Русская литература | Филологический аспект №05 (61) Май 2020

Специфика постмодернистского письма в повести Владимира Сорокина «Метель»

Безруков Андрей Николаевич
канд. филол. наук, доцент кафедры филологии, Башкирский государственный университет, Бирский филиал, РФ, Республика Башкортостан, г. Бирск, in_text@mailr.ru
Айгишев Руслан Игоревич
студент факультета филологии и межкультурных коммуникаций, Башкирский государственный университет, Бирский филиал, РФ, Республика Башкортостан, г. Бирск, aygishev.rus@mail.ru

Аннотация: В работе анализируется повесть Владимира Сорокина с позиций постмодернистского письма. Основное внимание обращено на специфику языка, стиля, способ наррации. Владимир Сорокин продуктивно компилирует разные приемы и типы реализации художественного замысла. Ведущая методологическая магистраль рецепции текста – компаративистика. Одним из структурообразующих принципов письма Владимира Сорокина является интертекстуальность, ибо диалог с литературной классикой позволяет максимально объемно реализовать смысловое множество. Материал будет полезен студентам, аспирантам, преподавателям, точечно изучающим особенности литературного процесса начала XXI века.
Ключевые слова: Владимир Сорокин, Метель, постмодернизм, авторский дискурс, интертекст, компаративистика

Bezrukov Andrey Nikolaevich
Candidate of Philology, Associate Professor of the Department of Philology, Bashkir State University, Branch in Birsk, Russian Federation, Bashkortostan, Birsk
Aigishev Ruslan Igorevich
Student the Faculty of philology and intercultural communications, Bashkir State University, Branch in Birsk, Russian Federation, Bashkortostan, Birsk

Abstract: The article analyzes the story of Vladimir Sorokin from the perspective of postmodern writing. The main attention is paid to the specifics of the language, style, way of narration. Vladimir Sorokin productively compiles various techniques and types of implementation of an artistic concept. The leading methodological highway for text reception is comparative studies. One of the structure-forming principles of Vladimir Sorokin’s writing is intertextuality, because a dialogue with literary classics allows for the maximum possible realization of semantic sets. The material will be useful to students, graduate students, teachers, point-by-point studying the features of the literary process of the beginning of the XXI century.
Keywords: Vladimir Sorokin, Snowstorm, postmodernism, author's discourse, intertext, comparative studies

Владимир Сорокин один из влиятельных прозаиков конца XX – начала XXI века. Его творчество многообразно, интересно, актуально. Литературные связи, которые проявляются в текстах Сорокина, ориентированы на классику русской эстетической мысли. Ибо основным принципом письма становится интертекст, который регулирует как формирование сюжетной канвы, так и претворения образной системы. Манера и стиль Владимира Сорокина соотносится с постмодернистской парадигмой, так как текстовый конструкт максимально открыт для рецепции и приращения смыслов.

Творческая активность Владимира Сорокина начинается примерно с конца 1970 – начала 1980-х годов. Это были малые жанры, рассказы, повести, пьесы. Вероятно, что читательское признание приходит к Сорокину после достаточно серьезной работы, выхода в самиздате романа «Норма». В этом тексте намечается индивидуальная поэтика автора, но вариации постмодернистского толка явно довлеют над сорокинским стилем. Следует отметить, что роман «Норма» построен с помощью нарочитой иронии, натуралистичного описания реалий, заимствования клише из русской классики, деструкции формы и жанра, расшатывания и нарушения всех четких литературных принципов. Думается, что Владимир Сорокин, совмещая такие разные подходы к реализации собственного замысла, активно подключает так потенциального читателя к совместной продуктивной работе.

Путь Владимира Сорокина в начале XXI века также неоднороден. Здесь наличествует вновь художественно-эстетический эксперимент. Например, «Ледяная трилогия» (2002-2005), «Мишень» (2005), «День опричника» (2006), «Сахарный Кремль» (2008), «Занос» (2009), «Метель» (2010). На примере повести «Метель» и хотелось бы обозначить ряд приемов письма Владимира Сорокина, установить индивидуальные, характерные принципы мировоззрения писателя. Следовательно, цель работы – декодирование стиля постмодернистского конструкта, рецепция смысловых граней литературной формы.

Повесть «Метель» [1], на первый взгляд, выстроена по принципу классического реалистичного произведения. В ней четкий сюжет, нарочито манифестированный образный ряд, автор точно конкретизирует художественную коллизию. Однако уже с самого начала повести – с заголовка, эпиграфа – автор выстраивают для себя принцип объективации наличной структуры. Интертекстуальность [2] становится одним из ведущих принципов воссоздания языкового полотна.

Заголовок – «Метель» – инвариантом ориентирует на А.С. Пушкина, Л.Н. Толстого, М.А. Булгакова. Эпиграф же из стихотворения Александра Блока – «Покойник спать ложится…» – это очевидный трагический исход повести. Предваряя основной текст купюрой-цитатой, Владимир Сорокин обозначает для потенциального читателя танатологический код всей наррации. Думается, что яркие и броские отсылки-реминисценции, аллюзии дают возможность писателю строгий и четкий баланс формы максимально расшатать, при этом также дать возможность реципиенту приращивать новые и новые смыслы, ибо «литература – это речевой акт или текстуальное явление, которое привлекает внимание определенного рода…» [3, с. 33].

Процесс восприятия и анализ повести «Метель» Владимира Сорокина – процедура непростая. Так как формальные составляющие могут быть намечены достаточно быстро, но их функциональный передел кристаллизуется неоднородно. Жанр текста позволяет допустить некое анонимное участие автора в воссоздаваемых художественных событиях. Нарратор не сторонний наблюдатель – он, лицо регулирующее накал эстетического порядка, он – фигура концепированная [4]. При этом следует учитывать, что на практике постмодернистского письма [5] автор трансформируется в скриптора, из всезнающего демиурга-устроителя в нивелированную номинацию. Язык становится главной составляющей, над которой и производится манипуляция.

Сюжет повести сводится к тому, что уездный лекарь Платон Ильич Гарин должен ехать в Долгое на спасение жителей от эпидемии, так называемой «чернухи», завезенной из Боливии. Он везет вакцину, некое чудо, которое должно вернуть людей в их нормальное состояние. Но все усилия тщетны, события «ломает» метель! Для Сорокина, да и для читателя это не только погодное, атмосферное явление – это испытание, это пелена мрака, это сложный метафизический барьер. Платон Гарин выдерживает все тяготы «своего путешествия», борется со стихией, с непогодой, в этом ему активно помогает Козьма (Перхуша), который соглашается отвезти доктора в Долгое. Ряд событий повести – встречи Гарина и с реальными образами, и с фигурами вымышленными – редуплицирует сетку смысла. «Метель» Владимира Сорокина, на наш взгляд, является вариацией на тему катастрофы мифологического, или онтологического порядка, претворенного в тексте М.А. Булгакова [6]. Катастрофа мира во «Вьюге» имеет индивидуальные аспекты, гибель героини становится маркером эмоциональной чувствительности для всех. Финал очевиден и безнадежен: «И ничего. Тишина. Сон» [6, с. 43].

У Владимира Сорокина достаточно интересно, на наш взгляд, сложена не только композиционная канва, но и со-бытийный пласт. Герои понимают практически с самого начала, что исход будет один, что спасти людей от страшной «чернухи» не получится. И все же доктор Гарин, Перхуша движутся к неминуемому концу. Происходит это сознательно, беспрекословно, мученически. Принять судьбу такой, какая она ниспослана свыше – это поступок! Платон Гарин полностью отдает себя людям, хотя и губит тех, кто рядом с ним. Главный герой становится не только номинацией, но и функцией для читательского выбора, ибо «человек встречается с правдой о себе, как с умерщвляющей силой» [7, с. 67].

Как отмечает Г.Л. Нефагина, «поэтика постмодернистского перечня» [8, с. 165] характерна еще ранним текстам Владимира Сорокина. Писатель всецело ориентирован на то, что «мир есть текст» (Жак Деррида) и природа сорокинской текстовой сферы в коллажности, палимпсесте, цитатности, деструкции, нарочитом эпатаже, реминисцентной игре. Постмодерн «выстраивает образ мира на основе внутрикультурных связей» [8, с. 167]. Безусловно, что в данной модели синтезируются главным образом стили, особые способы письма. Современный литературный процесс манипулирует большим количеством кодов, это и восточный [9] формат, и классический европейский, и собственно отечественный, но самое интересное и ценное для текста – это функционирование всего перечисленного вместе. Органика позволяет объемно складывать разности. В итоге читатель приближается к фактически желаемому эстетическому результату, при этом происходит расширение смыслового множества. Владимир Сорокин комбинаторикой языка образный ряд делает живым, подвижным и функциональным.

Финал сорокинской «Метели» созвучен в трагедийных нотах ее началу. В первых строках текста Гарин произносит: « – Да поймите же вы, мне надо непременно ехать! … Меня жду больные! Боль-ны-е! Эпидемия! Это вам о чем-то говорит?!» [1, с. 5]. Практически в конце читаем: «Слезы текли по его [Гарина] обросшим, исхудалым за эти сутки щекам. Пенсне он сжимал в руке и все тряс им, тряс и тряс, словно дирижируя неким невидимым оркестром скорби…» [1, с. 222]. Мученические, трагически-печальные события подводят главного героя к мысли о том, что «теперь, судя по всему, наступает нечто новое, нелегкое, а вероятнее всего – очень тяжелое, суровое, о чем он раньше и помыслить не мог» [1, с. 222]. «Постмодернизм критикует метафизику присутствия» [10, с. 91], ибо наличный состав, который был характерен для реализма, мешает постмодернистские текстовые границы нивелировать, размыть, допустит эффект ризомы смысла.

Для Владимира Сорокина немаловажен прием симуляции, так как он определяет весь художественно-эстетический состав «Метели». Можно предположить, что сорокинский текст представляет собой комбинацию «самодостаточных знаковых комплексов… не имеющих никаких соответствий в реальном мире» [11, с. 38]. Такой вариант игры очень удобен и целесообразен как для автора, так и для читателя, и он полностью соответствует постмодернистской поэтике. Большая часть способов письма, которые применимы Сорокиным, ориентированы на достижения некоего эффекта мерцания. Здесь, конечно же, срабатывает установка на восстановление культурных параллелей. Проявляется это в форме реминисценций [12], аллюзий, прямых цитаций, намеков, парафраз, переложений, дублирования, пастиша. Постмодернистское письмо и есть открытая сфера проекций. Переход от события к системе позволяет максимум эмпирики совместить в единой точке смысла, выраженного словом. Как отмечал Поль Рикёр, «слово, подчиняясь кумулятивному процессу… стремится обрести новые значения употребления» [13, с. 154], новые же значения слово обретает внутри эстетического объекта, объекта как системы ценностных предпочтений автора.

Таким образом, можно сделать вывод, что повесть «Метель» Владимира Сорокина является моделью реализации достаточно большого количества приемов постмодернистского письма, постмодернистской поэтики. В основе текста принцип симулякра – копии без оригинала – умножения, без финальной точки отсчета. Автор ориентирует потенциального читателя на совместный процесс декодирования смысла, при этом фактурно совмещая знаки культурной и литературной идентичности.

Язык для Владимира Сорокина есть манипуляционная система, она позволяет кристаллизовать связи с А.С. Пушкиным, Л.Н. Толстым, А.П. Чеховым, М.А. Булгаковым и другими классиками русской словесности. Стоит предположить, что и авторский дискурс самоценен по потенциальной, расширительной парадигме. Не случайно можно установить мотивные связи «Метели» и «Нормы», они символическим образом обозначают метафизику пути, поиска в режиме созерцания, как это и было в классике XIX – ХХ века: «Поле уходило вдаль, растворяясь в тумане, а он, густой как молоко парил над всем, тянулся, переходя в мутно-серое небо…» [14, с. 163]. Спектр приемов письма позволяет, следовательно, достичь автору желаемого эстетического результата – вписать новый вариант оценки бытия, мира в деформированные традиционные правила.

1. Сорокин В.Г. Метель. М.: Издательство АСТ, 2015. 224 с.
2. Безруков А.Н. Когнитивное моделирование полипозиционных свойств интертекстуальности // Концептуальные проблемы литературы: художественная когнитивность: Материалы III Международной научной заочной конференции (октябрь 2009 г.). Ростов н/Д: ИПО ПИ ЮФУ, 2009. С. 33-37.
3. Каллер Дж. Теория литературы: краткое введение / пер. с англ. А. Георгиева. М.: Астрель: АСТ, 2006. 158 с.
4. Корман Б.О. Избранные труды. Теория литературы / ред.-сост. Е.А. Подшивалова, Н.А. Ремизова, Д.И. Черашняя, В.И. Чулков. Ижевск: Институт компьютерных исследований, 2006. 552 с.
5. Безруков А.Н. Интертекстуальные вариации в границах постмодернистского письма // Вестник Димитровградского инженерно-технологического института. 2014. № 2(4). С. 129-134.
6. Булгаков М.А. Собр. соч.: в 4-х т. Т.1. М.: Алфавит, 1992. 428 с.
7. Бахтин М.М. Собр. соч.: в 7-ми т. Т.5. М.: Русские словари, 1997. 732 с.
8. Нефагина Г.Л. Русская проза второй половины 80-х-начала 90-х годов ХХ века. Минск: НПЖ «Финансы, учет, аудит», «Экономпресс», 1997. 231 с.
9. Безруков А.Н. Элементы восточной поэтики как регулятивный инструментарий современного литературного процесса // Известия Южного федерального университета. 2020. № 1. С. 138-145.
10. Эпштейн М. Постмодерн в России. Литература и теория. М.: Издание Р. Элинина, 2000. 368 с.
11. Липовецкий М. Паралогии: Трансформации (пост)модернистского дискурса в русской культуре 1920-2000-х годов. М.: Новое литературное обозрение, 2008. 848 с.
12. Даниленко Ю.Ю. Реминисценции классики в современном тексте (на материале повести «Метель» Владимира Сорокина) // Филологический класс. 2012. № 2 (28). С. 113-116.
13. Рикёр П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике / пер. с фр., вступ. ст. и коммент. И.С. Вдовиной. М.: Академический Проект, 2008. 695 с.
14. Сорокин В. Норма: [роман]. М.: Астрель: АСТ: Хранитель, 2008. 413 с.