Литература народов стран зарубежья | Филологический аспект №06 (86) Июнь 2022

Специфика итальянского романтизма на примере поэзии Дж. Леопарди

Сапелкин Андрей Александрович
кандидат исторических наук, доцент, Дальневосточный государственная институт искусств, г. Владивосток, Россия, andral.59@mail.ru

Аннотация: Статья посвящена специфике романтизма в итальянской литературе. Рассматриваются особенности романтической школы в Италии и то, что составляет ее отличие от романтических школ других европейских стран. Особое внимание уделяется вопросу, который является предметом дискуссионной полемики в итальянском литературоведении: существовавшая ли в Италии романтизм как самостоятельное литературное течение вообще.
Ключевые слова: Леопарди, литература, поэзия, классицизм, романтизм, веризм.

Sapelkin Andrey Aleksandrovich
Candidate of History, Associated Professor, Far Eastern State Institute of Arts, Vladivostok, Russia

Abstract: The article deals with Romanticism in Italian literature. Considered is the peculiarity of the Romantic School in Italy and what differs it from the Romantic Schools of other European countries. Particular attention has been given to the issue of the existence of Romanticism as an individual literary movement in Italy in general, the issue being under discussion in the Italian literary criticism.
Keywords: Leopradi, literature, poetry, romanticism, classicism, verismo.

В середине XVIII века над Европой повеяло дыхание свободы. Душа человека, долгое время томившаяся в тисках норм и запретов, которые ограничивали ее вольный полет, ощутила внезапную тягу к чему-то стихийному, свободному, безыскусному и начала освобождаться от веками тяготивших ее оков. Европейский дух вырывается из прокрустова ложа классицизма, который господствовал над ним со времен античности, и вступает в эпоху романтизма. Сообразно социально-политическим условиям эпохи, а также национальному менталитету, романтизм в разных странах получает специфическое звучание, отвечающее духовным потребностям и душевному настрою как его творцов, так и потребителей. Немецкий дух бьется в тесных рамках своего бытия и стремится к тому, чтобы вырваться из убогой действительности и уйти в реальность воображаемую, а потому в немецком романтизме на первый план выдвигается элемент исторический и фантастическо-мистический: это бегство от реальности. Английский романтизм – гордый вызов одиночки всем превратностям судьбы, воплощение веры в человека, способного противостоять стихиям, людским массам, а также всем силам – как земным, так и потусторонним. Это романтизм борьбы, несгибаемой воли и стремления к победе, от которого берет начало романтика героического. Французский романтизм сосредотачивается на личном и личностном: «[Здесь]… с превеликим удовольствием копались в собственной душе, выставляли ее напоказ, приукрашивали и превозносили» [13, с. 83]. Французский романтизм – утверждение своего «Я» как образца для подражания, как чего-то особенного, выбивающегося из общепринятого и стремящегося поднять окружающий мир до того уровня, на который это «Я» вознеслось само.

Вопрос, существовало ли в Италии такое литературное направление, как романтизм, является дискуссионным в итальянском литературоведении, и спор ведется уже более двух веков. Страна, в эпоху Возрождения одарившая мир плодами невероятного духовного подъема, в XVIII – первой трети XIX века переживала период стагнации, и итальянская литература пребывала в тени литератур своих северных соседей. Романтизм в том виде, в каком он сложился в Англии, Германии и во Франции, не мог появиться в Италии ввиду различного исторического опыта названных стран, а также сильной классической и классицистской традиции, которая препятствовала распространению в Италии «романтической школы»: «отказ от этой традиции означал бы отказ от самой Италии» [13, с. XII]. Вот почему романтизм, начавший проникать в Италию в конце XVIII – начале XIX века, встречает на Апеннинах неприязненный, а то и враждебный прием. Принципы романтизма сделались здесь предметом ожесточенной полемики, развернувшейся в литературных кругах, причем не только критиковалась эстетика нового направления в литературе, но и оспаривалась сама правомерность употребления термина «романтизм». «Было бы затруднительно определить доктрину романтизма, у которого столько форм, сколько авторов, – пишет не без иронии один из критиков. – Когда он родился в Германии…, то содержал немало хорошего и истинного. Но, попав во Францию, а затем в Италию, с ним случилось то, что случается с некоторыми имеющими ценность европейскими материями, которые, переходя из рук в руки, за время путешествия истрепываются так, что, перевалив через Альпы, превращаются в лохмотья» [6, с. 329-330]. Вольно или невольно автор этих строк подчеркнул вторичность эстетики романтизма на итальянской почве, его несамостоятельность и «второразрядность».

Для Италии – прямой наследницы Рима – классицизм, питавшийся античной мифологией и историей, был культурой родной, «домашней», тогда как для немцев и англичан он «всегда был и должен был быть [явлением] привнесенным» [15, с. 10] Как для германских наций классицизм был «привозным продуктом» греко-римской культуры, так для итальянцев таким же «привозным продуктом» стал романтизм. «Италия, прежде бывшая учительницей наций, не хотела мириться с тем, что прежние ученики теперь так продвинулись, что могут многому ее научить…» [14, с. 3]. Была задета национальная гордость, и потому романтизм на Апеннинах многими был встречен «в штыки»: «Стиль немецкого романтизма… почти все итальянские патриоты сочли противоречащим национальной традиции» [2, с. 332].

Однако игнорировать или отрицать такое мощное художественное направление, уже прочно утвердившееся в большинстве стран Европы, было невозможно, и частью итальянской критики была предпринята попытка своеобразного «примирения» романтизма с классицизмом, выразившаяся, в частности в том, что истоки романтизма стали искать… в самой Италии! Итальянцы попытались перехватить «пальму первенства» у немцев и англичан, проведя различие между двумя типами романтизма, один из которых условно можно назвать «истинным», а второй – «ложным». Эту установку особенно ярко выразил историк и публицист К. Дж. Лондонио (1780-1845) в своем эссе «Ответ на два выступления мадам де Сталь» (1815): «Ежели под романтическою поэзией понимать ту, что черпает сюжеты из современной жизни, что выражает своевременные чувства и мнения, что выводит на сцену нравы, характеры и страсти своего времени…, то мы можем похвастаться тем, что преуспели в ней прежде, нежели ее познали иностранцы: „Божественная комедия“, „Освобожденный Иерусалим“, „Неистовый Роланд“ и все поэмы в этом роде …, свидетельствуют очевидно, что романтический жанр в Италии не нов… Но ежели… надобно отрешиться… от неисчерпаемого источника истории и античной мифологии, отринуть те правила и формы, примеры коих древние явили нам в своих непревзойденных творениях…, то лучше уж Италии оставить полностью другим нациям пальму романтической системы, нежели раболепно влачиться по их следам во стыд собственному характеру, собственному вкусу и образцам, явленным теми великими, что своими трудами навечно утвердили превосходство италианской поэзии над поэзиею других наций» [Цит. по 12, с. 320-321]. Мнение итальянских авторов о том, что романтизм возник в Италии раньше, чем в других странах, оказалось прочным и продолжало высказываться ими и значительно позже. Один из авторов, отодвигая истоки романтизма еще дальше – в эпоху, предшествовавшую Данте, – утверждает: «…Романтизм существовал в Италии уже много веков – шесть, примерно, – придя туда с провансальскими трубадурами, рыцарями-труверами, [он существовал] в психологической поэзии Петрарки, равно как во всех формах народной поэзии» [4, с. 105-106].

И все же в начале XIX века влияние романтизма в Италии было уже настолько ощутимо, что его испытывали даже те писатели и поэты, которые отзывались о нем отрицательно. Показательно в этом отношении творчество Джакомо Леопарди (1798-1837), одного из крупнейших поэтов Италии первой трети XIX века – «строгого классициста по форме, но по способу выражения находившегося под влиянием романтизма» [16, с. 4]. «Классицизм… пронизывает его поэзию, тогда как менталитет его оказался под воздействием того романтизма, который в нем клокотал, но который он все еще называл классицизмом» [7, с. 32].

Леопарди относился к европейскому романтизму резко критически. Написанное им в 1819 году эссе «Рассуждение итальянца о романтической поэзии» содержит жесткую критику романтической поэзии и поэтической практики представителей этого направления. Он противопоставляет им классическую простоту и ясность античной поэзии, приводя примеры, в частности, из Гомера и Вергилия. Опровергая утверждения, что античная поэзия якобы «лишена чувства» и что чувство свойственно только романтической поэзии, он замечает, что «чувство заключено в самой природе». «Но… для романтиков, – утверждает он, – это ничто: они хотят, чтобы поэт намеренно сочинял, создавал, придумывал, сочетал, располагал, дабы произвести впечатление чувства, дабы в его стихах не столько явления, сколько манера стала чувствительной…» [10, с. 236]. А манеру (имея в виду романтическую манеру) он считает «враждебною природе» [Ibid, с. 259]. Одним из образцов «классической лирики» Леопарди является отрывок из «Фрагмента XXXIX» (Frammento XXXIX), написанного в 1816 году и включенного им в сборник «Песни», опубликованный в 1835 году [9, с. 174].

Озарена земля до самой дали

Сестрою солнца, серебром покрывшей

Деревья, что вокруг гирляндой встали.

И море вдалеке, и все селенья,

И все леса, и горные вершины –

Все как один предстали в отдаленье.

В спокойной тьме покоилась долина;

Пригорки чистотой своей накрыла

Цветущая луна – все до едина.

Эти строки мало чем отличаются от пейзажной лирики поэтов романтической школы: та же абсолютная субъективность восприятия, те же традиционные романтические метафоры («сестра солнца», т.е. луна, «деревья, покрытые серебром», т.е. озаренные лунным светом), эпитеты («спокойная тьма», «цветущая луна»), сравнения («деревья, стоящие вокруг, словно гирлянда») и та же красочность изложения, какая типична для романтиков и отличает их стиль. Подобно другим романтикам, Леопарди в своем поэтическом творчестве уделяет так много внимания луне, что удостоился эпитета «лунный поэт» [3], а один из исследователей творчества поэта называет луну «верной спутницей его размышлений» [7, с. 206]. Трудно отрицать справедливость такого мнения не только ввиду большого числа стихов, которые Леопарди посвятил луне, но и по количеству упоминаний светила во всех его произведениях. Стихотворение «К луне» (Alla luna, 1819) относится к числу самых известных сочинений поэта [8, с. 52].

Прелестная луна, я вспоминаю,

Как, год тому, на этот холм в смятенье

Я приходил тобой полюбоваться,

А ты над этой рощею сияла,

Как и теперь, ее всю озаряя.

Но лик твой мне туманным и дрожащим

Являлся из-за слез, что наполняли

Мне очи, ибо путь мой в жизни

Был тягостен и таковым остался,

О, милая луна!.. […]

(Переводы автора статьи).

В этой, как ее называют, «идиллии» [3] налицо все основные признаки «классического романтизма» Леопарди. Лунный свет – это для поэта ровность, постоянство, незыблемость. Ночь с ее спокойствием, безмятежностью и тишиною словно приглашает его к интимному диалогу с природой и ее проявлениями, что невозможно при ярком солнечном свете. В лунном свете поэт переживает слияние с природой, и только лунной ночью возможно существование той идиллии, которой он жаждет и которая вдохновляет его. Романтизм Леопарди – созерцателен, а не мятежен, он весь – в умиротворении, а не в бунте, его печаль проникнута меланхолией, но не отчаянием. В созерцании природы, озаренной лунным светом, он ищет примирения с жизнью, но вовсе не стремится бросить ей вызов. И «Фрагмент XXXIX», и идиллия «К луне» свидетельствуют, что лирика Леопарди пейзажна, но ее пейзажность чужда вычур и преувеличений, характерных для «чистых» романтиков: метафоры и эпитеты у Леопарди умеренны и во многом традиционны, и именно эта умеренность обусловливает характерную для него «классическую» простоту слога. Взволнованность, отличающая стихотворение «К луне», достигается путем «сплошного» использования строчных переносов (enjabement), придающих повествованию соответствующую эмоциональность, но никак не лексическими средствами – использованием того словаря, который отличает романтическую поэзию и язык которой применительно к английским поэтам, например, определяется как «искусственный и [нарочито] литературный» [1, с. 74], «людьми в действительности не употребляемый» [Ibid., с. 88]. Словарь Леопарди прост, и в своем стремлении быть ближе ко столь почитаемым им античным классикам поэт нередко даже отказывается от рифмованного стиха и пишет стихом белым, чем опять-таки противопоставляет себя европейским романтикам, которые стремились к рифме сильной и полноценной.

Однако отмеченное у Леопарди – это только внешние черты классицизма. «Классицизм и романтизм – не только две литературные школы, но два состояния души, два совершенно различных качества сознания… Тот, кто следует [классической] традиции, сдержан и уравновешен… Натуры мятежные склонны выражать себя свободно…» [11, с. 25]. Свобода самовыражения и субъективность восприятия – главные составляющие романтизма – выступают у Леопарди столь же ярко, как и у любого другого европейского романтика, что не преминули отметить многие исследователи: «Леопарди… называл себя классиком, а… оказался романтиком» [13, с. 190]. «Леопарди при всей своей любви к классицизму пришлось по необходимости стать романтиком» [5, с. 70]. Необходимость эта состояла в том, что к тому времени, как Леопарди заявил о себе в качестве поэта, романтизм стал единым и единственным художественно-литературным направлением в европейской культуре, противостоять которому было уже невозможно. Можно было только найти свою нишу в рамках господствующей школы, выработать свой творческий метод, и Леопарди это удается: сохраняя верность идейным принципам классицизма, он вычленяет из него те элементы, которые были созвучны запросам современного ему итальянского общества, которые отвечали царившим вокруг него умонастроениям и соответствовали мироощущению именно итальянцев. Развивая и углубляя эти элементы, он заставил их звучать по-современному, то есть в совершенно романтическом духе.

Понимание специфики творческого метода у Леопарди дает нам ключ к пониманию сущности романтизма в его итальянской разновидности. Она состоит в том, что европейский романтизм возник из отрицания классицизма, тогда как итальянский – вырос на его почве. Итальянская культура являет собой уникальный пример не революционной смены одного литературно-художественного направления другим, а поступательной эволюции в рамках единого художественного процесса, не прерывавшегося на протяжении столетий; здесь произошел не слом традиций, но было осуществлено их переосмысление и плодотворное развитие. Не разрыв с классической традицией, но ее трансформация в духе времени – вот суть итальянского романтизма, чего не поняли авторы, утверждавшие, что «романтизма в Италии не существовало» (см., напр., монографию Джины Мортеджани [13], название которой так и переводится: «Итальянского романтизма не существует»). Европейскому романтизму не удалось привиться и дать обильные всходы на итальянской ниве. «Туманный романтизм» немецкого свойства с его отчаянием, меланхолией и мистицизмом – романтизм, который был порождением людей, «живших под сумрачными небесами, на берегах суровых морей, на неприветливых землях», – не мог прийтись по вкусу народу, «жившему под ясными небесами, на берегах спокойных морей, на плодородных землях, почти всегда улыбающихся солнцу» [11, с. 27]. Французский «эгоцентрический романтизм» – «романтизм индивидуума и индивидуальности, гордыни личности, культа гения» [13, с. 93] – тоже оказался неприемлем для итальянцев: «Они вели борьбу, но не человека против группы – они хотели, чтобы восторжествовало коллективное, а не индивидуальное. Они проявляют гордость национальную, а не личную… В Италии торжествует здравый смысл. Здравый смысл – это то, что понятно народу, а итальянские романтики жили жизнью народа, писали для народа и нежно, искренне любили народ…» [13, с. 93-94]. Лишь одна из составляющих английского романтизма – романтика героического – могла бы найти отклик в душе итальянцев: в преддверии бурной эпохи Рисорджименто она пришлась бы как нельзя кстати. Но и здесь более созвучной вольнолюбивым устремлениям итальянской души оказалась героика классицизма, столь «понятного народу». Нужно ли поэтому удивляться, что в Италии «романтическая школа не имела последователей, достойных упоминания» [17, с. 188]?

Романтизм в Италии – явление во многом уникальное, не имеющее аналогов в истории литератур других стран Европы. Нежеланный, непризнанный, нелюбимый, он не нашел ни сторонников, ни сколько-нибудь значимых последователей в литературных кругах страны. Но, хоть и лишенный ярких имен и просуществовавший весьма недолго, романтизм в Италии стал исторически необходимой вехой на пути становления и развития национальной литературы. Бережно сохранив лучшие традиции классицизма, он явился переходным этапом – своего рода мостом, соединившим прошлое с настоящим и будущим, когда на его почве возникнет новый, специфически итальянский вид реализма – веризм. Последний возьмет от классицизма его простоту и ясность, от собственно реализма – обстановку повседневности и обыденный антураж, а от романтизма – недюжинные страсти, обуревающие героев, их горячий темперамент и протест против пут и ограничений, налагаемых на них вековыми устоями, обычаями и условностями.

1. Bateson F. W. English Poetry and the English Language. New York, Russel and Russel, 1961. 133 с.
2. De Sanctis F. Saggi critici. Napoli: Cav. Antnio Morando, Editore, 1888. 550 p.
3. Di Ermes D. Il viaggio della Luna nei canti di Giacomo Leopardi. [Электронный ресурс]. http://italialibri.net/dossier/leopardi/viaggiodellaluna.html
4. Ferrari V. Letteratura italiana moderna e contemporanea. Milano: Editore-libraio della Real Casa, 1901. 405 p.
5. Giannini G. Studio critico su Giacomo Leopardi. Napoli: Tip. Largo Trinità Maggiore, 1879. 73 p.
6. Gioberti V. Pensieri sulla letteratura. Firenze: Barbèra, Bianchi e Comp., 1856. 374 p.
7. Hazard P. Giacomo Leopardi. Paris: Bloud et Cie, 1913. 242 p.
8. Leopardi G. Canti. A cura di Alessandro Donati. Bari: Gius. Laterza & Figli, 1917. 152 p.
9. Leopardi G. Opere. Volume I. Firenze: Successori Le Monier, 1884. 353 p.
10. Leopardi G. Scritti vari inediti: Dalle Carte napoletane. Firenze: Sucessori Le Monnier, 1906. 545 p.
11. Leopardi R. I grandi scrittori d’Italia. Milano: Fratelli Treves, 1898. 301 p.
12. Marinari A. Classicismo, romanticismo e liberalismo nell’età della Restaurazione // La letteratura italiana: storia e testi. Il Primo Ottocento. L’età napoleonica e il risorgimento. Volume VII, tomo primo. Bari, Laterza, [1975-1977]. 875 p.
13. Martegiani G. Il romanticismo italiano non esiste. Saggio di letteratura comparata. Firenze: Successori D. Seeber, 1908. 211 p.
14. Muoni G. Ludovico di Breme e le prime polemiche intorno a Madama di Staёl ed al romanticismo in Italia (1816). Milano: Società editrice Libraria, 1902. 101 p.
15. Ronteix E. Histoire de romantisme en France. Paris: L. Dureuil, Editeur, Place de la Bourse, 1829. 467 p.
16. Van Horne J. Studies on Leopardi. Iowa City: The University, 1916. 31 p.
17. Zanella G. Della litteratura italiana nell’ultimo secolo; studio. Città di Castello: Casa Editrice S. Lapi, 1915. 237 p.