Русская литература | Филологический аспект №3 (47) Март 2019

Своеобразие художественного психологизма в повести А. Мифтахутдинова «Воспоминание о Крабовой реке»

Юрина Марина Анатольевна
канд. филол. наук, доцент кафедры русской филологии и журналистики, Северо-Восточный гос. университет, РФ, г. Магадан, frigg@maglan.ru

Аннотация: В статье рассматриваются особенности художественного психологизма в одной из повестей крупного прозаика Северо-Востока России А. В. Мифтахутдинова. Исследуется вопрос об авторской концепции произведения, художественном воплощении в ней мотива нравственных исканий. Освещаются малоизвестные факты истории замысла повести «Воспоминание о Крабовой реке», анализируется её композиционное своеобразие: роль хронотопических элементов, сочетания лирического и эпического начал. Рассматриваются структура образа её главного героя, интертекстуальные связи в произведении. Делается вывод о нравственно-этическом и художественном значении повести.
Ключевые слова: Север, повесть, психологическая проблематика, лирическая исповедь, образ, ретроспекция, художественная традиция

Iurina Marina Anatolievna
Cand. Sci (Philology), assistant professor Of Russian Philology and journalism department, North-Eastern state University, Russia, Magadan, frigg@maglan.ru

Abstract: The article discusses the features of artistic psychology in one of the stories of a major novelist of the North-East of Russia A.V. Miftakhutdinov. The question of the author's concept of the work, the artistic embodiment of the motive of moral search in it is investigated. The little-known facts of the history of the novel «Recollection of the Crab river» are covered, its compositional originality is analyzed: the role of chronotopic elements, a combination of lyrical and epic beginnings. The structure of the image of its main character, intertextual connections are considered. The conclusion is made about the moral and ethical and artistic significance of the story.
Keywords: North, story, psychological perspectives, lyrical confession, image, retrospection, artistic tradition

Творчество Альберта Мифтахутдинова  (1937–1991) отразило важнейшие тенденции развития северо-восточной художественной прозы 60-х – 70-х годов ХХ века с её психологизмом, проникновенным лиризмом, романтической устремлённостью к мечте об освоении новых российских пространств. В лучших произведениях художника проявился интерес к внутреннему миру человека, отра­зилось тяготение к глубокому раскрытию характеров северян.

В творческой эволюции А. Мифтахутдинова начала 70-х годов прослеживается углубление психологической проблематики. Наиболее ярким свидетельством этому явилась социально-психологическая лирико-исповедальная повесть «Воспоминание о Крабовой реке» (1974). По свидетельству Ю. М. Шпрыгова, «творческим импульсом к созданию этого произведения послужил трагический случай – гибель одного из геологов в тундре» [8, с. 235]. В повести отразились и некоторые факты из жизни писателя: она построена на основе  воспоминаний автора об ихтиологической экспедиции, где он работал в 1970 году.

Безусловно, нельзя говорить об идентичности личности писателя и его центрального образа. Однако можно, например, отметить на наш взгляд, не случайное совпадение первых букв фамилий Мифтахутдинова и Медучина – героя произведения (такое явление наблюдается почти во всех последующих повестях художника). Размышления Медучина отражают позицию автора, его раздумья о жизни и судьбе. Повествование превращается в некую лирическую исповедь, для жанра которой, по наблюдению теоретиков, характерны авторские сентенции, в которых он «высказывает собственное видение мира через избранного им положительного героя, вкладывая в этот образ часть своей души» [5, с. 8].

Важной  отличительной метой лирического повествования служит и своеобразная композиция повести: ведущим смысловым акцентом является  отражение психологии главного героя – всё повествование построено на его воспоминаниях и размышлениях. Этому соответствует и хронотоп произведения, изобилующего ретроспекциями, наслоениями разных пространственно-временных планов.

Для повести А. Мифтахутдинова характерна размеренность повест­вования. В ней сопоставляются близкие и далёкие места, о которых грезит главный герой повести Медучин.  Читатель видит и занесённую снегом палатку среди холодной тундры, где пропадает в предсмертном бреду одинокий путник, и «маленькое поселение Ост-Кейп на восточном берегу в устье Крабовой реки» [3, с. 14], и село Избя­ное, и северный город, и бескрайнюю тайгу, и такой далёкий «материк»... Пространственные объекты в произведении перемещаются и «оживают» согласно внутреннему состоянию героя. Пейзаж  пронизан меняющимся лирическим настроением: «тяжелые, мокрые хлопья снега» знаменуют одиночество и тоску Медучина; внезапно пробившийся в щель палатки солнечный луч возрождает в измученном болезнью сознании героя надежду; и, наконец, перед смертью ему является ирреальный «белый» мир, где «много больших белых солнц» [3, с. 36]...

Медучин – человек напряжённой духовной жизни. Он оценивает себя в различных взаимоотношениях: с самим собой, с природой и обществом. Это оказывается своеобразной связующей силой в пространстве произведения. Движение его сюжета обеспечивается за счёт внутренней жизни героя, переживающего психологический кризис. Это путь осмысления жизни, напряжённый, наполненный внутренней динамикой.

Хронос в "Воспоминании о Крабовой реке" соответствует пространству повести –  он расширен, рассредоточен. В рамках небольшого произведения довольно органично чередуются эпизоды далёкого и недавнего прошлого Медучина, его настоящей жизни, размышления и мечты героя о будущем. Так, только в первой главе временные рамки смещаются и меняются более десятка раз. Настоящее (герой «лежит в кукуле… третий день») «переходит» в прошлое, которое можно условно назвать «обобщённым» («Последние пятнадцать лет он на Чукотке…» [3, с. 7]). Затем опять следует время «сиюминутное» («Ему всё равно… он пытается понять» [3, с. 9] причины своей болезни). Далее говорится о недалёком прошлом героя (его «недавние желания») и настоящем (он «всё лето и осень проводит в тундре») [3, с. 12]… Приводятся ретроспекции в далёкое («Когда-то…»), недавнее («А минувшей зимой…» [3, с. 24]), близкое («Вот и месяц назад…» [3, с. 26])…  Этим достигается эффект «растянутого» времени, возникающего как результат интенсивности духовной жизни человека.

Повесть «Воспоминание о Крабовой реке» многопланова, сложна по структуре и содержанию, реалистична по способу художественного отражения действительности. Она содержит и проникновенное исследование психологии главного героя, и элементы нравоописания, и приёмы символико-аллегорической условности. Произведение отличается идейно-тематической цельностью, композиционной стройностью, чему способствует характер процесса человеческого самоанализа.

Охватившее героя ощущение бессилия и одиночества постепенно переходит в размышление о том, кем же он был в жизни. Сначала это воспоминания о том, как ему хотелось простых вещей: «минеральной воды, и пива, и хорошего вина», от желания которых становится «острее способность чувствовать жизнь». «Иногда он вспоминал женщину, которая его не ждала… Он стал вспоминать своих друзей… Но занятие оказалось бесполезным, почему-то вспоминались друзья, которых уже нет и не будет никогда, которые погибли раньше, чем это предстоит Медучину» [3, с. 6]. Его думы окрашены мечтой о спасении и выздоровлении, надеждой на благополучный исход. Герой верит в свои силы, в свой талант предчувствия событий. Это порой придаёт повествованию своеобразный мистический оттенок. Автор пытается прикоснуться к тайне человеческого подсознания.

В повести превалирует мотив нравственных исканий, характерных для  духовно сложных, многогранных личностей. Важной целью видится Медучину поиск своего истинного предназначения. Его размышления конкретны, индивидуальны и одновременно широки, обобщённы: «Когда мы больны, или в беде, или предчувствуем беду, нам хочется наверстать упущенное в добрых делах. Мы даём себе слово отныне и дальше вести новую жизнь.., так уж устроен человек, но когда тебе за тридцать, надо надеяться на себя, и от неизбежной очевидности этой мысли Медучину стало ещё холодней, не надо судить обстоятельства, подумал он, а раз уж что-нибудь случилось, всё равно в итоге виноват ты сам» [3, с. 13].

Герой стремится найти ответы на вопросы «Где жить?» и «Среди кого жить?». Он размышляет о том, что каждому человеку предназначено своё место. «Пульс человека и пульс окружения должны совпадать – и тогда он обретёт спокойствие» [3, с. 12].  Медучин выбрал Север, отказавшись от «заманчивого предложения» уехать с любимой женщиной в Москву. Он нашёл своё место. Однако, не успев «наверстать упущенное» в добрых делах, попал в беду. Его воспоминания о приезде на Крабовую реку перемежаются запоздалыми сожалениями и планами на будущее: «Не надо было возвращаться… Мог бы и другую реку выбрать… Всё обойдётся… Деду Тимофею я нож подарю, раз уж он ему так нравится… Верного отдам Бровину, зимой собаки нужны… у него совсем мало… Сетки спишу – пусть Шкулин забирает… Анфиса… Анфиску в Ост-Кейпе разыщу… И Костика в интернате проведать надо, обновку купить…» [3, с. 13]. Герой ощущает ответственность перед людьми, с которыми его свела жизнь.

Эпизоды жизни героя в посёлке Избяном на Крабовой реке построены как эпическое повествование о труде, быте, взаимоотношениях рыбаков. В повести реалистически обрисованы сложные, интересные характеры «рязанского мужичонки Шкулина, «весёлого работящего балагура» Бровина, «аккуратного» по-житейски мудрого деда Тимофея, «простой» и доброй Анфисы. Автор описывает их жизнь, работу, создаёт жанровые сцены, наполненные энергией, душевной теплотой и юмором. Такой показ людей «со стороны», в их поступках, конкретных положениях позволяет художнику полно, разнопланово отразить личность главного героя, «его социальные и общественные связи» [8, с. 245].

Медучин является авторитетом для окружающих, он человек известный, друзья его любят, уважительно называют «Наукой». Он добросовестен в труде, справедлив к окружающим, никогда не пойдёт «против себя». Однако автор показывает ряд нравственно сложных ситуаций, из которых герой не всегда находит единственно правильный выход. Так, решение взять на себя ответственность за совершённый товарищами-рыбаками браконьерский поступок ради спасения от голода жителей посёлка заставляет его пожертвовать убеждениями учёного-эколога. Это требует от Медучина долгих и мучительных раздумий.

Отступление от принципа жить в гармонии с миром, «ближе к природе», грозило Медучину нравственным опустошением. В этом плане показателен образ Шкулина – циничного, жестокого человека, за внешне обаятельным балагурством прикрывающего свою духовную пустоту. Грустны воспоминания Медучина о безжалостно убитой Шкулиным лосихе, о шкулинском отвращении к работе, о том, как этот  человек унижал Анфису.

Умирающий герой снова и снова представляет образы тех людей, среди которых ему пришлось жить, он хочет понять, всё ли сделал для них, осознать свой долг перед ними: «Он вспоминал, не обидел ли кого, вспоминал, много ли у него несдержанных обещаний, и дал себе слово, если вернётся в Избяное, начать новую жизнь» [3, с. 34]. Так в его сознании закономерно возникает новый тревожный вопрос: «Как жить?». «Надо жить так, чтобы в конце уставать... – и тогда все остальное, что суждено, будет не страшно, а смерть тоже» [3, с. 34]. 

В одном из высказываний А. Мифтахутдинов утверждал, что гибель главного героя повести «Воспоминание о Крабовой реке» – исход не случайный: «Я тоже не согласен с его смертью. Но законы жизни, законы литературы, то есть законы выведенных характеров таковы, что они подчас сильнее автора. Мне жаль Медучина, но ничего не поделаешь» [1]. Смерть Медучина обусловлена реальностью суровых условий Крайнего Севера. Она является и художественно мотивированной. По словам К. Николаева, трагические «обстоятельства… дают возможность повторить всю историю духовной жизни Медучина на экране его меркнущего, предсмертного сознания» [1, с. 3].

Эта точка зрения, на наш взгляд, слишком условна и субъективна. «Разрешить» тайну жизни и смерти – задача, непосильная даже для гениального мыслителя. Вся художественная структура произведения подчинена постановке проблемы смысла человеческого существования, вопросов: «Кем быть?», «Где жить?» и «Как жить?». Внезапная и бессмысленная смерть Медучина – предостережение, напоминание о необходимости чтить каждую минуту бытия, «уставать» в действии, труде души, ценить жизнь, данную человеку для совершения добра.

Слова детской считалки, ставшие эпиграфом повести, наполняются особым духовным и философическим смыслом: «кто ты будешь такой?», что оставишь после своей смерти? Медучин оставил на земле сына, завоевал уважение окружающих, однако многое не успел, и поэтому его гибель потрясает, вызывает ощущение безысходности.

Вопрос влияния рока, судьбы на участь человека – один из важ­нейших в размышлениях героя, что отразилось во «внешнем» (фабульном) и во «внутреннем» (ассоциативном) планах  повести. Некоторые детали, подробности, показанные в произведении, в кон­тексте повествования приобретают концептуальность. Умирающий Медучин постоянно ощущает тяжесть обвисшей от снега крыши па­латки. Снег, белое марево занесенной тундры – своеобразный «саван», покрывающий человека – является символом его бессилия перед неизбежностью. Не раз в повести звучит мысль о законо­мерности бытия, «формуле предопределенности». «В руках у судьбы две чаши. Одна – с плюсом, вторая – с минусом, одна с удачей, другая с невезением. Одну чашу Медучин испил до конца. Теперь придется пить из другой» [3, с. 34].

Постигнуть «формулу предопределенности» герою не дано – это не под силу человеку. Умирая, он увидел «белое лицо большой женщины». Её образ имеет фольклорную основу: у северных народов существует легенда о Белой женщине, или Беломорской матери, прародительнице человечества. После своей смерти человек «ухо­дит» к ней, как бы возвращаясь к истокам мироздания, первоосно­ве всего сущего.

Философический символико-аллегорический подтекст повести до­полняется особой смысловой насыщенностью ее заглавия. Это «вос­поминание» не только о конкретных минутах пребывания Медучина на Крабовой. В контексте произведения слово «река» приобретает глубинное значение, понимается как символ течения бытия. «Вос­поминание о Крабовой реке» – размышление героя о пройденном пу­ти, подведение итогов жизни.

Некоторая иносказательность произведения сближает его с пси­хологической прозой Г.Г.Маркеса – одного из почитаемых А. Мифтахутдиновым писателей. Например, по утверждению Ю.М. Шпрыгова, роман Маркеса «Сто лет одиночества» оказал «некоторое воздействие на принцип психологического самоанализа и характер внутренних монологов главного героя» [8, с. 246].

Не менее ощутимо в повести и влияние Э.Хе­мингуэя, на что справедливо указывала критик Т. Кушпель. Она отметила схожесть тональности и отдельных мотивов «Воспоминания о Крабовой реке» и «Снегов Килиманджаро» [2, с. 49]. Однако влияние Э. Хемингуэя можно почувствовать также в художественной концепции и структуре повести А. Мифтахутдинова. По наблюдению исследователя И. Л. Филькенштейна, в прозе Э. Хемингуэя существует «два ряда объяснений изображаемых им жизненных явлений: основной – причинно-следственный и вполне реалистический – и второй, не поддающийся рациональному объяснению (судьба, рок, мистическое)» [6, с. 50]. Это, как было показано, свойственно и повести А. Мифтахутдинова.

Всё же нельзя не заметить полярность жизненных позиций Медучина и хемингуэевского героя, для которого «главное было не думать, и тогда всё шло замечательно». «Каждый день, полный праздности, комфорта, презрения к самому себе, притуплял его способности и ослаблял тягу к работе, так что в конце концов он совсем бросил писать» [7, с. 408]. Гарри – человек разочаровавшийся, растерянный, одинокий, эгоцентричный. Медучин живёт «со смыслом», сохранив в себе уважение к окружающим, способность к полезному делу. По словам критика, он ощущает «потребность… в напряжённой душевной жизни, в эмоциональном общении с другими людьми» [4, с. 216]. В повести «Воспоминание о Крабовой реке» А. Мифтахутдинов не столько усваивает традицию Э. Хемингуэя, сколько полемизирует с ним, представляя героя с открытой и любящей душой и утверждая другой взгляд на мир.

Произведение свидетельствует о выходе писателя на новый творческий уровень.  Художник приблизился к глубинному проникновению в психологию человека, сумел показать сложность его духовного мира, характерные нюансы его переживаний. Автор попытался осмыслить явления, проблемы бытийного и философского значения. В мироощущении и творчестве А. Мифтахутдинова возникли вечные вопросы смысла жизни человека, его гармонии с миром и самим собой.

1. Аттау, тумгытуры! Интервью с А. Мифтахутдиновым // Магаданский комсомолец. – 1974. – 2 февраля. – С. 3.
2. Кушпель Т. А. Северный триптих // Сверстники-1979: сборник молодых критиков. – М.: Современник, 1979. – 221 с.
3. Мифтахутдинов А. Аттаукай – похититель женщин: Повести и рассказы. - М.: Современник, 1977. – 239 с.
4. Николаев К. Б. Севером овеянные строки: статьи и очерки о творчестве писателей Северо-Востока. – Магадан: Кн. изд-во, 1977. – 256 с.
5. Орехова Л.А. Современная лирическая проза (проблемы стиля и жанра): автореф. дис. ... канд. филол. наук. – М. , 1983, 22 с.
6. Филькенштейн И. Л. Хемингуэй – романист: годы 20-е и 30-е. – Горький: Волго-Вятское кн. изд-во, 1974. – 214 с.
7. Хемингуэй Э. Избранные произведения. – М.: Панорама, 1993. – 592 с.
8. Шпрыгов Ю. М. Молодость Дальнего Севера: Чукотка в советской художественной прозе. М.: Современник, 1984. – 320 с.