Русский язык | Филологический аспект №07 (63) Июль 2020

Телесные ориентиры в поэтическом языке Андрея Белого: семантико-синтаксический подход

Твердохлеб Ольга Геннадьевна
Канд. филол. наук, доцент кафедры русского языка и методики преподавания русского языка, Оренбургский государственный педагогический университет, РФ, г. Оренбург, ogtwrd@gmail.com

Аннотация: В статье исследованасоматическая лексика, используемая в поэтическом языке Андрея Белого в качестве пространственных ориентиров. Выявлена различная востребованность соматических номинацийв локативной синтаксической позиции, позволяющих охарактеризовать некоторые особенности идиостиля лидера символизма. На большом иллюстративном материале показано, что Андрей Белый с различной частотностью использует разные предложно-падежные формы имен существительных, называющих части тела и внутренние органы человека для поэтического обозначения телесных пространственных ориентиров.Использование методов анализа семантического синтаксиса позволило автору установить, что в поэтическом пространстве телесности для Андрея Белого наиболее важным ориентиром является «директив», репрезентированный именем существительным в форме винительного падежа с предлогом «в» и обозначающий направление действия, движения внутрь, в пределы названной части тела. А. Белый в разные годы своего творчества при изображении телесных ориентиров использует схожие поэтические образы («бросание, испускание»; «веяние»; «запахи, ароматы»; «напряженный взор»; «нанесение удара»; «звучание»).Сделаны выводы о том, что соматическая лексика как традиционное образное средство языка занимает существенное место в пространственной сфере поэтической Вселенной Андрея Белого.Результаты, полученные в работе, могут оказаться интересными для литературоведов, исследующих творчество Андрея Белого. Полученные результаты могут быть использованы и в практике составления словаря поэта.
Ключевые слова: идиостиль, Андрей Белый, соматизмы, семантический синтаксис, локативность.

Tverdokhleb Olga Gennadjevna
Cand Sci (Philologу), assistant Professorof the Department of Russian language and methodology of teaching Russian language, Orenburg State Teacher Training University, Russia, Orenburg

Abstract: The article examines the somatic vocabulary used in the poetic language of Andrey Bely as spatial reference points. Various demands for somatic nominations in the locative syntactic position are revealed, which allow us to characterize some features of the leader's idiosyncrasy of symbolism. The large illustrative material shows that Andrey Bely uses different prepositional and case forms of nouns that name parts of the body, organs and internal entities of a person for poetic designation of bodily spatial landmarks with different frequency. The use of semantic syntax methods allowed the author to establish that in the poetic space of corporeality for Andrey Bely, the most important reference point is the "Directive", represented by a noun in the form of the accusative case with the preposition "in" and denoting the direction of action, movement inside, within the limits of the named part of the body. A. Bely in different years of his work, when depicting bodily landmarks, uses similar poetic images ("throwing, emitting"; "blowing"; "smells, aromas"; "intense gaze"; "striking"; "sound"). Conclusions are made that somatic vocabulary as a traditional figurative means of language occupies an essential place in the spatial sphere of Andrey Bely's poetic Universe. The results obtained in this work may be interesting for literary scholars who study the work of Andrei Bely. The results obtained can also be used in the practice of compiling a poet's dictionary.
Keywords: idiostyle, Andrew White, somatisms, semantic syntax, locative.

I. Современная лингвистика, характеризующаяся антропоцентрической направленностью, стремится изучить, как в языке отразился человек во всем своем многообразии (см работы Ю.Д. Апресяна, Г.Е. Крейдлина, М.А. Кронгауза и др.). В данной статье мы продолжаем начатое в [11] исследование языка поэтических произведений Андрея Белого и, в частности, элементы телесной сферы человека, используемые в качестве пространственных ориентиров.

Соматизмы (от греч. sôma ‘тело’) как совокупность слов, обозначающих человека как живой организм [4; 6; 10; 12], входящие в число ключевых лексических единиц, рассматриваются с точки зрения формирования, функционирования и концептуализации в разных языках (А.М. Кочеваткин, А.П. Ракин, Е.В. Рахилина, А.Д. Шмелёв); в рамках семиотики (Д.Б. Гудков, М.А. Ковшова, А.Б. Летучий, С.И. Переверзева, Е.В. Урысон, А.А. Уфимцева); в мифологии, фольклористике, лингвистике церковнославянских и древнерусских текстов (Г.Д. Гачев, Т.И. Вендина, В.В. Колесов, С.М. Толстая, А.Л. Топорков, Й Ужаревич) и во фразеологии (Т.А. Бердникова, О.А. Боргоякова, Р.М. Вайнтруб, Ф. Вакк, Д.Б. Дашиева, Чж. Сюеин и др.).

Многие лингвисты (А.С. Киндеркнехт, Н.В. Павлович и др.) указывают, что соматическая лексика в качестве одного из древнейших пластов лексики является традиционным образным средствам языка. Она занимает особое место в пространственной сфере, так как в процессе ориентации, как правило, предметы окружающего человека мира соотносятся с человеческим телом и «его ориентирование строится по аналогии с ориентированием человеческого тела» [9, с. 98].

Для нас важно, что поэтический языкАндрея Белого, представляя воплощенную в языке субъективную картину телесного пространства, «позволяет вскрыть мировоззренческие основы стиля» этого поэта [8, с.252].

II. Материалом  для данного исследования стали соматические лексемы, полученные в поэтическом корпусе НКРЯ [7]; подкорпус: Андрей Белый, объем которого: 505 документов, 7 562 предложения, 54 389 слов (далее все примеры по этому источнику).

По запросу S r:concr& (pt:partb&pc:hum) было выдано: найдено 351 документ, 1 104 вхождения, что составило 2,03 % соматической лексики.

Анализ полученной соматической лексики показал, что Андрей Белый с разной частотностью использует разные предложно-падежные формы имен существительных, называющих части тела и внутренние органы человека для поэтического обозначения телесных пространственных ориентиров(около 200 употреблений), а именно:

• «в + вин. пад.» (52 контекста);
• «на + предл. пад.» (24);
• «над + твор. пад.» (22);
• «в / во+ предл. пад.» (21);
• «из + род. пад.» (14);
• «на + вин. пад.» (14);
• «к (ко)+ дат. пад.» (7);
• «с + род. пад.» (6);
• «под + твор. пад.» (6);
• «у + род. пад.» (5);
• «из-под + род. пад.» (1);
• «от + род. пад.» (1);
• «вкруг + род. пад.» (1);
• «по + дат. пад.» (1);
• «за + вин. пад.» (1);
• «под + вин. пад.» (2);
• «за + твор. пад.» (1).

Наиболее важными пространственными ориентирами, репрезентированными соматическими лексемами, в поэтическом мире Андрея Белого являются «директив», «локатив», «транзитив».

Опишем далее подробно выявленные нами грамматические конструкции.

1. Различная востребованность соматических номинаций в локативной синтаксической позиции в поэтических текстах Андрея Белого, обусловленная тем, что создаваемые поэтом лирические герои подчиняются законам существования и функционирования живого биологического существа, показывает особенности идиостиля лидера символизма, которого волновала проблема соотношения [1] индивидуального и коллективного в «самосознающем “Я”» поэта [1] и для которого (а следовательно, и для его лирических героев) особенно важно мировосприятие Вселенной через изучение самого себя.

- образ «бросание, испускание», ср. примеры с одним и тем же глаголом (бросить): В лоб / Мой / Бросит / Гробовой / Доской (Бремя [Черч теней] (1903-1931)); Он солнечный бросил / Мне в очи огонь. («Серебряно плещет / Струя ручейка...» [Лесные встречи, 5] (1902-1931)); Вдруг бросил из молний / Мне в очи огонь. (День [Трепетень] (1931)). Ср. также: Мухи черными роями / Плещут ей в лицо. (В деревне [Деревня] (1907)); Ярые тучи в лицо / Мечут янтарную молнью. (Обручальное кольцо [Просветы] (1907));

- образ «веяние», ср. примеры с родственными глаголами (веять, ввеять, взвеять и провеять): Мою печаль / Восторгом ядовитым / Ты осласти и ― ввейся в грудь. («Вы ― зори, зори! ясно огневые...» (1909)); …ночи веют мне в лицо («Летучим фосфором валы...» [Карма, 4] (1917)); Ветер листья с земли / Взвеет шелестом в уши… (Прохождение [Город] (1906)); И провеяло / В ухо / Вострубленной / Бурею Духа (Христос воскрес (1918));

- образ «запахи, ароматы», напр.: Мне в лицо ароматным угаром / Ветер бледнопуховый всколышешь. (Укор [Город] (1908)); Дохнет в лицо волною пряной / Мяты: ― / ― И / Ковылей; (Туда [Исход] (1931));

- образ «напряженный взор», ср. примеры с одним и тем же глаголом (уставиться): Навалится пространство, давит; / Алмазами своими в душу / Уставится: (Поле (1908)); Уставился столб полосатый / Мне цифрой упорной в лицо. (Шоссе (1904));

- образ «нанесение удара»: И искр мгновенный сноп / … / Ударил блеском в лоб. (Телеграфист [Россия] (1906-1908)). Ср. также: Меня терзал: / Хлестал в ланиты! (Рок [Черч теней] (1901-1931)); Нацелясь рогом / В пуп. (Сказание об Али-Бабе [Белые стихи] (1929)). В таких конструкциях важным для поэта телесным ориентиром при изображении поэтического образа «как объекта, локализующего контактно-направленное действие» [3, с. 178] становится «грудь», символизирующая мужество [2], напр.: Пространство черное, ударь, ― / Мне в грудь ударь мечом разящим. (Я это знал [Зима] (1908));

- образ «звучание», напр.:  Так сиверко в уши поет. (Бегство [Горемыки] (1906)); Лая / В уши («Я» (1922)).

2. Для выражения локативного значения местонахождение Андрей Белый очень активно использует соматизмы в предложно-падежной форме «на + предл. пад.» (24 контекста): на голове (1), груди (7), коленях (1), лбу (1), лице (3), ножках (1), носу (1), челе (1), щеках / щечках (8).

1) Так, в конструкции: На груди, на медных коленях, / На гребенчатом шлеме – пыль (Близкой (1910-1911)) при поддержке (хотя и отсутствующего, но подразумеваемого) неполнозначного глагола быть, находиться локативная форма характеризует вещество (пыль), репрезентированное именем существительным в форме именительного падежа в позиции подлежащего.

2. Часто в пределы одной поэтической конструкции поэт включает сразу два соматизма (то есть соматическую пару), один из которых репрезентирован в позиции объекта / субъекта, а другой в локативной позиции. В зависимости от того, а) расположены ли описываемые поэтом две части человеческого тела относительно друг друга контактно (в норме) и б) степени их связности (неотъемлемости), выделяются несколько групп конструкций, обладающих разными особенностямиА) При помощи пары соматизмов, номинирующих части тела, не являющиеся неотъемлемой частью друг друга, при описании поэтического действия («расположения на определенном телесном пространстве») может репрезентироваться локализация одной части тела (руки) на другой части (грудь), ср.: «И ― падаю / Я, / Руки / Складывая / На груди!» (Мое бремя [Исход] (1906-1929)).

Б) Значения пространственного соположения двух поэтических телесных объектов появляются в контекстах, включающих в свой состав наименования части тела (щеки) и наименования видимой жидкой субстанции человеческого тела (слезы), не связанных друг с другом как «часть / целое», напр.: На щеках старика / заблистали алмазные слезы. (Сказка (первоначальный вариант) (1900)); На щеках старика / заблистали алмазные слезы. («Средь туманного дня...» [Великан, 3] (1902)); На кресте пригвожден... Умираю. / На щеках застывает слеза. /… / Пригвожденный к кресту, умираю / На щеках застывает слеза. («Там... в низинах... ждут с верой денницу...» [Возмездие, 3] (1901)); В морщинах чела притаилась гроза. На бледных щеках застывает слеза. / … / Кентавр ― хоть бы слово: в затишье гроза. / / На бледных щеках застывает слеза. (Песнь кентавра [Образы] (1902)); И слезы на щеках дрожат… (Сергею Соловьеву [Посвящения] (1909)). Добавим, что сходные значения пространственного соположения двух поэтических образов появляются в случаях включения в состав одного высказывания наименования части тела и наименования предметов его одежды, внешнего оформления (митра, пенснэ, мушка), напр.: На голове сапфиром васильков / Вся прозябающая митра. (На буграх [Безумие] (1908)); Пенснэ лишь золотое / Трясется на носу. (Старинный дом [Город] (1908)); Красавица с мушкой на щечках (Объяснение в любви [Прежде и теперь] (1903)).

В) Употребление в составе одного поэтического высказывания двух соматизмов, репрезентирующих части тела как неотъемлемые друг от друга, когда одно является частью другого целого, позволяет автору обогатить высказывание дополнительным посессивным смыслом, ср. конструкции, в структуру которых вместе с соматизмом (называющим часть тела: лицо) в локативной позиции включены другие соматизмы, напр., обозначающий элемент скелетно-мышечной системы, обычно невидимый, но видимое проявление которого вполне возможно (остеонимическая лексема: жилы): Наливались / на лбу его синие жилы. (Отставной военный [Прежде и теперь] (1904)), или обозначающий некое образование на теле, потенциально возможное, но не обязательно появляющееся у человека в течение его жизни (пятна): На желтом лице моем выпали / Пятна. (Вынос [Безумие] (1906));

3) Употребляет А. Белый и конструкции, где телесный ориентир дается для признака, обозначенного не прямо, а опосредованно (в корневой части абстрактного отъадъективного существительного), ср. контексты с производными существительными (веселость, красы, румянец), обозначающими качественный признак соматизма: На лице его веселость. (Предчувствие [Деревня] (1908)); Чей румянец ярче вспыхнет / На обветренном лице? (Тройка [Просветы] (1904)).

3. В качестве пространственного ориентира Андрей Белый достаточно часто использует соматизмы в предложно-падежной форме «над + твор. пад.» (22 контекста): над головой / головою / головами (20), лицом (1), ухом (1).

1) В нашей картотеке представлены поэтические тексты с локативным распространителем, сообщающие об осуществлении в названном телесном пространстве звучащих и зримых проявлений бытия (звенеть, душить, играть, дрожать и др.), ср.: …весна / над ухом звенит однозвучно. («Поэт, ― ты не понят людьми...» [Бальмонту, 3] (1903)); Тот облак, что над головой / Взлетающим зигзагом душит (После венца [Паутина] (1905-1908)); Ночь играла над их головами ― / Переливчивым / Блеском / Звезд… (Перед старой картиной (1911)); Над головой дрожит венок из елки. (На площади [Город] (1906)); В тот час, когда над головой / Твой враг прострет покров гробницы (Угроза] (1905)); …над головой / Свои заламывая руки. («Год минул встрече роковой...» [Ссора, 1] (1907)); И молча ярость занималась / Над бледно бешеным лицом. (Преследование [Город] (1906)).

2) При отвлеченных именах, обозначающих абстрактный признак (высота), действие, происходящее в названном телесном пространстве (полет) либо результат действия (обрывки), употребляются соматизмы для обозначения телесного «места, пространства, среды, характеризуемой состоянием, либо происходящим в ее пределах действием» [3, с. 262], ср.: Над головой ―  полет столетий быстрый. / … / Над головой ― пустынные высоты, / … / Над головой ― полет столетий быстрый  /… / Над головой ― огромные высоты. / И там внизу ― окаменели скаты. (Возврат [Трепетень] (1902-1931)); Вдали ― над головой ― вдали / Обрывки безответных арий (Дома] (1904)).

3) Пространственный телесный ориентир, употребленный поэтом при глаголах движения, дополнительно обогащен транзитивным значением, ср.: И тучей искр взлетел над головою (На площади [Город] (1906)); Над головами / Проплываю / За венками (Вынос [Безумие] (1906)); Раскатам бури снеговой / Ответствует громами эхо… / И катится над головой ― / Тяжеловесная лавина (Встреча [В. Брюсову, 4] (1909)).

4. Для выражения пространственного ориентира Андрей Белый также достаточно часто использует соматизмы в предложно-падежной форме «в / во+ предл. пад.» (21 контекст): в/ во взгляде (1), взорах (1), глазах / глазках (3), груди (4), жилах (1), зубах (1), лике (1), морщинах (1), очах (2), руке / руках (3), слезах (1), ухе (1), язве (1),

1) Такие конструкции поэт обычно использует для сообщения о физическом состоянии своего лирического героя, названном отвлеченным именем существительным в форме именительного падежа, выполняющим функцию подлежащего, напр.: И в глазках крошечных проглянет / Математическая сушь. (Первое свидание (1921)); В Твоих глазах блистают: воды, суши (Антропософии (1918)); В морщинах чела притаилась гроза. (Песнь кентавра [Образы] (1902)); В ухе, / Глохнувшем / От скуки, ― / Раздавались / … / Дики / Крики / Рога («Я» (1922)); В очах сверкнул огонь смертельной муки. («Старинный друг, к тебе я возвращался...» [Старинный друг, 1] (1903)). Ср. также телесный локатив в определенно-личном предложении: Разгулом тех же пламенных закатов / Гори в груди! (А.М. Поццо (1916)).

Особо отметим здесь контексты, с отсутствующим на поверхностном уровне сказуемым (неполнозначным глаголом быть, находиться): В озонных жилах ― пламя роз! / (Первое свидание (1921)); Какая скорбь в тысячелетнем лике! / Какая злость в тысячелетнем взгляде! (Возврат [Трепетень] (1902-1931)); Любви неизреченной знанье / Во влажных, ласковых глазах; / Весны безвременной сиянье / В алмазно-зреющих слезах. (Асе (1916)); В острых взорах ― власть и страсть…  («Грустен взор. Сюртук застегнут...» [Брюсов, 2] (1904-1929)). Такие контексты как более динамичные, емкие, выразительные привлекают к себе особое читательское внимание. Есть примеры отрицательной конструкции, где на поверхностном уровне обнаруживаем слово «нет», ср.: …в груди ―  нет вздохов (В темнице(1904)).

Ср. также контексты с переносным употреблением: В носу ― весенние мимозы! (Первое свидание (1921)); В очах ― нет слез… (В темнице(1904)).

Б) В конструкциях с конкретной именной лексемой сообщается о местонахождении предмета, ею номинированного, в пределах телесного пространства, ср.: С цигаркой в зубах (Бегство [Горемыки] (1906)); Перчатка белая в руке (Первое свидание (1921)); Oн взлетал ― в моих руках… («Я схватывал молча ― молот...» [В горах, 2] (1922)); И ― запекается / Кровь, ― / Точно смоль, ―  / В моей язве / Сквозной. (Жертва [Молнии лет] (1931)); С бокалом пенистым рейнвейна / В протянутой, сухой руке… (В летнем саду [Город] (1906)).

5. В качестве пространственного ориентира Андрей Белый реже использует соматизмы в предложно-падежной форме «из + род. пад.» (14 контекстов): из глаз (6), груди (1), лона (1), ресниц (1), рук (4), ноздрей (1), в частности:

1) для выражения «директива» [3, с. 51] ― исходной телесной точки движения или перемещения конкретного предмета (колпак), напр.:  Тихо падает на пол из рук / сумасшедший колпак. («Я сижу под окном...» [Вечный зов, 3] (1903)). Таким конкретным именем может стать и соматизм, номинирующий часть тела, но обязательно не принадлежащего человеку, чья часть тела номинирована в локативной позиции, ср.: Мои пальцы из рук твоих выпали (Осень (1906)); …оскалясь из руки, ― Там голова распластанного гранда / Поднимется над берегом реки. (Пародия [Трепетень] (1931)).

2) для обозначения отправной телесной точки распространения звука, света, запаха и зрительного восприятия, напр.: Колокольчика звук / Из скрестившихся рук. (Соблазн [Трепетень] (1931)); Арфа / Струилась / Ручьем / Серебристым / Из рук! (Тимпан [Трепетень] (1931)). Абсолютное большинство поэтических контектов с такой отправной телесной точкой включают слова с переносным значением, ср.: Топазы сыплются из глаз (Первое свидание (1921)); Из глаз Твоих я просияю в души / … / Живой алмаз / Блестит из глаз (Антропософии (1918)); Ждет его друг далекий / С глубиной / Голубою / Глаз, / Из которой бежит на щеки / Сквозной / Слезой / Алмаз. («Глянул / Замок / С отвеса...» [Близкой, 2] (1911)); Топазы сыплются из глаз (Пророк (1922); Пускает из ноздрей туман (Лес [Трепетень] (1931)). Ср. также следующие примеры: …глаза, ― как кастаньеты, / Бросаются из шелковых ресниц (Пародия [Трепетень] (1931)).

Отметим окказиональное синтаксическое употребление описываемой предложной синтаксемы с лексемой глаз в таких поэтических строках: Всегда таимая средь нас: / Взирала из любимых глаз. (Первое свидание (1921)), хотя для конструкций с глаголами зрения характерно употребление синтаксемы: «творительный без предлога» [3, с. 233] с медиативной семантикой, ср.: смотреть глазами. Есть и случай с переносным употреблением: Как пьет душа из глаз (Алмазный напиток [Тристии] (1908)).

3) При вводе в конструкцию лексемы со значением времени (лет) автор наполняет поэтический образ еще и темпоративной семантикой, напр.: Недышащие души, ― / Из лона / Лет ― // Забормотали / Бред. (Из лона лет [Черч теней] (1926)).

6. Для обозначения конечной телесной точки или ориентира направленного движения, действия  (по: [3, с. 159] ― «директив») Андрей Белый использует локативную синтаксему «на + вин.» (14 контекстов): на грудь (6), затылок (1), лоб / лбы (3), ногу (1), палец (1), плечи (2), щеки (3), в частности, в стихотворных конструкциях:

• с глаголами субъектного перемещения на телесный объект, напр., с глаголами бежит и кидается (по 2 контекста): Из которой бежит на щеки / Сквозной / Слезой / Алмаз. («Глянул / Замок / С отвеса...» [Близкой, 2] (1911)); …С глубиной / Голубою / Глаз, / Из которой бежит на щеки / Сквозной / Слезой / Алмаз. («Глянул / Замок / С отвеса...» [Близкой, 2] (1911)), Песчанистой пыли потоки, / … / Кидались на бритые щеки, / На мертвые, бледные лбы. (Бегство [Горемыки] (1906)). Пример с другим глаголом: Картуз на затылок надвинул («Плыла из оврага...» [Осинка, 4] (1906));
• с глаголами изменения положения части тела относительно телесного пространства: …головку склонивши на грудь (Прогулка [Просветы] (1904)); И плещет / Пруд… / Склонясь, береза льет / Волну / Своих кудрей / К нему на грудь. (Как и всегда [Тристии] (1907)). Ср. также включение фразеологизма в поэтические строки: Переложив на ногу ногу (Первое свидание (1921));
• с глаголами лексико-семантической группы одевания, ср.: Наденет она на палец / Золотое мое кольцо. («Я в струе воздушного тока...» [Безумие] (1907)); Со щелком нахлобучив / Небо, /  Свой черный / Котелок  /  На лоб, (Берлин [Черч теней] (1931));
• с глаголами помещения объекта на конкретное место тела: …на лоб положили компресс. (Утро [Безумие] (1907)); Ты, как Атлант, взвалил на плечи / Свои пустые небеса. («Свет, ― как жегло, и воздух ―  пылен...» [Брюсов, 3]).

7. Для изображения «директива» [3, с. 128-129] ― направления и пространственного предела к соматическому объекту Андрей Белый использует в предложно-падежной форме «к (ко)+ дат. пад.» (7 контекстов): к груди (4), губам (1), лбу (1), устам (1), напр.: Ты ль… / Губы к уху перевлек, («Разрывая занавески...» [Брюсов, 4] (1931)).

Интересно, что в абсолютном большинстве случаев поэтом использована одна и та же глагольная лексема лексико-семантической группы давления прижать (в разных формах ― личной, деепричастной), ср.: Прижался / Ко лбу костяному / Венчик. (Вынос [Безумие] (1906)); Сановник платочек душистый / Кусает, прижавши к устам. (Опала (1903)); К губам прижимая бутыль. («Плыла из оврага...» [Осинка, 4] (1906)).

Отметим также наличие в описанной группе повторов одной той же соматической лексемы грудь или губы в разных формах, но на одной строке, ср.: Грудь к груди прижав (Предчувствие [Деревня] (1908)); К губам губами присосавшись. (После венца [Паутина] (1905-1908)).

8. В поэтическом пространстве телесности для Андрея Белого в качестве телесного «директива» [3, с. 90] ― исходной телесной точки движения, направленного действия, репрезентируются соматические лексемы в предложно-падежной форме «с + род. пад.» (6 контекстов): с губок (1), плечей / плеч / плеча (3), колен (1), чела (1), напр.: С алых губок луч, / Просияв, взыграл… (День-малютка [Трепетень] (1900-1921)); С колен ладони свесив Али-Баба. (Сказание об Али-Бабе [Белые стихи] (1929)); С чела, с кровавого плеча / Кровавая струя струится (Успокоение (1904)).

В этой группе примеров наблюдаем использование поэтом с одной и той же синтаксемой паронимичных глаголов (полоскать и плескать), ср.: Его тюрбан, как митра снеговая, / волной кисей полощется с плечей (Пародия [Трепетень] (1931)); Плащ его плещется / С плеч (Грозовое облако [Трепетень] (1925)).

9. Для выражения локативного ориентира Андрей Белый использует соматизмы в предложно-падежной форме «под + твор. пад.» (6 контекстов): под бородою (1), ногою / ногами (4), носом (1). Так, образно характеризуется «пространство под ногами» (чаще) напр.: В провал слетели камни под ногою. («Я вознесен, судьбе своей покорный...» [Возврат, 1] (1903)); Откос под ногами песчаный, отлогий. / Просторы седые открылись с откоса. (Тень [Просветы] (1906)); Вода / Под ногами, под нами ― / Там…  / / Что-то, под гору замирающее / В хрусте… / / Там ― / Под нами, под ногами ― / Вниз убегающие / Года (Опять гитара (1922)), и «пространство под бородой» (единично): И те же старые турусы / Под бородою Йеговы… (Рождество [Черч теней] (1930)). Использует поэт и имеющийся в языке фразеологизм, напр.: А под носом ― смерть. (Виселица [Деревня] (1908)).

10. Для «обозначения места через пограничную близость» [3, с. 104] с телесным объектом Андрей Белый использует соматизмы в предложно-падежной форме «у + род. пад.» (5 контекстов): у грудей (1), ног (4), напр.: Засыпающий там у грудей. (Из окна вагона [Россия] (1908)); А я в слезах простерт у мшистых ног (Последний язычник [Безумие] (1908)); Сидит у ног мой гном: (Возврат [Трепетень] (1902-1931)); ― Лиловая фиалка, ― / ― Вейся / Шорохом ― / У / Ног! («Я» (1922)); Злой / Туман ползет: у ног… («Я» (1922)).

11. Единичны контексты, в которых Андрей Белый использует в качестве пространственных ориентиров телесные наименования в следующих предложно-падежных формах:

а) «под + вин. пад.» (2 контекста), ср.: Под нос тычут крест. (Виселица [Деревня] (1908)); И под ноги стели им плащ зеленый! (Возврат [Трепетень] (1902-1931)) для обозначения «направленного движения по отношению» [3, с. 214] к телесному объекту;

б) «из-под + род. пад.» (1 контекст): И из-под рук / Взлетающий покров (Жертва [Трепетень] (1927)) для обозначения директива ― «направления движения, ориентированного действием» [3, с. 69];

в) «от + род. пад.» (1 контекст), ср.:  Струя исчисленного смысла, / … / От яснорогого чела – / Взметает пепельные кучи / Неистлевающих волос / (Пророк (1922)) для обозначения директива ― «отправной» телесной «точки направленного действия» [3, с. 73];

г) «вкруг + род. пад.» (1 контекст): Закачались / Перья / Вкруг его стальной головы. (Перед старой картиной (1911)) для направления кругового действия, ориентированного телесным объектом;

д) «по + дат. пад.» (1 контекст), ср.: По щекам старика / Покатились алмазные слезы (Сказка (1902)) для обозначения транзитива ― «обозначение пути движения» [3, с. 139];

е) «за + вин. пад.» (1 контекст): Там по ночам нагие бабы, / Схватясь руками за бока, / Трясясь, как животами жабы, ― / о свистом чешут трепака; (Андрон [Черч теней] (1931)) для обозначения директива ― телесного «ориентира движения» [3, с. 179];

ж) «за + твор. пад.» (1 контекст), ср.: За ухом цветик зыбится лениво… (Пародия [Трепетень] (1931)) для обозначения локатива.

Таким образом, результаты проведенного нами анализа языкового материала позволяют сделать следующие выводы.

1) Соматическая лексика как традиционное образное средство языка занимает существенное место в пространственной сфере поэтической Вселенной Андрея Белого.

2) Различная востребованность соматических номинаций в локативной синтаксической позиции в поэтических текстах Андрея Белого позволяет выявить некоторые особенности идиостиля лидера символизма, которого волновала проблема соотношение индивидуального и коллективного в «самосознающем “Я”» поэта и для которого особенно важно мировосприятие Вселенной через изучение самого себя.

3) Андрей Белый с разной частотностью использует разнобразные предложно-падежные формы имен существительных, называющих части тела, органы и внутренние органы человека для поэтического обозначения телесных пространственных ориентиров.

4) В поэтическом пространстве телесности для Андрея Белого наиболее важным ориентиром является «директив», репрезентированный именем существительным в форме винительного падежа с предлогом «в» и обозначающий направление действия, движения внутрь, в пределы названной части тела.

5) А. Белый в разные годы своего творчества при изображении телесных ориентиров использует схожие поэтические образы («бросание, испускание»; «веяние»; «запахи, ароматы»; «напряженный взор»; «нанесение удара»; «звучание»).

1. Афанасьев А.С. Художественная концепция личности в творчестве Андрея Белого: автореферат дис. ... канд. филол. н. – Казань, 2012. – 21 с.
2. Го Синь-и. Телесный код в китайской фразеологии и его русское соответствие: автореферат дис. … канд. филол. н. – М., 2004. – 23 с.
3. Золотова Г.А. Синтаксический словарь. Репертуар элементарных единиц русского синтаксиса. – М.: Едиториал УРСС, 2001. – 440 с.
4. Кочеваткин А.М. Соматическая лексика эрзянского языка: учебное пособие. – Саранск: Красный октябрь, 2001. – 200 с.
5. Лексико-семантические группы русских глаголов: Учебн. слов.-справ. / Под общей ред. Т.В. Матвеевой. – Свердловск: Изд-во Урал. ун-та. – 1988. – 153 с.
6. Мазалова Н.Е. Состав человеческий. Человек в традиционных соматических представлениях русских. – СПб.: Петерб. востоковедение, 2001. – 192 с.
7. Национальный корпус русского языка. URL: http://search.ruscorpora.ru/ (дата обращения: 14.07.2018).
8. Поцепня Д.М. Образ мира в слове писателя. – СПб.: Изд-во Спб. ун-та, 1997. – 262 с.
9. Рахилина Е.В. Когнитивный анализ предметных имен: семантика и сочетаемость. – М.: Русские словари, 2000. – 416 с.
10. Старых О.В. Соматизмы как особый класс слов в лексической системе церковнославянского языка // Вестник ПСТГУ III: Филология. – Вып. 2 (24). – 2011. – С. 80 – 85.
11. Твердохлеб О.Г. Соматизмы в повторяющихся рифмах Андрея Белого // Вестник славянских культур. – 2019. – Т. 53. – С. 193 – 205.
12. Урысон Е.В. Фундаментальные способности человека и наивная «анатомия» // Вопросы языкознания. – 2005. – № 3. – С. 3 – 16.