный переводчик) [1, с. 34]. Эту же самую цитату Салютати использовал, комментируя перевод трактата Плутарха «О гневе» (De ira), выполненный Симоном Атуманусом [6, с. 11]. Важно отметить, что Салютати не знал греческого языка на высоком уровне и потому не мог оценить верность передачи греческого оригинала, потому он смотрел скорее на элегантность латинского текста перевода. Противником дословного перевода был и Мануил Хрисолор, учеником которого, как указано в начале статьи, был и Леонардо Бруни. Переводческая позиция Хрисолора известна нам лишь из замечания его ученика Ченчо де Рустичи, изложенная им в предисловии к переводу работы Аристида «О Вакхе»: «Говоря кое-что о природе переводчика, Мануил, будучи человеком без сомнения божественным, полагал, что дословный перевод абсолютно неприемлем. Он утверждал, что такой перевод не только абсурден, но иногда мог совершенно исказить греческое предложение. Он говорил, что надо переводить по предложению (ad sententiam) так, чтобы те, кто работают над переводом, установили себе законом никак не изменять характерности (proprietas) греческого языка» [8, с. 96]. Как мы видим, подход Хрисолора был живо воспринят его учениками, что довольно заметно на примере рассмотренного мной трактата Леонардо Бруни. Стоит отметить, что Бруни изложил некоторые замечания по поводу теории перевода и в предисловиях к своим изданиям античных авторов. Однако в отличие от своих предшественников, Салютати и Хрисолора, Бруни абсолютно не отмахивался от дословного перевода. В предисловии к «Федону» Платона, выпущенному примерно в 1400 г., то есть приблизительно за 20 лет до написания работы «О правильном переводе», Бруни писал: «Во-первых я сохраняю предложения таким образом, что нисколько от них не отхожу. Затем, если я могу перевести слово словом без всякой нескладности и абсурдности, то с удовольствием это делаю; если же не могу, то не настолько боюсь, чтобы считать, что впадаю в преступление оскорбления величества, если при сохранении предложения несколько отхожу от слов [оригинала], чтобы избежать абсурда. Это самое мне приказывает делать и Платон, который, считаясь у греков красноречивейшим, конечно же не может у латинян выглядеть неприемлемо» [2, с. 243].

Также считаю нужным сказать несколько слов о влиянии трактата на интеллектуальную среду эпохи Бруни, равно как и о следовании им самим изложенным в трактате принципам. Леонардо Бруни в своей практике (хотя об этом он не упомянул в рассмотренном здесь трактате) различал «commentaria» (комментарии) и «interpretatio» (перевод). В 1443 г. в письме к Франческо Барбаро Бруни писал о своём переложении «Войн с готами» византийского историка Прокопия Кесарийского: «У этого писателя я взял материал не как переводчик, но, взяв у него информацию, расположил её по своему усмотрению и передал её своими, а не его, словами» [9, с. 244]. Анализ данного переложения «Войн с готами», выполненный современными британским учёным Полом Ботли, показывает, что здесь Бруни применял совершенно другие критерии: он по собственному суждению удалял многочисленные отступления Прокопия на различные темы, добавлял свои замечания и оценки описанных историком событий, изменял названия и т.п. [4, с. 65] Данный подход и его чёткое разграничение с переводом позволяют сказать, что переводческие взгляды Бруни не позволяли ему вольно обходиться с текстом при его переводе, для этого он выбирал жанр, названный им комментариями, который, он, кстати, ясно отличает от жанра истории.

Если говорить о влиянии работы «О правильном переводе» на умы современников, то наиболее значимой вехой следует назвать вызванную трактатом полемику между самим Бруни и испанцем Алонсо да Картахена, епископом Бургоса. Несмотря на то, что, по-видимому, трактат Бруни не имел широкого хождения (об этом свидетельствует тот факт, что сохранилось всего 9 копий XV в.), с его содержанием, возможно, сумел ознакомиться пребывавший в Испании Картахена [9, с. 100-101]. Приблизительно в 1430 г. епископ Бургоса написал небольшое сочинение, где раскритиковал перевод Бруни «Этики» Аристотеля [10, с. 215]. Алонсо отметил презрение Бруно к предыдущим средневековым переводам: «словно не то, что полного ошибок, а будто вообще никакого перевода и не было» [2, с. 289]. Бруни в своих письмах кратко защитился от нападок, заявляя, что добрая воля и благочестие средневековых переводчиков не делает их хорошими учёными [2, с. 167].

Итак, подводя итог, можно сказать, что трактат Леонардо Бруни «О правильном переводе», являясь первым в своём роде трактатом о теории перевода, известным нам со времён Античности, дал основные теоретические установки для переводчика, отстаивал перевод по смыслу, а не дословный вариант, задал высокую планку необходимых знаний греческого и латыни. Примечательно, что трактат был написан в эпоху бурной переводческой деятельности в Италии, и дальнейшие исследования в данной сфере помогли бы выяснить, насколько сама переводческая практика Леонардо Бруни соответствует его теоретическим установкам, изложенным в работе «О правильном переводе», а также какое влияние оказал трактат на переводческую практику современников Бруни, таких как, например, Джанноццо Манетти и Лоренцо Валла.


Список литературы

1. Accame Lanzillotta, Maria. Leonardo Bruni traduttore di Demostene: La ‘Pro Ctesiphonte’. Genoa: Istituto di filologia classica e medievale, 1986. – 410 p.
2. Baron, Hans. Leonardo Bruni Aretino, humanistisch-philosophische Schriften. Wiesbaden: Sändig, 1969. – 430 p.
3. Berti, Ernesto, and Antonella Carosini. Il Critone latino di Leonardo Bruni e di Rinuccio Aretino. Florence: Olschki, 1983. – 382 p.
4. Botley, Paul. Latin Translation in the Renaissance: The Theory and Practice of Leonardo Bruni, Giannozzo Manetti and Desiderius Erasmus. Cambridge Classical Studies. Cambridge: Cambridge University Press, 2004. – 298 p.
5. Fubini, Riccardo. L’Umanesimo italiano e i suoi storici. Milan: Franco Angeli, 2001. – 405 p.
6. Griffiths, Gordon, James Hankins, and David Thompson. The Humanism of Leonardo Bruni: Selected Texts. Binghamton (NY): Medieval & Renaissance Texts & Studies in conjunction with the Renaissance Society of America, 1987. – 565 p.
7. Harth, Helene. “Leonardo Brunis Selbstverständnis als Übersetzer.” Archiv für Kulturgeschichte 1 (1968): p. 41–63.
8. Nida, Eugene A. Toward a Science of Translating. Leiden: Brill, 1964. – 398 p.
9. Pade, Marianne. “The Place of Translation in Valla’s Thought.” Classica et Mediaevalia 35 (1984): p. 285–306.
10. Rener, Frederick M. Interpretatio: Language and Translation from Cicero to Tytler. Amsterdam: Rodopi, 1989. – 617 p.

Расскажите о нас своим друзьям: