Литература народов стран зарубежья | Филологический аспект №6 (38) Июнь, 2018

Поэтика аллитерационных стихотворений в романе «Властелин Колец» Дж.Р.Р. Толкина

Афанасьев Владимир Алексеевич
студент, Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики – Нижний Новгород», РФ, г. Нижний Новгород, svintrups@gmail.com
Зусман Валерий Григорьевич
доктор филологических наук, профессор, Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики – Нижний Новгород», РФ, г. Нижний Новгород, vzusman@hse.ru

Аннотация: Статья посвящена особенностям аллитерационной поэзии в романе «Властелин Колец» Дж.Р.Р. Толкина, представленной 9 текстами. В исследовании затрагиваются малоизученные аспекты стихотворений: связь их друг с другом и с художественным целым романа, метрика, типологическое и жанровое сходство с образцами древнеанглийской литературы. Автором представлена попытка выявления черт поэтики аллитерационных стихотворений, в той или иной мере характерных для каждого из текстов и, в частности, свойственных поэзии Рохана. Некоторые произведения подвергаются достаточно подробному анализу, показывающему внутреннее устройство художественного мира романа и отчасти иллюстрирующему способы поддержания иллюзии реальности, использованные Дж.Р.Р. Толкином, а также некоторые особенности взаимоотношения автора и читателя внутри романа.
Ключевые слова: аллитерационная поэзия, поэтика, Толкин, древнеанглийская поэзия, прозиметр

Afanasev Vladimir Alekseevich
student, National Research University Higher School of Economics – Nizhny Novgorod, Russia, Nizhny Novgorod
Zusman Valery Grigorevich
Doctor of Philological Sciences, Professor, National Research University Higher School of Economics – Nizhny Novgorod, Russia, Nizhny Novgorod

Abstract: The article is dedicated to the features of alliterative poetry in the novel “The Lord of the Rings” by J.R.R. Tolkien represented by 9 texts. In this research paper, the following little-studied aspects of the verses are considered: the connection between different poems and between some poems and the whole novel, metrics, typological and genre similarity to the patterns of Old English literature. The author tries to reveal the elements of poetics of alliterative verses, that are inherent to all these texts and to the poetry of Rohan in particular. Some texts are thoroughly analysed from the point of the inner structure of the imaginary world represented in the novel. Partially, the analysis illustrates the devices that Tolkien used to sustain the illusion of reality and depicts some peculiarities of the correlation between the author and the reader in the novel.
Keywords: alliterative poetry, poetics, Tolkien, Old English poetry, prosimetrum

Роман «Властелин Колец» Дж.Р.Р. Толкина является сложным прозиметрическим единством, в котором соотношение поэтического (стихового) и прозаического начала вызывает разнообразные пограничные явления. Одним из таких для современного читательского восприятия оказывается аллитерационная поэзия, метрически близкая к прозе благодаря тоническому началу, то есть относительной слоговой свободе. Кроме того, все метрические типы, лежащие в основе двуударных полустиший, широко представлены и в прозе, как древнеанглийской, так и в современной английской. Эвфонической основной аллитерационного стиха является созвучие корневых согласных или гласных, но сильная (обязательно предударная или ударная) позиция аллитерирующего звука, обусловленная самим характером просодии древнегерманских языков, в которых бытовал этот стих, задаёт связь звука и метра, а выделение семантически значимых лексем, как правило попадающих под ударение, задаёт соотношение этих составляющих и со смыслом. Такой связью и её языковой обусловленностью определяется основная специфика аллитерационной поэзии, делающая её сложной как для перевода, так и для реконструкции, к примеру, на современном английском.

Все поэтические тексты в романе «Властелин Колец» (73 стихотворений, а если учитывать повторы и вариации одного и того же произведения, то 83 или, по другим подсчётам, 95 [2]) являются стихами или песнями, исполняемыми персонажами, и только за редким исключением более поздними по отношению ко времени повествования текстами, причём даже в этом случае они всецело принадлежат художественному миру «Властелина Колец», являясь важными (если не важнейшими) элементами культуры вымышленных народов наряду с паремиологическим фондом и ономастиконом. Стихотворения в романе внутренне неотделимы от прозаического текста, но внешне представляют собой вполне самостоятельные художественные единицы – здесь Дж.Р.Р. Толкин вполне «классичен» по отношению к традиционным прозиметрам. Переход от прозы к стихам в его произведении почти всегда подготавливается не ритмически, а только стилистически.

Тем не менее, граница между стихом и прозой во «Властелине Колец» не просто проницаема, а даже совершенно отсутствует с точки зрения архитектоники романа и мифопоэтической модели, по которой строится его  художественный мир. Стихотворная речь органично вплетается в прозаическую, что подтверждается несколькими текстами, со всей очевидностью носящими импровизационный характер (“Lament for Boromir”). Можно даже высказать предположение, что взаимодействие поэзии и прозы в романе «Властелин колец» построено по принципу музыкальности.

Некоторые поэтические произведения сообщают сюжетно важную информацию, предваряя изложенные в прозе события (пророчества и загадки) или описывая уже произошедшие события (некоторые образцы роханской поэзии, относящиеся к исключениям с точки зрения непосредственной включенности в повествование). Другие тексты повествуют о далёких временах Первой эпохи Средиземья и подчёркнуто фрагментарны, как, например, песня о Берене и Лютиэн; “it is a long tale of which the end is not known; and there are none now, except Elrond, that remember it aright as it was told of old” [8, т. 1, с. 252] – так говорит Арагорн перед её исполнением. Внешне простые и незамысловатые стихи и песни хоббитов заключают в себе важные для понимания романа образы и символы (в особенности стихотворение “The Road Goes Ever On and On” во всех его вариантах).

Творческая история поэтических текстов и их связь с более ранними сочинениями Толкина не попадает в поле настоящего исследования – достаточно отметить, что почти все стихотворения и песни были написаны специально для романа уже состоявшимся поэтом и прозаиком. Стихотворения во «Властелине Колец» характеризуются жанровым, стилистическим и ритмическим разнообразием, определяющимся, как правило, особенностями культуры того или иного вымышленного народа, за которым оказывается закреплена определённая поэтическая традиция.

Аллитерационная поэзия в романе представлена всего 9 текстами, 7 из которых принадлежат культуре рохиррим (народ Рохана). По справедливому замечанию Т. Шиппи культура этого народа напоминает англосаксонскую или готскую [3, с. 112] – это отразилось и в форме образцов устной поэзии рохиррим, для которых Толкин использовал древнеанглийский аллитерационный стих, с большой точностью реконструированный им в современном английском. Хотя большинство аллитерационных произведений автора, написанных в период с 1920 по 1930 годы, остались неоконченными (“The Fall of Arthur”, “The Lay of the Children of Hurin”, многочисленные наброски и фрагменты), именно Толкина можно назвать одним из выдающихся реконструкторов аллитерационного стихосложения наряду с К.С. Льюисом и У.Х. Оденом. Будучи специалистом по древнеанглийской поэзии, Толкин уделял особое внимание метрической составляющей стиха, при построении полустроки часто используя «хореический» тип А (по классификации Сиверса), наиболее характерный для ритмики англосаксонского языка вообще. Кроме того, соблюдая правила аллитерации и избегая использования слов, имеющих латинское и французское происхождение, Толкин в определённой степени воссоздал звуковой эффект, производимый аутентичными древнеанглийскими поэмами, и, более того, передал неразрывную связь метра, звука и смысла [1, с. 186], благодаря которой между аллитерирующими словами устанавливается соотношение, по силе и убедительности равное генетическому (этимологическому).

Аллитерационные стихотворения во «Властелине Колец», в которых толкиновские эксперименты с древнеанглийским стихом нашли своё завершение, отличаются особенной формальной строгостью (в одном из писем сам Толкин отзывался о них как о “written in the strictest form of Anglo-Saxon alliterative verse” [9, с. 248]). Тем не менее, все тексты отличаются метрическим разнообразием с преобладанием типа A, что заметно уже во втором из встречающихся в романе стихотворений – это краткий призыв к оружию (воззвание к воинам), провозглашаемый королём Рохана Теоденом (в скобках указан метрический тип каждой из кратких строк):

(B)Arise now, arise, Riders of Théoden!(A)

(D)Dire deeds awake, dark is it eastward.(A)

(B)Let horse be bridled, horn be sounded!(A)

(D)Forth Eorlingas! [8, т. 3, с. 143]

Воинское воззвание можно рассматривать как особый жанр роханской поэзии; во всяком случае, его устойчивость и формульность не вызывают сомнений. Так, в пятой книге Теоден, король Рохана, перед битвой на Пеленнорских полях использует другую вариацию этого боевого клича (предикат “fell” вместо “dire”, имея более угрожающую эмоциональную окраску, маркирует ситуацию перед боем):

Arise, arise, Riders of Théoden!

Fell deeds awake: fire and slaughter!

spear shall be shaken, shield be splintered,

a sword-day, a red day, ere the sun rises!

Ride now, ride now, Ride to Gondor! [8, т. 5, с. 124]

Рохиррим прибегают к импровизированным (но при этом, по всей видимости, канонизированным в подчёркнуто устной традиции) поэтическим высказываниям даже в бою (такая поэтическая условность очень характерна для некоторых исландских саг [4]). Так, найдя Теодена умирающим, Эомер, его племянник, произносит такую речь:

Mourn not overmuch! Mighty was the fallen,

Meet was his ending. When his mound is raised,

Women then shall weep. War now calls us! [8, т. 5, с. 132]

Нарочито скупые и лаконичные, но исполненные внутренней силы слова Эомера призваны утешить воинов и выступают как сильное средство преодоления отчаяния, впрочем, не возымевшее действия на самого предводителя (“yet he himself wept as he spoke” [8, т. 5, с. 132]), который осматривает павших, перечисляя их имена и вскоре замечает свою сестру среди тел.  Другую речь он произносит (вернее, поёт), уже будучи окружён врагами, но всё более ожесточаясь сердцем:

Out of doubt, out of dark to the day's rising

I came singing into the sun, sword unsheathing.

To hope's end I rode and to heart's breaking:

Now for wrath, now for ruin and a red nightfall! [8, т. 5, с. 137]

Эти слова, полные отчаянной бравады (древнеангл. ofermod), перекликаются с известными строками из «Битвы при Мэлдоне» (Hige sceal þē heardra, / heorte þē cēnre, // mōd sceal þē māre, / þē ūre mægen lytlað [7, с. 15]) и в полной мере выражают этику «северного мужества». Погребальная песня Теодена, исполняемая менестрелем Глеовином в шестой книге романа, имеет совсем иную эмоциональную окраску:

Out of doubt, out of dark, to the day's rising

he rode singing in the sun, sword unsheathing.

Hope he rekindled, and in hope he ended;

over death, over dread, over doom lifted

out of loss, out of life, unto long glory. [8, т. 6, с. 110]

Несмотря на то, что два первых стиха этой песни совпадают с соответствующими стихами песни Эомера (что вновь подтверждает формульность и закреплённость в традиции отдельных выражений), особенно показательно различие между этими текстами. Воспевание Теодена окрашено в те же тона, что и плач по Беовульфу в финале известнейшей древнеанглийской поэмы. Король получает ёмкую характеристику «возжёгшего надежду», достойную чуть ли не христианского монарха или святого, и «возвысившегося над смертью, страхом и судьбой» (doom) – это более «языческая» составляющая идеала. Слово loss также имеет христианские коннотации в данном контексте; аллитерируя с жизнью (life), оно создаёт смысловое единство «бренная, суетная жизнь», противопоставляемое долгой (или, скорее, вечной) славе Теодена, измеряемой боевыми подвигами короля, иначе говоря, основе всей концепции «северного мужества», уважаемой Толкином [5, с. 20]. Тем не менее, ища в своём творчестве срединный путь «между Ингольдом и Христом» (то есть определённым образом совмещая языческую и христианскую этики), он видел несомненную опасность в том отчаянном ожесточении, которое заметно по односторонне «языческой» песне Эомера. Контрастность двух текстов дополнительно подчёркивается ближайшим окружением такой важной лексемы в словаре Толкина как “hope” (“To hope’s end I rode” противопоставляется “Hope he rekindled”).    

Два оставшиеся сравнительно большие произведения, принадлежащие роханской культуре, анахроничны по отношению к повествованию, то есть приводятся в тексте как сочинённые позднее описываемых событий. Так автором создаётся эпическая дистанция, необходимая для возникновения более пространных песен, нежели погребальная (хотя, вероятно и она приводится не полностью – подчёркнутая фрагментарность многих стихотворений во «Властелине Колец» уже отмечалась ранее). Первая из этих песен “From dark Dunharrow…” (“Lament for Théoden”) оканчивается следующими стихами:

Doom drove them on. Darkness took them,

horse and horseman; hoofbeats afar

sank into silence; so the songs tell us. [8, т. 5, с. 69]

Последняя полустрока дополнительно указывает на вторичность более позднего сочинения, основанного на песнях, современных описываемому событию. Это лишь один из многих способов – незаметных, но действенных – которыми Толкин придаёт поэтической традиции вымышленных народов эффект глубины, представляя при этом совсем незначительное количество поэтических текстов и заставляя читателя поверить в существование других песен, которые якобы просто не приведены в романе (вообще многомерная позиция автора по отношению к реципиенту во «Властелине Колец» заслуживает отдельного рассмотрения [6, с. 34-40]).

Зачин второй песни (“The Song of the Mounds of Mundburg”) “We heard of the horns in the hills ringing” устанавливает неявные параллели с началом «Беовульфа», также апеллирующему к читателю, знакомому с описываемыми событиями и их героями, но уже отделённому от них неопределённой дистанцией. Поскольку эта песня расположена в конце главы The Battle of the Pelennor Fields, можно предположить, что благодаря подобному зачину автор приглашает читателя испытать чувства, напоминающие (хотя бы отдалённо) эмоции слушателя англосаксонских поэм, и интерес не столько к самим событиям и их участникам (которые и так известны), но и к их поэтическому воплощению. При этом “The Song of the Mounds of Mundburg”, как и всякая эпическая песня, дополняет повествование – некоторые из имён погибших воинов упоминаются только в этом тексте (Хардинг, Деорфин, Хирфара, Херубранд и другие).

Если рассматривать две песни не как части одного целого (гипотетической героической песни о последнем походе Теодена), а как два самостоятельных произведения, то в их поэтике можно найти много общего. Обе элегичны по своему настроению и полны имён собственных (непременного элемента эпоса).

Так, в первой, более нарративной, перечисляются названия земель, которые миновало воинство Теодена:

Forth rode Théoden. Five nights and days

east and onward rode the Eorlingas

through Folde and Fenmarch and the Firienwood,

six thousand spears to Sunlending,

Mundburg the mighty under Mindolluin [8, т. 5, с. 69]

Во второй песне, близкой по жанровым признакам к плачу или элегии, приводятся имена павших на Пелленорских полях. Ономастика активно включается в аллитерацию, создавая целые ряды (небольшие перечни-тулы):

…Harding and Guthláf,                           

Dúnhere and Déorwine, doughty Grimbold,

Herefara and Herubrand, Horn and Fastred [8, т. 5, с. 140]

Каждая песня, несмотря на её «анахроничность», находится в сильной позиции по отношению к повествованию. Первая служит для поддержания напряжения, а вторая венчает описание битвы на Пеленнорских полях, выступая уже в качестве «разрядки» и замедления нарратива. Такое различие настроений и позиций отражается и в образной системе. Так, в “Lament for Theoden” особенно важным является образ мрака, возникающий в начале (“From dark Dunharrow in the dim morning…”) текста и закольцовывающий его окончание (три последних стиха приведены выше) в разном словесном обрамлении, причём свет, часто встречающийся в дескриптивных фрагментах «Властелина Колец» в качестве противостоящей мраку силы, здесь отсутствует, что создаёт атмосферу, близкую к пугающей безнадёжности, и словно предрекающей кончину короля. Для песни “The Song of the Mounds of Mundburg” характерны в буквальном смысле более яркие тона, связанные с символикой огня (“War was kindled”), света (“The sword shining in the South kingdom”) и крови:

Death in the morning and at day's ending

lords took and lowly. Long now they sleep

under grass in Gondor by the Great River.

Grey now as tears, gleaming silver,

red then it rolled, roaring water:

foam dyed with blood flamed at sunset;

as beacons mountains burned at evening;

red fell the dew in Rammas Echor. [8, т. 5, с. 139-140]

Даже на основании такого краткого анализа можно проследить следующие особенности роханской аллитерационной поэзии: формульность, заметную даже при малом количестве поэтических текстов благодаря текстуальным совпадениям, тесную связь с англосаксонской поэзией (не только типологическую, но и, по всей видимости, реминисцентную) и фонетическую, метрическую и синтаксическую выверенность. Тем не менее, аллитерационная поэзия во «Властелине Колец» не ограничивается только роханской традицией.

Самый первый аллитерационный текст, встречающийся в романе, цитируется энтом Древобрадом и является списком живущих существ, в который, однако, не включены хоббиты, что вызывает изумление Старейшего, не способного распознать обнаруженных им существ. По словам энта, перечень он узнал от эльфов, будучи молод [8, т. 3, с. 72], что было задолго до появления народа рохиррим и даже их дальних предков. Сам текст фрагментарен и состоит из 3 частей, связь между которыми неизвестна. В первом отрывке (без сомнения, начальном) перечисляются четыре Свободных народа Средиземья, причём каждому уделяется по одной долгой строке:

Learn now the Lore of Living Creatures!

First name the four, the free peoples:

Eldest of all, the elf-children;

Dwarf the delver, dark are his houses;

Ent the earthborn, old as mountains;

Man the mortal, master of horses. [8, т. 3, с. 72]

Далее Древобрад пропускает неопределённое количество стихов и продолжает перечисление, становящееся при этом более ёмким и ритмичным, животными:

Beaver the builder, buck the leaper,

Bear bee-hunter, boar the fighter;

Hound is hungry, hare is fearful [8, т. 3, с. 72]

Последний небольшой фрагмент также содержит названия и характеристики живых существе:

Eagle in eyrie, ox in pasture,

Hart horn-crownéd; hawk is swiftest,

Swan the whitest, serpent coldest... [8, т. 3, с. 72]

Такой на первый взгляд незамысловатый перечень восходит к одной из самых древних форм поэтического искусства – мнемонической, соединяющей прагматическую функцию запоминания с эстетической. Список энтов во многом воспроизводит поэтику англосаксонских гномов (т.е. гномических стихов) и тул, основанную на перечислении существ или предметов с их краткой характеристикой [1, с. 185-186]. В данном случае конструкция предиката настолько сжата, что укладывается в одно слово, выступающее как поэтический синоним (хейти в исланской поэзии) или перифраза (кённинг). При сравнительно небольшом объёме приводимого текста (разумеется, в своём полном виде перечень был бы гораздо длиннее) примечательно разнообразие характеристик – встречаются прилагательные в обычной и превосходной степени (hunger, fearful; swiftest, coldest) и существительные, указывающие на «род деятельности» (fighter, bee-hunter) или на место обитания (in eyrie, in pasture). 

Долгий Список энтов имеет, по всей видимости, расширенную версию, в которой характеристике каждого из существ отводится дополнительный стих. Такое суждение можно вывести из позднее цитируемого Древобрадом фрагмента обновлённого перечня, в который были добавлены хоббиты:

Ents the earthborn, old as mountains,

the wide walkers, water drinking;

and hungry as hunters, the Hobbit children,

the laughing-folk, the little people [8, т. 3, с. 233].

Не исключено, однако, что энт сам начал расширять «каталог» новыми добавлениями – так или иначе сама поэтика его располагает к почти бесконечному нанизыванию объектов и их предикатов, выступающих абсолютно равноправными сущностями, если не считать устойчивого канонизированного начала. Этим и определяется особое место Списка в ряду других аллитерационных стихотворений во «Властелине Колец». Кроме того, происхождение этого текста свидетельствует о том, что внутри художественного мира романа аллитерационная традиция гораздо древнее поэзии рохиррим и восходит к эльфам (“Eldest of all”).

Второе аллитерационное произведение принадлежит жанру пророчества, также представленного в романе несколькими текстами, но только единожды встречающегося в форме аллитерационного стихотворения (хотя в черновых вариантах романа и он не имел такой формы). Слова Мальбета Провидца (Malbeth the Seer’s Words), жившего задолго до событий «Властелина Колец», цитируются Арагорном и относятся к его собственной судьбе:

Over the land there lies a long shadow,

westward reaching wings of darkness.

The Tower trembles; to the tombs of kings

doom approaches. The Dead awaken;

for the hour is come for the oathbreakers:

at the Stone of Erech they shall stand again

and hear there a horn in the hills ringing.

Whose shall the horn be? Who shall call them

from the grey twilight, the forgotten people?

The heir of him to whom the oath they swore.

From the North shall he come, need shall drive him:

he shall pass the Door to the Paths of the Dead. [8, т. 5, с. 51]

О Мальбете Провидце, «авторе» этого текста, известно очень немного – немногим больше того, что сообщает Арагорн. В приложениях к роману Толкин указывает, что Мальбет жил во времена короля Арвендуи (последнего короля Арнора – северного королевства дунэдайн) более 1000 лет назад по отношению ко времени повествования. Таким образом, текст представляет собой осколок забытой северной аллитерационной традиции в её арнорском варианте. Эта традиция, впрочем, продолжается поэзией Рохана, являясь её предком или выходя с ней из одного корня, что подтверждается почти полным текстуальным совпадением выделенной строки с началом уже рассмотренной “The Song of the Mounds of Mundburg”. Это не может быть одним только доказательством формульности обеих традиций, а скорее служит неявным, но тем более примечательным указанием на их родственность.

Предсказание, выраженное именно аллитерационными стихами, звучит особенно отчётливо, а постоянное повторение конструкции с модальным глаголом “shall” нагнетает ощущение неизбежности, сопутствующее всяческому пророчеству, пронизанному, к тому же, неясными намёками (“the Tower trembles”, “The Dead awaken”). Гном Гимли, несколько снижая мрачный пафос предсказания, комментирует эти слова так: “Dark way, doubtless <...> but not darker than these staves are to me” [8, т. 5, с. 51]. Сходные чувства, по замыслу Толкина, должен испытывать и читатель: туманные слова о мертвецах, неизвестный топоним (Stone of Erech), неясная Башня (это может быть и башня Саурона Барад-Дур, и башня Гондора) – это поле неопределённости не может не вызвать недоумение вперемешку с мрачными предчувствиями. Со Словами Мальбета, как видно, связан пример снижения стилистического регистра и выполнение Гимли функций посредника и выразителя читательской реакции (хотя в большинстве случаев, как отмечает Т. Шиппи, роль подобных «медиаторов» играют хоббиты [3, с. 220]).

Тем не менее, на протяжении пятой книги пророчество последовательно выполняется, проясняясь для читателя: «тень» – воплощается в тучах, которые Саурон насылает на Минас-Тирит, под Башней подразумевается именно этот город, а рок, приближающийся к склепам королей, явлен в смерти Денетора и обрушении Рат Динен. Тем не менее, ни об одном из этих событий нельзя догадаться исходя только из текста прорицания (что отличает его, например, от стихотворения Бильбо об Арагорне) – Толкин поддерживает иллюзию дистанции между временем изречения пророчества и его выполнением.

Два рассмотренных текста значительно расширяют аллитерационную традицию, изображённую в романе «Властелин Колец» как в хронотопическом аспекте, так и в жанровом отношении, а также вносят значительный вклад в представление об особенностях поэзии мира Толкина в целом. Кроме того, Слова Мальбета и Долгий Список энтов ярко демонстрируют широкие жанровые возможности реконструированного аллитерационного стиха и дополняют жанровую палитру аллитерационной поэзии «Властелина Колец».

Стилистика рассматриваемых произведений, как и всего романа, во многом определяется не только творческим методом Толкина (в котором филологический подход к художественному слову совмещается с фоноэстетическим), но и его воззрениями на перевод памятников англосаксонской литературы. В частности, по поводу перевода «Беовульфа» Толкин высказывался следующим образом: “If you wish to translate, not re-write, Beowulf, your language must be literary and traditional: not because it is now a long while since the poem was made, or because it speaks of things that have since become ancient because the diction of Beowulf was poetical, archaic, artificial (if you will), in the day that the poem was made” [8, с. 54]. Избегая и разговорного стиля, и чрезмерной архаизации, Толкин использовал общеупотребительные поэтические слова древнеанглийского происхождения, не стремясь «украсить» стих диалектизмами или «мёртвыми» словами. В аллитерационной поэзии использование даже самых простых лексических единиц в ударных аллитерирующих позициях оказывается оправдано уже одним созвучием – особенный контрастных эффект вызывает звуковое сопряжение такого простого слова с именем собственным, в особенности с незнакомым читателю (в случае Толкина это имена на вымышленных языках, прежде всего, на эльфийских). Последний стих “The Song of the Mounds of Mundburg” (“Red fell the dew in Rammas Echor”) является ярким примером подобного сочетания, составляющего ещё одну специфическую черту поэтики стихотворных текстов в романе, причём не только аллитерационных.

Итак, аллитерационные стихотворения во «Властелине Колец» оказываются объединены не только по формальным стиховым признакам и по строгости их соблюдения, но и включены в единую традицию, жизнеподобие которой поддерживается, с одной стороны, фрагментарностью и диахроничностью по отношению ко времени повествования, а с другой – жанровым и типологическим сходством с памятниками древнегерманской литературы. Между отдельными произведениями можно наблюдать текстуальные совпадения, углубляющие изображаемую традицию. Несмотря на небольшое количество текстов, аллитерационная поэзия предстаёт как полноценная часть фольклорно-мифологического импликационала романа и как наиболее яркая составляющая его прозиметрической ткани.

1. Смирницкая О.А. Поэтическое искусство англосаксов. / Древнеанглийская поэзия. / Изд. подг. О.А. Смирницкая, В.Г. Тихомиров. – М.: Наука, 1982. – С. 171-232.
2. Bartoňková D. Prosimetrum, The Mixed Style, in Tolkien’s Work The Lord of the Rings // Sborník prací Filozofické fakulty brněnské university, 2008. – № 13. – 5-21 pp.
3. Shippey T.A. The Road to Middle-earth. – London: HarperCollins, 1992.
4. Phelpstead C. “With chunks of poetry in between”: The Lord of the Rings and Saga Poetics // Tolkien Studies, 2008. – № 5. – 23-38 pp.
5. Tolkien J.R.R. The Monsters and The Critics and Other Essays. / Ed. Ch. Tolkien. – London: HarperCollins, 1997.
6. Turner A. Translating Tolkien. Philological Elements in The Lord of the Rings. – Frankfurt am Main: Europaischer Verlang der Wissenschaften, 2005.
Список источников
7. The Battle of Maldon and Short Poems from Anglo-Saxon Chronicle. – Boston: Heath, 1904.
8. Tolkien J.R.R. The Lord of The Rings. – London: HarperCollins, 2012. – Vols. 1-7.
9. Tolkien J.R.R. The Letters. / Ed. H. Carpenter. – L.: HarperCollins, 1995.