Русская литература | Филологический аспект №04 (60) Апрель 2020

Составляющие образа автора-повествователя в книге В. Астафьева «Последний поклон»

Маукеева Айгуль Орынбасарқызы
магистр педагогических наук, преподаватель, Казахский национальный университет имени аль-Фараби, Казахстан, Алматы, maukeeva2012@mail.ru
Байгушикова Акбота Мусаевна
старший преподаватель, Казахский национальный университет имени аль-Фараби Казахстан, Алматы, baygushikova@inbox.ru

Аннотация: В статье говорится об актуальности творчества известного русского писателя В. Астафьева. Цель статьи - раскрыть образ автора-повествователя в рассказах, входящих в различные издания цикла «Последний поклон», показать наиболее важные в рамках темы аспекты, характеризующие образ автора в его «взаимоотношениях» с персонажами. Авторы рассматривают основные константы художественной картины мира В.П.Астафьева, связанные с традиционной крестьянской культурой. В работе отмечается, что из множества работ, созданных в рамках проблемы автора, наибольшее значение для современного литературоведения по-прежнему имеют работы М. М. Бахтина и тех исследователей, которые развивают основные его положения на опыте конкретного творчества, в частности, работы В. Кожинова.
Ключевые слова: образ автора, лирико-философская проза, биографическое повествование, мировоззрение автора

Maukeyeva Aigul Orynbasarkyzy
master of pedagogical sciences, teacher al-Farabi Kazakh National University, Kazakhstan, Almaty
Baigushikova Akbota Musayevna
Senior Lecturer, al-Farabi Kazakh National University, Kazakhstan, Almaty

Abstract: The article talks about the relevance of the work of the famous Russian writer V. Astafyev. The purpose of the article is to reveal the image of the author-narrator in the stories included in various editions of the series “The Last Bow”, to show the most important aspects of the topic that characterize the image of the author in his “relationship” with the characters. The authors consider the main constants of the artistic picture of the world of V.P. Astafyev. The paper notes that of the many works created within the framework of the author's problem, the most important for modern literary studies are still the works of M. M. Bakhtin and those researchers who develop its main provisions on the experience of specific creativity, in particular, the work of V. Kozhinov.
Keywords: image of the author, lyrical-philosophical prose, biographical narrative, the author’s worldview

Виктор Петрович Астафьев (1924–2001) – из числа тех писателей, которые еще при жизни вошли в плеяду классиков русской литературы второй половины XX века. Творчество писателя обрело широкое читательское признание на рубеже 1960-1970-х годов. Современную русскую словесность уже нельзя представить без его книг «Последний поклон», «Царь-рыба», «Ода русскому огороду», «Пастух и пастушка» и др.

Основой творческого мировоззрения писателя стал поиск смысла жизни, определение сути высших категорий бытия, борьба со злом во всех его проявлениях.

Критики и литературоведы немало писали об Астафьеве. Так, в одной из рецензий критик Ал. Михайлов замечал, что без произведений Астафьева современной прозе «недоставало терпкого духа жилья, густоты красок деревенского, детдомовского, солдатского и народного быта, живой экспрессии крестьянской речи, а более всего – крутоватых, норовистых, народных характеров» [1, с. 34]. Целый пласт народной культуры, отечественной истории, связанный с эпохой коллективизации, войной, послевоенной жизнью, своеобразно преломился через «автобиографию поколения», лирическую исповедь современника в книгах писателя.

Большое значение имеют работы критика А. Н. Макарова, в которых наиболее глубоко и точно подмечены главные черты творческой индивидуальности художника – «по натуре своей он моралист и поэт человечности» [2, с. 89].

Особый интерес, в частности, вызывают проблемы теоретического характера, возникающие при изучении творчества Астафьева позднего периода. Среди них - проблема автобиографизма, соотнесенность образов автора и героев, взаимодействие их «точек зрения», роль рассказчика в организации повествования и др.

Центром творчества В. Астафьева, как отмечалось, стала его собственная жизнь и биография его поколения. «Последний поклон» является своеобразным итогом творчества писателя, в котором отразились основные вехи развития страны.

Почему же Астафьев в своем творчестве обращается к анализу собственного жизненного пути? Потому, что события, пережитые им, были значимы для истории страны: тридцатые и последующие годы, коллективизация и ее последствия, голод и разруха, затем война и ее разрушительные результаты, в том числе, и в духовной сфере.

Рассказывая о замысле книги, ставшей через двадцать лет «Последним поклоном», автор говорит о своем стремлении восстановить конкретную правду о прошлом Сибири в противовес расхожим, отвлеченным представлениям о ней.

Получившее широкое распространение конкретные «олицетворенные» авторские внутритекстовые проявления дают веские основания литературоведам внимательно исследовать образ автора в художественной прозе В. Астафьева, обнаруживать различные формы его присутствия в тексте. Как правило, авторская субъективность отчетливо проявляется в рамочных компонентах текста: заглавии, эпиграфе, начале и концовке основного текста. Чтобы расширить границы рассматриваемой проблемы, обратимся к авторитетному мнению М. М. Бахтина. Внутри автобиографических произведений разного типа М. М. Бахтин выделяет три общих типичных случая отношения автора к герою («внутри каждого возможно множество вариаций», подчеркивает ученый). «Только глазами героя и не может не переживать только изнутри события своей жизни; автор не может найти убедительной и устойчивой ценностной опоры вне героя. В противном случае из-под пера выйдет или философский трактат, или самоотчет-исповедь, или, наконец, данное познавательно-эстетическое напряжение найдет выход в чисто жизненных, этических поступках-действиях», - утверждает М. М. Бахтин. - «... Нужно найти такую позицию по отношению к герою, - при которой все его мировоззрение во всей глубине, с его правотою или неправотою, добром и злом – одинаково стало бы лишь моментом его бытийного целого, нужно не слушать и не соглашаться с героем, а видеть его всего в полноте настоящего и любоваться им» [3, с. 80].

Вторая возможность, выделенная М. М. Бахтиным: автор завладевает героем. Отношение автора к герою становится отчасти отношением к самому себе: «Герой начинает сам себя определять, рефлекс автора влагается в душу или в уста героя». Такой герой бесконечен для автора, то есть все снова и снова возрождается, требуя все новых и новых завершающих форм, которые он сам же и разрушает своим самосознанием.

И, наконец, третье обобщение: автор осмысливает свою собственную жизнь эстетически, как бы играет роль: «Такой герой самодоволен и уверенно завершен». Подчеркивая глубокую ценностную роль в нашем бытии диалога Я и Другого, Бахтин полагал, что автор в своем тексте «должен находиться на границе создаваемого им мира как активный творец его, ибо вторжение его в этот мир разрушает его эстетическую устойчивость». Иными словами, произведение не может состояться как «эстетическое событие», если в нем присутствует либо только автор, либо только его герой: «Эстетическое событие может совершиться лишь при двух участниках, предполагает два несовпадающих сознания. Когда герой и автор совпадают или оказываются рядом друг с другом перед лицом общей ценности или друг против друга как враги, кончается эстетическое событие и начинается этическое (памфлет, манифест, обвинительная речь, похвальное и благодарственное слово, брань, самоотчет-исповедь и проч.). Когда же героя вовсе нет, даже потенциального – потенциальное событие (трактат, статьи, лекция)». [3, с. 137-141].

Образ автора – это один из образов произведения, созданный реальным автором подобно тому, как он создал и все другие образы, подчеркивал М.Бахтин. Этот образ может выступить как полноценный образ непосредственного героя – участника действия, что чаще характерно для автобиографических повествований. Образ автора может реализоваться и в образе рассказчика, повествователя, хотя образ рассказчика далеко не всегда является образом автора. [4, с. 75].

Автор – создатель художественного произведения. Его присутствие в литературном тексте заметно в разной степени. Он или прямо выражает ту или иную идею произведения, говорит с читателем от собственного имени, или прячет свое «я», как бы самоустраняется из произведения. Такая двойная структура авторского образа всегда объясняется общим замыслом писателя и стилем его произведения. Иногда в художественном произведении автор выступает в качестве вполне самостоятельного образа. Автор-повествователь – автор, который прямо выражает главную идею произведения, говорит с читателем от собственного имени.

В статье «Проблема автора и путь писателя» В. Кожинов говорит: «Автор всегда выступает в произведении и как изображающая сила, и как творческий субъект произведения. Сущность этого художественного феномена с особой отчетливостью выявляется именно на материале образа автора. Ведь автор как творческий субъект воплощается и в этом изображении самого себя. И воплощается он уже не в форме образа, а в форме голоса автора – голоса, который проникает всю цельность произведения». Голос автора, как отмечает В. Кожинов, реализуется с разной степенью отчетливости и чистоты. Он присутствует не только в повествовании, но и в речи (и тем более в несобственно-прямой речи, во «внутренних монологах») героев произведения. Нередко он целиком вплетается в голос героя или рассказчика, даже как бы растворяется в этих голосах, и его очень трудно уловить и выделить. Воспринимая произведение, неизбежно воспринимаешь и его автора, далеко не всегда отдавая отчет в том, как и откуда он предстает пред нами эстетическим сознанием. «Задача исследователя состоит в том, - размышляет В. Кожинов, - чтобы уловить и аналитически выявить голос автора, пронизывающий произведение, и, далее, творчество писателя в целом» [5, с. 47]. Такой анализ имеет первостепенное значение, так как именно в голосе автора объективно воплощены видение, понимание и оценка созданного в произведении художественного мира и составляющих его отдельных образов, в том числе и образа самого автора, если он имеется в произведении.

Таким образом, проблематика, связанная с соотношением голоса автора и созданного им художественного мира, исключительно богата и многогранна.

В. Кожинов подробно останавливается на проблеме изменения, развития автора (и, конечно, объективирующего его голоса) на протяжении творческого пути писателя. И этот подход к решаемой проблеме объективно применим к творчеству В. Астафьева.

Нередко писатель В. Астафьев в разной степени сам – материал своего творчества, источник своего художественного мира. Это, действительно, является одной из основных особенностей русской литературы, которая более других склонна к исповедальности. Когда русский писатель говорит «Я», это часто не отвлеченное «Я» лирического героя, а именно он – писатель со своей биографией, своей школой и миром. В таких произведениях ощутима интонация непринужденной беседы с читателем, ненамеренных отступлений, живого слова самого создателя произведения.

В отдельных произведениях В. Астафьева («Пастух и пастушка», «Звездопад», «Кража» и др.) эти авторские ремарки и речи скупы, в других – явственно ощущается присутствие писателя, слышен его голос, его мнение.

В произведениях с автобиографическим сюжетом центр тяжести проявляется не в богатстве и значительности действий, автор повествует не столько о событиях внешних, сколько о внутренних переживаниях. С этим авторским замыслом связано стремление до известной степени обобщить события внутренней личной жизни и, что еще важнее, ввести сюжет в какие-то художественно-определенные рамки – расположить его элементы в порядке, вызываемом требованиями художественного эффекта. Нередко при этом сюжет, продиктованный лично пережитым, переплетается не только о том, что с ним было, но и о том, что могло бы быть. Для полноты восприятия выдвинутого понятия необходимо сформулировать вопрос: в какой мере можно говорить об «образе» автора в произведении?

По Бахтину, «образ автора» создается подлинным автором (творцом произведения) по тому же принципу, что и автопортрет в живописи. Эта аналогия позволяет достаточно четко отграничить творение от творца. Автопортрет художника, с теоретической точки зрения, может включать в себя не только его самого с мольбертом, палитрой и кистью, но и стоящую на подрамнике картину, в которой зритель, внимательно приглядевшись, узнает подобие созерцаемого им автопортрета. Иначе говоря, художник может изобразить себя рисующим этот самый, находящийся перед нами, автопортрет. Но он не может показать, как создается эта картина в целом – с воспринимаемой зрителем двойной перспективой (с автопортретом внутри). Как подчеркивает М. Бахтин, для создания «образа автора», как и любого другого, подлинному автору необходима точка опоры вне произведения, вне «поля изображения».

Рассматривая образ автора, академик В. В. Виноградов отмечает, что «он является одновременно и отпечатком творческого сознания его исследователя или поклонника и – вместе с тем – отражением объективных качеств художественных свойств стиля и личности самого предмета изучения» [6, с. 156]. Говоря кратко, образ автора, по Виноградову, - это центр художественно-речевого мира, обнаруживающий эстетические отношения автора к содержанию собственного текста. Следовательно, существуют два подхода к восприятию рассматриваемой проблемы, предложенные двумя замечательными исследователями: первое – суть ассоциативное мышление, переданное по аналогии с живописью, второе – словесным выражением того же понятия. Оба определения дополняют друг друга, не противореча в главном.

По мнению М. Бахтина, автор осмысляет этот мир с более высоких и качественно иных позиций. Все персонажи и их речи являются объектами авторского отношения (и авторской речи). Но плоскости речи персонажей и авторской речи могут пересекаться, то есть между ними могут возникать диалогические отношения.

Диалог и монолог принадлежат к числу базовых понятий филологии, в частности, литературоведения. Диалогическую и монологическую речь (при всей глубине различий между ними) объединяет то, что оба рода словесных образований подчеркивают авторство. Различные формы монологов и диалогов целеустремленно используются в художественной литературе. Интонационная выразительность речи здесь особенно велика. Авторский монолог придает определенную целостность литературному произведению.

При подобном подходе категория «голос автора» может быть соотнесена не только с монологом и диалогом, но и с другими специфическими формами организации речевого материала: это различные варианты диалога и монолога, характеристика персонажа или его портрет, «вставные» формы (вставная новелла или стихи и т.п.). Голос автора может реализоваться с разной степенью отчетливости и чистоты, что присуще, в частности, повествованию «Последнего поклона». Голос автора присутствует не только в повествовании, но и во внутренних монологах героев произведения, где он иногда вплетается в голос героя или рассказчика, даже как бы растворяется в этих голосах, и его очень трудно уловить и выделить.

Литературное произведение составляет определенную целостность, которую можно охарактеризовать как авторский монолог, обращенный к читателю. Так, в статье «Эстетика словесного творчества» из записей 1970-1971 годов, М. М. Бахтин отмечает, что «первичный автор, если он выступает с прямым словом, не может быть просто писателем: от лица писателя нельзя ничего сказать, иначе писатель превращается в публициста, моралиста, ученого и т.д. У Достоевского, где все персонажи – идеологи, автор и такие герои (мыслители-идеологи) оказываются в одной плоскости». [3, с. 353]. В отличие от реального автора, созданный им образ автора лишен непосредственного участия в реальном диалоге. Он участвует в нем лишь через целое произведение. Однако он может участвовать в сюжете произведения и выступать в изображенном диалоге с персонажами.

И в этой связи возникает новый вопрос: как можно охарактеризовать произведение, где повествование идет от лица автора, его голосом, персонифицированным в главном герое произведения? Четкого жанрового определения подобного произведения до сих пор нет. Одни исследователи склонны видеть в нем мемуары особого рода. Другие применяют к нему название «записки». Третьи – употребляют понятие эссе. А исследователь современной русской литературы Наталья Иванова в своей книге «Точка зрения» назвала подобные произведения «авторской прозой», прозой «прямого непосредственного авторского высказывания», в которой автор выступает одновременно и рассказчиком, и героем. Произведения такого рода, по мнению критика, в литературном процессе играют особую роль [7, с. 55].

Время настойчиво требует от литературы открытого разговора с читателем, разговора «начистоту», без посредников и образных масок. Скорее всего, поэтому в последнее время все чаще происходит эссеизация жанров повести и романа. В произведениях подобного типа художественное повествование размывается волнами публицистики, а в «голоса» их персонажей отчетливо вплетается - а иногда и солирует – авторский голос.

Книга «Последний поклон» не писалась как повесть единым, четко организованным сюжетом и со сквозными персонажами, каждому из которых отведена своя особенная роль. Ей предшествовали самостоятельные рассказы о детстве. Как повесть книга сложилась, когда были созданы последняя глава – «Где-то гремит война», глава завершающая – «Последний поклон». Рассказ «Далекая и близкая сказка» придал всеобщее ключевое значение произведению, приобретя подзаголовок «Вместо вступления». Герои писателя часто носят подлинные фамилии. Сам автор не утаивает себя за героями и пишет именно о себе, о частном человеке, который интересен потому, что в его судьбе отразилась судьба поколения. Авторская условность у Астафьева почти неощутима, это стремление писателя объективировать для самого себя события собственной жизни, личные впечатления.

Образ автора представлен совмещением различных возрастных сфер (ребенка и отрока, юноши и взрослого, пожилого человека). Это непосредственный участник и наблюдатель событий, проявляющий себя в двух формах (автора-повествователя, «авторского я», и — незримого спутника героев, сливающегося с ними, смотрящего на мир их глазами). «Автор» смотрит на мир то глазами одинокого сироты-подростка, стоящего на перекрестке судьбы, перед неведомым будущим, то взором знающего и предсказывающего это будущее человека. На «стыке» знания и незнания, как отзвук неистовых страстей, сгубивших азартного деда Павла (отцовская ветвь повествователя), формируется символический образ судьбы, играющей людьми: «Нет мне удачи и, видно, не будет; удача, — говаривал картежник дед Павел, — вроде очка, выпадает редко, чаще недобор или перебор, и вся житуха есть игра в три листа: рождение, жизнь и смерть. Разница в том, сколько сроку выпадает, пока сдает судьба карты…» [5, с. 31].

Все главы «Царь-рыбы» соединены воедино как видения памяти «автора». Сюжетно-композиционной канвой их становятся «авторские» возвращения: поездки на родину, воспоминания о судьбе родного края и близких.

В творчестве Виктора Астафьева – ведется ли повествование непосредственно от первого лица («Последний поклон») или прямое «Я» отсутствует, а вместо него появляется мальчик Илька («Перевал»), или, наконец, отсутствует «Я» и «Он», а главным действующим лицом является «Мы» - групповой портрет и тоже групповая биография обитателей детского дома в северном городе Краесветске - всюду безошибочно угадывается биография авторская. После прочтения «Последнего поклона» становится очевидным, что город Краесветск из ранней повести «Кража», которая принесла ее автору широкую известность, - это другой реальный город Игарка, а детдом – тоже не краесветский, а игарский, и «мы», игарские детдомовцы, тоже не столько мы, сколько «я» – реальный Виктор Астафьев.

Углубление творческого метода В. Астафьева последовательно шло к своему истинному и автобиографическому герою – чем дольше, тем все более и более реалистическому и убедительному. Если Илька из ранней повести «Перевал» несет в себе наивное желание понравиться читателю, если в ней даже имена действующих лиц выдают некоторую нарочитость – Иисусик, Летяга, Дерискул, собачонка с прозвищем «Архимандрит», - то «Я» из «Последнего поклона» совершенно лишен этой нарочитости.

Лучшие страницы в автобиографической книге «Последний поклон» В. Астафьев посвятил не родителям своим, а тем своим воспитателям, которые складывали его уже сознательный ум, и среди них, прежде всего – бабушке Катерине Петровне. Бабушка изображена в «Последнем поклоне» как характер сложный и яркий. Являясь частью крестьянского мира, она хорошо понимает и соблюдает все законы народной жизни. Хотя ей пришлось жить в сложное время, и судьба ей выпала тяжелая, она, «надсаженная» и «изработанная», не потеряла веру в жизнь и умеет замечать радости в своей простой и нелегкой жизни. Самая большая радость для нее – это семья и труд. В крестьянском мире, изображаемом в «Последнем поклоне» бабушка порой выступает в качестве инициатора и «двигателя» крестьянской жизни. Будучи по природе добрым человеком, она с сочувствием относится ко всему окружающему, бескорыстно помогает людям, не щадя ни сил, ни денег. На личном примере бабушка утверждает нравственные ценности крестьянского мира. Однако автор не идеализирует образ бабушки, она не всегда поступает справедливо, иногда ее «крутой» характер приводит к семейному разладу, к конфликтам.

Несколько глав в повествовании В. Астафьев посвящает самым близким своим родственникам: деду, отцу, дяде Васе. Любит или не любит своих героев автор, неясно, но, несомненно, с ними его связывают родственные чувства, всегда неоднозначные и непростые. Как художник, он беспощаден к явлению, воплощенному в хорошо известных ему лицах. Не только любовью, благодарностью и вниманием, но и нескрываемой горечью, но и открытой издевкой и легкой усмешкой сопровождает В. Астафьев тени ушедших «сродственников»: их характеры и жизненные истории, прекрасные, причудливые, забавные, страшные составляют сложную канву рассказа о начальной поре земного существования героя-рассказчика «Последнего поклона».

Сложность образа автора-повествователя именно в том, что он выявляется в заключительных главах в разных временных срезах и вне хронологической последовательности. Мальчик, увлеченно играющий в лапту, писатель, рассказывающий о себе, солдат на передовой, испытывающий все тяготы войны, юноша, впервые вышедший на работу после окончания ФЗУ.

Как бы то ни было, но соотнесенностью разных «точек зрения» подчеркивается общая линия в поведении крестьянского сына, который все на том же перепутье, в труднейших условиях, будучи незаурядно талантлив, сравнительно быстро осваивал внутреннюю духовную культуру. И чем взрослее становился, тем освоение это происходило труднее, в борениях, в столкновениях с людьми, с самим собой. Структура заключительных глав подчинена этой задаче, и почти каждая из них рисует героя на переломе.

Мучительно размышляя о проблемах внутренней, духовной жизни «маленького» человека, ее оскудении, о соотношении добра и зла в мире, автор «Последнего поклона» не связывал себя строгим сюжетом. В каждой главе книги - свой ход событий, свое время, свои герои, объединенные личностью рассказчика.

Заключительные главы «Последнего поклона» построены как бы по законам контрапункта – различные мотивы поведения, чувства людей, их голоса движутся, развиваются и сливаются в нечто единое, по-своему гармоничное – в голос автора.

«Последний поклон» - самая заветная книга в творческой биографии Виктора Астафьева», - говорит биограф и исследователь Н.Н. Яновский [6, с. 211-212].

«Авторская» проза – одна из многих возможностей художественного объяснения жизни. В подобных произведениях все решает позиция писателя, его честность, мудрость, талант и, что всего важней, его способность, не поддаваясь диктату обстоятельств, непримиримо отстаивать свои убеждения и свое собственное видение мира. Виктор Петрович Астафьев – именно такой писатель. Почти во всех своих произведениях он защищает свои позиции, защищает свою память, благодаря неповторимому образу автора-повествователя. Это в значительной мере сам Астафьев. Образ автора в его произведениях наделен яркой индивидуальностью самого писателя, его взглядом на мир, его сердцем.

1. Михайлов Ал. Проза В. Астафьева. К проблеме мастерства. - Москва, 1993.- 80с.
2. Макаров А. Н. В глубине России. Пермь, - М., 1973. - С.283
3. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. - М.: Искусство, 1979. - 424с.
4. Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. Исследование разных лет. - М., «Худож. лит.», 1975. - 504с.
5. Кожинов В.В. Проблема автора и путь писателя//Контекст -1977: Литературно-теоретические исследования, - М.: Наука, 1978. - С.23-47.
6. Виноградов В.В. О теории художественной речи. - М.: Высшая школа, 1971. - 234с.
7. Иванова Н. Точка зрения. О прозе последних лет. - М.: Советский писатель, 1988. - 424с.
8. Астафьев В.П. Последний поклон. Москва: Молодая гвардия, 1989. -432с.
9. Яновский Н. Н. Виктор Астафьев. Очерк творчества. - М.: Советский писатель, 1982. -270с.