Прикладная и математическая лингвистика | Филологический аспект №05 (61) Май 2020

Вербальная и невербальная агрессия в международном политическом дискурсе

Кириченко Анастасия Павловна
студентка3 курса факультета иностранных языков, Брянский государственный университет им. И.Г. Петровского, РФ, г. Брянск, ana.kirichenko@yandex.ru
Селифонова Елена Дмитриевна
к.филол.н, доцент кафедры теории английского языка и переводоведения, Брянский государственный университет им. И.Г. Петровского, РФ, г. Брянск, idiomal@yandex.ru

Аннотация: В статье представлены результаты социолингвистического исследования в области вербальной и невербальной агрессии. На примере выступлений политических и общественных деятелей на ведущих международных площадках анализируются случаи вербальной и невербальной агрессии, которые используются для манипулирования общественным сознанием. Автор рассматривает манипуляцию общественным сознанием как разновидность языкового преступления.
Ключевые слова: эколингвистика, вербальная агрессия, невербальная агрессия, манипулирование, общественное сознание, языковое преступление

Kirichenko Anastasia Pavlovna
3rd year student, Foreign Languages Faculty, Bryansk State University named after I.G. Petrovsky, Russia, Bryansk
Selifonova Elena Dmitrievna
PhD in Philology, assistant professor of the English language theory and translation theory department, Bryansk State University named after I.G. Petrovsky, Russia, Bryansk

Abstract: This article describes the results of sociolinguistic research in terms of verbal and non-verbal aggression. The cases of verbal and non-verbal aggression which is used for the manipulation of the social conscience are analyzed in the speeches of politicians and public personalities given on the international arena. The author considers manipulation of the social conscience as a kind of a language offence.
Keywords: ecolinguistics, verbal aggression, non-verbal aggression manipulation, social conscience, language offence

В данный момент мир сталкивается с невероятным количеством проблем разного характера: экономический кризис, политические разногласия, социальные и этнические волнения, пандемия COVID-19. На этом фоне происходят неизбежные глобальные и, к сожалению, иногда необратимые изменения, прямо или косвенно влияющие на жизнь мирового социума. Общество все больше становится зависимым не только от цифровых технологий, как в случае с вынужденным переходом в виртуальное пространство в целях борьбы с COVID-19,  но и политтехнологий, которые используются в политическом и международном дискурсе для решения конкретных общественно или индивидуально значимых задач. Именно второй тип технологий способен оказать необходимое воздействие на общественное сознание – убедить, отвлечь, заставить поверить ложным фактам и политическим домыслам.

Анализ публичных выступлений на международном уровне показывает, что речевая агрессия вербального и невербального характера является одним из наиболее распространенных типов языковых преступлений, используемых политическими и общественными деятелями для осуществления эффективного процесса манипуляции общественным сознанием путем создания ложной картины мира.

Являясь средством осмысления социокультурного опыта, событийный поток в СМИ помогает человеку ориентироваться в постоянно меняющихся условиях. Медиапространство может оказывать как положительное, так и отрицательное влияние на психоэмоциональное состояние и представление о мире отдельных граждан и на общество в целом [4].

Негативное влияние медиапространства манифестируется в нарушении речевых норм и постулатов вежливого общения, когда доминирование негативного контента в новостном пространстве наносит социуму психологическую травму, провоцируя рост отрицания важности институтов власти, в ощущении дискомфорта, падении интереса к институтам гражданского общества, создании ложной картины мира [7, 10, 11].

На протяжении человеческой истории языковые манипуляции являются одним из самых распространенных методов дипломатического и политического дискурса. Под манипуляцией мы понимаем психологическое воздействие, искусное исполнение которого ведет к скрытому возбуждению у другого человека намерений, не совпадающих с его актуально существующими желаниями.

Принимая во внимание особенности политического дискурса, можно сказать, что стратегия языковой манипуляции была, есть и будет крайне популярна в периоды пропаганды против какого-нибудь врага – истинного или вымышленного. В течение XX-XXI веков к стратегии языковой манипуляции общественным сознанием не раз прибегали в Старом и Новом Свете.

Примерами установленных и неоспоримых по характеру языковых манипуляций общественным сознанием в XX веке являются ситуации в Германии 1936 года, когда многолетнее существование нацизма привело к интенсивному языковому манипулированию общественным национальным сознанием. Во второй половине XX века правительство США использовало языковое манипулирование глобальным общественным сознанием в вопросах, связанных с агрессией США в Вьетнаме. В прессе предпринимались меры, чтобы успокоить общественность. Например, «вьетнамский английский» (то есть язык этих публикаций) стал копилкой эвфемизмов. Такие примеры, как pacification / умиротворение – ‘полное уничтожение’, protective reaction / защитная реакция – ‘бомбардировка’, friendly fire /дружественный огонь – когда ‘по ошибке обстреливают или бомбят своих’, являются яркими примерами злоупотребления языком [3].

Так как основная задача медийной коммуникации – минимизировать негативное воздействие информации на общество, отклонение от данной задачи может интерпретироваться как языковое (речевое) преступление.

Под языковым (речевым) преступлением понимается ложь, носящая разрушительный характер, распространяемая политической системой социума (власти или оппозиции) и тиражируемая в средствах массовой информации данного общества.

Основными характеристиками языкового преступления являются 1) навязывание ложной картины мира 2) апелляция к общественному сознанию 3) тиражируемость в СМИ. Одной из факультативных характеристик языковых преступлений является их преднамеренность [5].

Политика языкового воздействия на общественное сознание применяется во многих высокоразвитых странах. Политические деятели осознанно и неосознанно совершают языковые преступления, к которым и относится речевая агрессия и манипулирование общественным сознанием посредством распространения заведомо ложной, искаженной информации в СМИ и официальных источниках, направленной на подрыв репутации того или иного политического или общественного актора.

Речевая агрессия понимается как «речевой акт, замещающий агрессивное физическое действие: оскорбление, насмешка, угроза» [2].

Для обозначения проявлений агрессии в языке применяются различные термины: «языковая агрессия», «речевая агрессия», «вербальная агрессия», «словесная агрессия», «языковое насилие», «язык вражды», «языковая демагогия» и др. При широком понимании под речевой агрессией подразумеваются все виды доминирующего поведения [1].

Речевая агрессия рассматривается в аспекте экологии языка как выражение антинормы, как средство засорения речи, как фактор, оказывающий отрицательное эмоциональное воздействие, как коммуникативная стратегия в ситуации конфликта [9].

К речевой агрессии также относится и невербальное общение, которое чаще всего оказывает больше влияния, чем вербальное, например, мимика и интонация, за которыми скрывается больше смысла, чем говорящий вкладывает в свою речь.  Речевая деятельность политических и общественных деятелей характеризуется «намерениями адресанта оказать определенное воздействие на адресата текста, а также  осознанностью выбора отправителем коммуникативных стратегий и тактик, а также речевых средств их вербализации» [6].

Анализ одной из многочисленных речей представителя США в ООН Саманты Пауэр (Samantha Power) в 2017 году [12] и одного из выступлений экоактивистки Греты Тунберг в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке в сентябре 2019 года [13] показывает, что вербальная агрессия базируется в первую очередь на создании оппозиции «свой-чужой», где компонент «свой» соотносится с лексическими единицами с ярко выраженной положительной коннотацией, а «чужой» представлен при помощи лексем с отрицательной коннотацией.

Например, создание образов США и России в глазах мировой общественности построено на стилистическом приеме антитезы, созданной на оппозиции «США-протагонист vs Россия-антагонист». Говоря о своей стране, пресс-секретарь использует выражения с исключительно положительной коннотацией. В предложении our values, our security, our prosperity, and our way of life притяжательное местоимение our словно подчеркивает исключительность и правильность «образа жизни» США. Словосочетания our unity и our great nation четко передают ярко выраженную патриотическую позицию граждан Америки к своей стране.

Сочетание субстантивной лексемы с положительной коннотацией democracy с глагольными лексемами с отрицательной коннотацией, подчеркивает весь ужас ситуации, в которой Россия оказывает непосредственную угрозу основной ценности американского общества: the vulnerabilities within our democracy that Russia’s attacks have exposed; the Russian government’s latest efforts to interfere in America’s democracy; the Russian government’s actions, which not only threaten our democracy; undermining our democracy as a way of advancing their interests; how best to protect our democracy и другие.

В высказывании Саманты Пауэр «There is a world of difference between supporting free and fair elections, and investing in independent institutions that advance human rights, accountability, and transparency, as we do; and, on the other hand, trying to sow distrust in democratic processes, misinform citizens, and swing elections toward illiberal parties, as Russia is doing», перечислены многочисленные заслуги и политически верные действия США, а именно поддержка свободных и справедливых выборов (supporting free and fair elections), инвестиции в независимые институты, защищающие права человека и прозрачность экономической системы (investing in independent institutions that advance human rights, accountability, and transparency). В противопоставление говорится, что Россия сеет недоверие к демократическим процессам (sow distrust in democratic processes), дезинформирует граждан (misinform citizens) и проводит выборы в пользу нелиберальных партий, то есть, так или иначе, оказывают давление в ходе избирательной кампании (swing elections toward illiberal parties).

Следует обратить внимание на выбор грамматических структур для описания действий США и России. Говоря о США, спикер использует Present Simple Tense as we do, подчеркивая, что вышеперечисленные действия постоянны и привычны для администрации Президента США. При описании России используется Present Progressive Tense as Russia is doing, благодаря чему акцентируется внимание на действиях ныне действующего правительства России.

Наиболее распространенными приемами и средствами, способствующими искажению объективной реальности, являются эвфемизмы (euphemisms), логическая двусмысленность (doublespeak) и лексика с ярко выраженной отрицательной коннотацией.

В политике эвфемизмы или, другими словами, нейтральные по смыслу и эмоциональной нагрузке слова или описательные выражения, используемые в текстах и публичных высказываниях для замены других, считающихся неприличными или неуместными часто используются для смягчения некоторых слов и выражений с целью введения общественности в заблуждение и фальсификации действительности [8].

Например, vulnerability вместо drawback ‘недостаток, отрицательная сторона’: the vulnerabilities within our democracy, identify the vulnerabilities of our democratic system, those who have discovered vulnerabilities in our system would not try to exploit them again and again, the vulnerabilities that Washington saw.

Как правило, выступления американских дипломатов последнего десятилетия построены на оппозициях «добро – зло», «справедливость – агрессия», где добро и справедливость ассоциируются с американской политикой, а зло и агрессия с российской. О наличии завуалированной речевой агрессии вербального характера, направленной на понижение статуса России и создание ложного, искаженного образа РФ в глазах американской и мировой общественности, можно говорить, исходя из анализа лексической составляющей выступлений. Вербальный политический портрет Российской Федерации создается при помощи многократного повторения лексем to undermine American democracy, to interfere into American life, deny and lie, to attack and hack, threat, aggressive.  В то время как образ США  представлен в глазах среднестатистического американца и мировой общественности при помощи лексем с положительной коннотацией, например, democracy, great nation, prosperity, values, unity, to defend.

Мы можем говорить о нарушении языковой политики общепринятого международного образца,  так как происходит навязывание ложной картины мира общественному (американскому и мировому) сознанию, которое усугубляется тиражируемостью подобных выступлений в СМИ.

Невербальная агрессия в речи политиков и общественных деятелей может носить разный характер. К первому типу относится несознательная речевая агрессия, которая может быть вызвана психическими заболеваниями или личностными проблемами в момент выступления. Ко второму типу относится «осознанная» невербальная агрессия, используемая, в основном,   политиками с целью манипулирования общественным сознанием.

Ярчайшим примером несознательной речевой агрессии невербального типа являются выступления экоактивистки Греты Тунберг, так как они содержат невербальные элементы, выражающие прямую агрессию в сторону мировых лидеров. Хотя собственно языковая часть выступления является относительно нейтральной, за исключением большого числа вопросительных и повелительных конструкций, которые не характерны для политического дискурса, невербальная составляющая ее речей является настолько агрессивной и эмоционально отрицательной и подавляющей, что может рассматриваться как разновидность речевой агрессии.

Во-первых, во время выступления у девушки была достаточно красноречивая мимика, выраженная в поджатых губах и хмуро сведенных бровях, а также в жестком взгляде. Мимика идеально подкрепила агрессивные выражения: How dare you!; We’ll be watching you; We’ll never forgive you; Whether you like or not; We will not let you get away with this; You are failing us [13]. Во-вторых, интонация, на которой построено все выступление, воспринимается достаточно истеричной за счет постоянного повышения и понижения голоса. Однако, существует мнение, что выступления Греты Тунберг скорее  носят характер неосознанной невербальной агрессии, что объясняется ее возрастом, в первую очередь.

Примером «сознательной» речевой агрессии невербального типа могут служить выступления ряда российских и украинских политиков. Например, почти каждая речь В.В. Жириновского и П. Порошенко  являют собой мини-спектакль, включающий элементы невербальной агрессии, которая, как правило, направлена на внешнего врага.

Таким образом, на примере выступлений на международном политическом уровне можно продемонстрировать, что речевая агрессия вербального и невербального типа является одной из самых распространенных полит-технологий, целью которых является манипулирование общественным сознанием.

1. Басовская Е.Н. Творцы черно-белой реальности: о вербальной агрессии в средствах массовой информации/ Е.Н. Басовская // Критика и семиотика. – Новосибирск: НГУ, 2004. – Вып.7
2. Воронцова Т. А. Речевая агрессия в коммуникативно-дискурсивной парадигме // Вестник ВГУ. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2006. №1. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/rechevaya-agressiya-v-kommunikativno-diskursivnoy-paradigme (дата обращения 20.04.2020)
3. Золотарёва Ю. А. О дефиниции термина «Языковое преступление» // Политическая лингвистика. 2011. №3. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/o-definitsii-termina-yazykovoe-prestuplenie (дата обращения 12.04.2020).
4. Ильинова Е. Ю. Эколингвистический модус событийности в пространстве массмедийного дискурса // Вестник ВолГУ. Серия 2: Языкознание. 2010. №2-12. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/ekolingvisticheskiy-modus-sobytiynosti-v-prostranstve-massmediynogo-diskursa (дата обращения 12.04.2020).
5. Кара-Мурза С.Г. Манипуляция сознанием. Век XXI. Изд: ООО «ТД Алгоритм», 2015.
6. Кириченко А.П. Языковые преступления в политическом и международном дискурсе как предмет особого интереса эколингвистики // Сборник тезисов работ участников XVII Всероссийского молодежного форума «ЮНЭКО-2019» и VII Всероссийского молодежного форума «АПК – Молодежь, Наука, Инновации»/ Под ред. А.А. Румянцева, Е.А. Румянцевой.– М.: НС «ИНТЕГРАЦИЯ», Минсельхоз России, Минобрнауки России, Минпросвещения России, Минкультуры России, Минздрав России, Минтранс России, РГАУ-МСХА им. К.А. Тимирязева, РОСКОСМОС, РОСВОЕНЦЕНТР, РПЦ, РИА, РАО, 2019.– 490 с.
7. Романов, А. А. Политическая лингвистика: Функциональный подход / А. А. Романов. – М.; Тверь : ИЯ РАН :ТвГУ, 2002. – 191 с.
8. Селифонова Е.Д. English for international relations. Пособие по английскому языку для студентов 4 курса, обучающихся по специальности «Международные отношения» / М.|Берлин, 2015. – 177 с.
9. Суховерхов Антон Владимирович Современные тенденции в развитии эколингвистики // Язык и культура. 2014. №3 (27). URL: https://cyberleninka.ru/article/n/sovremennye-tendentsii-v-razvitii-ekolingvistiki
10. Шамне Н. Л., Карякин А. В. Речевая агрессия как нарушение экологичности политического дискурса // Вестник ВолГУ. Серия 2: Языкознание. 2011. №1-13. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/rechevaya-agressiya-kak-narushenie-ekologichnosti-politicheskogo-diskursa (дата обращения 15.04.2020).
11. Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне. Двенадцать лекций / Юрген Хабермас. М.: Издательство «Весь мир», 2008.
Интернет-ресурсы
12. A conversation with Samantha Power, US Ambassador to the United Nations [Электронный ресурс] //https://www.youtube.com/watch?v=95sk9g-QCus (дата обращения 1.12.2019).
13. Climate activist Greta Thunberg rebukes world leaders | A New Climate [Электронный ресурс] //https://www.youtube.com/watch?v=rYxt0BeTrT8 (дата обращения 1.12.2019).