Русская литература | Филологический аспект №09 (101) Сентябрь 2023

Ситуация возвращения в романе В. С. Маканина «Прямая линия»

Шабанова Зарина Ахматовна
магистрант кафедры русской литературы XX и XXI веков, Воронежский государственный университет, РФ, г. Воронеж, z9381438058@yandex.ru

Аннотация: В статье рассматривается ситуация возвращения в романе В.С. Маканина «Прямая линия». На основе изучения диссертаций и статей исследователей творчества В. С. Маканина устанавливается, что мифологические модели, в частности сюжет возращения, типичны в творчестве писателя. Обосновывается идея того, возвращения в маканинском романе отличается от классического представления о возвращении как о восстановлении «правильного» мироустройства: возвращение в этом романе разрушает миф о поиске утраченного рая.
Ключевые слова: возвращение, поиск утраченного рая, миф, пространство.

Shabanova Zarina Akhmatovna
Master's student of the Department of Russian Literature of XX and XXI centuries, Voronezh State University, Russian Federation, Voronezh

Abstract: The article deals with the situation of return in V. S. Makanin's novel "Direct Line". Based on the study of dissertations and articles by researchers of V. S. Makanin's work, it is established that mythological models, in particular the plot of return, are typical in the writer's work. The idea that the return in Makanin's novel differs from the classical idea of return as the restoration of the "correct" world order is substantiated: the return in this novel destroys the myth of the search for the lost paradise.
Keywords: return, search for the lost paradise, myth, space.

Владимир Семенович Маканин – один из заметных писателей XX века. Формально являясь представителем прозы «сорокалетних», причисляемый критиками и литературоведами то к реалистам, то к постмодернистам, то к «постреалистам» (термин, предложенный М.Н. Липовецким и Н.Л. Лейдерманом), он не вписывается до конца ни в одну литературную классификацию, как и свойственно любому крупному художнику.

Герой В.С. Маканина – так называемый «срединный» человек, погруженный в быт, взаимодействующий «с безличным, отчужденным житейским хаосом» [11, с. 589]. При этом за изображением повседневности в произведениях писателя всегда просвечивает миф, которым управляются все, даже самые мелкие и кажущиеся неважными события в жизни человека. Исследователи отмечают, что мифологические модели обнаруживаются в принципах поэтики В.С. Маканина, принципах сюжетостроения и наррации [10]. Они находят отражение в пространственно-временной организации художественного мира писателя. Так, В.В. Иванцов в своем исследовании [7] пришел к выводу, что маканинский текст тематически ориентирован на космологическую и эсхатологическую проблематику. В произведениях Маканина часто наблюдаются обращения к легендам и мифам («Утрата», «Голоса»). Взаимодействие мифа и повседневности в прозе В.С. Маканина подробно исследует в своей статье М.Ф. Амусин [2].

Герои Маканина часто оказываются в ситуации возвращения, она является типичной для его творчества. Сюжет возвращения встречается в ряде произведений: Георгий Башилов из повести «Где сходилось небо с холмами» (1984) возвращается трижды в свой родной поселок, из которого уехал, как и герой повести «Повесть о старом поселке» (1974); Ключарев, герой повести «Лаз» (1991), возвращается периодически к своему лазу, как и Пекалов из повести «Утрата» (1987) к своему туннелю, возвращение из иллюзорного спасительного места наблюдаем в повести «Долог наш путь» (1991).

Отметим, что возвращение у В. Маканина имеет не только пространственный, но и временной характер. Последний проявляется в воспоминаниях героев, их мысленном возвращении в прошлое. Так, постоянно предаются воспоминаниям о детстве Ключарев в «Повести о Старом Поселке», Белов в романе «Прямая Линия». Прошлое сохранятся в памяти сорокалетнего героя в повести «Утрата», в воспоминаниях об Аварийном поселке композитора Башилова из повести «Где сходилось небо с холмами», в мысленном возвращении в прошлое Тарасова, героя повести «Удавшийся рассказ о любви» (2000).

Будучи архетипическим сюжетом, возвращение присутствует в мифах, легендах, текстах художественной литературы. Пожалуй, наибольшую смысловую наполненность этот сюжет раскрывает в «Одиссее» Гомера, где герой после десятилетних странствий возвращается домой, имея за плечами не просто годы скитаний, а новые знания, опыт, душевное обогащение. Сюжет возвращения в культуре и в литературе всегда предполагает некую завершенность. Герой возвращается в исходную точку, но сам он – другой: обогащенный новым знанием, новым пониманием жизни, опытом. Кроме того, возвращение означает возобновление «правильного» порядка вещей, восстановление нарушенной целостности: так, с возвращением Одиссея на родину его семья вновь обретает мужа и отца, а Итака – правителя.

В произведениях В. Маканина (как и в литературе XX века в целом) характер возвращения, его причины, цели и итоги осмысляются по-иному. У В. Маканина герои возвращаются не один раз, а на протяжении всего повествования. Это периодическое возвращение героев в пространстве или времени (а иногда и в пространстве и во времени) не всегда сигнализирует о завершенности, восстановлении целого, обретении героем полноты бытия. Наоборот, часто оно только обнажает еще больший разлад героя с действительностью и самим собой.

Е.Ю. Перинец в своем исследовании «Мифопоэтический анализ романа В. С. Маканина “Прямая линия”» рассматривает сюжет романа через призму мифа [16]. По его мнению, в основе маканинского романа лежит сюжет возвращения потерянного Рая: Москва отмечена знаками идеала, сакрального пространства, именно с ней поначалу связаны надежды главного героя на семейный уют, карьерный рост и в целом на счастливую жизнь, и именно из этого предполагаемого «рая» героя изгнали. А трагический финал исследователь связывает с трансформацией в сознании героя «утраченного рая»: из идеального, «райского» локуса Москва превращается в хаотичное место, а ощущение гармонии и полноты он испытывает вдалеке от столичного пространства в просторах родных мест. Е.Ю. Перинец считает эфемерным придуманный героем Рай, а невозможность вернуться в Москву для него является очевидным финалом произведения: завершить свой путь герой может, «лишь смертью своей отделавшись от прошлого – сойдя с круга, но так и не выйдя на прямую линию» [7, с. 61].

Рассмотрим подробнее ситуацию возвращения в романе «Прямая линия». В этом произведении показана незавершенность войны, последствия которой дают о себе знать на протяжении всей жизни человека. Главной темой является борьба героя за самостоятельность, отстаивание им права выбирать свою судьбу. Ситуация возвращения в романе представлена в двух ракурсах: это, во-первых, мысленное возвращение главного героя Владимира Белова в прошлое – преследующие его неконтролируемые воспоминания о военном детстве. Во-вторых, это физически осуществляемое возвращение в пространстве: герой вновь оказывается в местах, где он вырос.

Сам характер воспоминаний Белова дает представление о том, что сюжет возвращения в маканинском романе нетипичный и отличается от классического представления о возвращении как о восстановлении «правильного» мироустройства. Практически всегда Белов возвращается в прошлое неосознанно, эти неприятные воспоминания преследуют героя в самых разных ситуациях: в автобусе, во время работы, дома, на улице, во сне. Спелые виноградные грозди, которые привозит из командировки майор, «запускают» воспоминания о детском голоде, семейный уют в доме друга Кости – воспоминания Белова о матери, которая била полотенцем по лицу. Эти отголоски прошлого очень болезненные и неожиданные для главного героя, что видно из его слов, характеризующих сам момент воспоминания: «…и как удар сбоку, когда бьют тебя с размаху, и ты не видишь, и все летит кувырком, пришла опять картина той ночи…» [1, с. 230].

На протяжении всего романа образ главного героя как бы двоится: мы видим Белова глазами коллег, которые приписывают ему хитрость, расчетливость, способность не всегда уместно подшутить над сотрудниками – его «подпорченность» (выражаясь словами одной из коллег героя). С другой стороны, мы видим его воспоминания, которые раскрывают и другие стороны его натуры, и прежде всего – его тягу к человеческому теплу, к близким дружеским, любовным и родственным отношениям с другими людьми, которых он был лишен в детстве. Таким образом, сюжет романа приобретает остроту не только за счет яркости самих описываемых событий (карибский кризис, служебные интриги, любовная линия), но и за счет постепенного раскрытия образа главного героя, углубления его конфликта с окружающими. И только благодаря внутренним монологам, мыслям героя мы понимаем, каков он на самом деле, что подталкивает его принимать те или иные решения, что заставляет его отступать, сомневаться, эти пояснения дают абсолютно противоположное представление о Белове, чем то, которое складывается у его коллег. Легкомысленность, самонадеянность, стремление «порхать по жизни» и ни за что не нести ответственность – все эти качества, вменяемые в вину Белову одной из старших сотрудниц лаборатории, Зорич, совершенно не увязываются в сознании читателя со сложным образом героя, по-юношески идеалистично смотрящего на мир, но при этом травмированного войной, трудно и мучительно ищущего собственную дорогу в жизни.

Таким образом, возвращения в прошлое – воспоминания Белова – выстраивают характеристику личности главного героя, дают более глубокую мотивировку его поступков и углубляют контраст между восприятием его личности коллегами – сотрудниками лаборатории – и автором, которому явно близок его герой. В то же время мы понимаем, что эти воспоминания не приносят покоя герою, не дают ощущения полноты жизни, успокоения или гармонии. Маканин постоянно делает акцент на непроизвольности воспоминаний, они возникают спонтанно, ассоциативно, писатель подчеркивает, что герой не властен над ними, страдает от них, называет их «заскоками памяти», не может от них избавиться. Вполне естественно, что мысленное возвращение в такое трудное прошлое не приносит герою ничего, кроме ощущения потерянности в жизни.

«Физическое» возвращения героя – это кульминационный момент романа. Здесь встречается прошлое и настоящее Белова. Казалось бы, вернувшись домой, увидев своими глазами родные места, поняв, что там уже нет ничего из того, что было в детстве, он мог получить облегчение. Но ему опять нет покоя, долгожданное и ожидаемое облегчение не наступает. Состояние беспокойства, ожидание боли, падения, неудачи более близки герою, более знакомы и понятны. И наоборот, он теряется в состоянии покоя, гармонии, умиротворения – с такими чувствами ему жить не доводилось, поэтому его не убеждают оправдательные слова полковника и снятие с него вины.

Часто в тексте Белов называет себя «инвалидом», имея в виду покалеченность своей души. Это очень меткое замечание автора: как и инвалиды, дети, «отравленные» войной, имеют душевные расстройства, не способны защитить себя даже от воспоминаний о пережитых тяготах, что в очередной раз показывает, насколько сильно ломает человека война и все, что с ней связано. После пережитого, как бы все ни складывалось удачно, человек полноценно жить не может. События давно прошли, но воспоминания о них остались, последствия их переросли в неуверенность в себе, в завтрашнем дне, безнадежность, забыть которые ему не удается. Страшное и мучительное прошлое мы видим в строках: «…И началось новое: я пошел по домам, по разным людям, и везде был голод, нищета, смерть, и, забегая к маме в больницу, я уже не сдерживался: я ничего не рассказывал, я только плакал. Я приносил ей кусок хлеба, и она брала, и однажды я узнал свой сухарь, который она мне как-то после дала. И я легко обманул себя, сказав, что если это тот самый кусок, то, значит, мама достала еще — ей виднее. И я съел, смял не жуя, не успев и додумать всего этого; я поскорее съел его, пока не отняли, как вчера, две опухшие до ужаса женщины». [1, с. 283].

На полигоне, который находится недалеко от его родных мест, все обходится неожиданно лучшим образом для Белова: обвинения сняты, он может ехать обратно в Москву, продолжать жить и заниматься чем хочет. Но Белов не испытывает облегчения или душевного успокоения, ему все равно: «Здесь моя родина, моя степь, мое детство? Если здесь я бегал, прося хлеба, если здесь меня били? Если здесь жили мои деды и прадеды, затерянные сейчас в сровнявшихся уже с землей бугорках?.. Разве кому-нибудь из ожидавших меня в НИЛ интересно, как я крал лепешки у старого конюха? А какое тогда мне, извините, дело до них?...» [1, с. 280].

Отметим, что поворотный момент сюжета, повлекший за собой «изгнание» из «райского» московского локуса, является у В.С. Маканина не до конца ясным: ошибка Володи в расчетах не доказана, ответственность за нее лежит не только на плечах главного героя, но и на его друге Косте. Однако на полигон посылают именно Володю: сотрудникам лаборатории нужна жертва, на роль которой «назначают» самого слабого. Примечательно, что это решение является коллективным и приходит как само собой разумеющееся. Точно так же – как судьба, как неизбежность – воспринимается оно и главным героем: «И мне стало вдруг приятно, что я – а не они и не Костя, – я виноват. Я уйду, а они останутся… Это не мистика. Я давно знал это…» [1, с. 258].

В.С. Маканин тем самым показывает, что коллектив, «рой» руководствуются иной логикой, нежели отдельный человек. Это логика мифа, коллективных схем мышления, противопоставленная индивидуальному опыту человека, его ошибкам и заблуждениям, открытиям и прозрениям. Такая особенность мышления становится причиной возвращения героя, пусть сначала ментального. В ситуации, в которую попадает научно-исследовательская лаборатория Г.Б., эта логика требует назначить виновного, и наименее травматичным выбором для коллектива является именно Белов – молодой сотрудник, чья репутация в глазах коллег (во многом благодаря стараниям Зорич) и так небезупречна. Таким образом, В.С. Маканин создает ситуацию, в которой его герой скорее объявлен виновником трагедии, чем на самом деле является им. Центральный момент библейского сюжета изгнания из Рая – грехопадение – у В. С. Маканина превращен в фикцию, которая тем не менее угрожает обернуться вполне реальными трагическими последствиями, способными разрушить жизнь главного героя. Воспоминания Белова, мучительный опыт его детских военных лет противопоставлены московской жизни. С одной стороны, они мешают герою слиться с «роем» (наблюдательная Зорич ставит в упрек герою то, что он «издерган чем-то личным», т.е. выделяется из коллектива), с другой – именно они дают представление о ценностных ориентирах героя (семья, дом, дружба), именно с их помощью мы понимаем истоки формирования его личности [17].

Поездка в родные места, а значит, выход за пределы московского пространства, способствует прозрению героя-провинциала и, казалось бы, должна привести к уравновешиванию космоса его души. По крайней мере, именно в этом ключе завершается классический сюжет возвращения, лежащий в основе библейской притчи о блудном сыне, «Одиссеи» Гомера, в этом же ключе мыслится и завершение сюжета изгнания из Рая (человек, пройдя земные испытания, которые являются следствием совершенного им когда-то грехопадения, должен в конечном итоге вернуться к Богу). Однако в романе В. Маканина этого не происходит. Понятие «рая» для героя смещается. В его сознании образ Москвы, в которой он надеялся найти покой, начать новую жизнь, из идеала превращается в место, в котором его не приняли, не поняли, выбрали жертвой и изгнали.

Не находит гармонии герой и в родных местах. Пространство малой родины Белова рисуется В. Маканиным подчеркнуто-земным, причем образ земли передается при помощи лексики с семантикой чувственного (преимущественно тактильного) восприятия: «Я пошел быстрее, заспешил, я побежал в этот мрак и в ночь от невероятного, непереносимого ощущения, и когда казалось, вот-вот я упаду, я сам грохнулся на землю и полз, набирая горстями, сжимал эту горелую пахучую землю… Я ссыпал, набирал ее снова, ища себя и тех двоих, распавшихся в этих горстях жженой земли. И забытья не было, и слезы не шли, и я двинулся назад медленно и тупо. Пошел от не принявшей меня земли, которая не облегчила, не дала даже плакать затерянному в этой ночи, в темноте, в слабых сонных цикадах» [1, с. 281].

Возвращение героя в места прошлого – это попытка вернуться к истокам, к земному, природному миру, найти успокоение в почти первобытном состоянии, что по понятным причинам невозможно: жизнь человека, как и история человечества, имеет линейную направленность и движется из прошлого в будущее. Белов возвращается в места своего детства, но это возращение в пространстве, а не во времени, попытка вернуться в состояние, которого нет, которое осталось только в его памяти.

Таким образом, сюжет возвращения в романе «Прямая линия» как бы двоится: главный герой возвращается на малую родину, и он пытается вернуться в утраченный Рай – Москву. Маканин рисует человека, занимающего «срединное» положение: он не принимаем ни природой, ни людьми. Ему нет дороги ни назад – к своему «земному», трагическому прошлому, ни вперед – к выбранному им самим высокому предназначению. Поэтому и смерть героя от сердечного приступа в самолете – между двумя пространствами.

Таким образом, герой Маканина не обретает покой, в отличие от притчевых героев (хотя по легенде и Одиссей, вернувшись после Троянской войны и десятилетия скитаний, уходит с веслом на плече в другие земли по предсказанию Тересия, тоже не нашел покоя в родной Итаке [8]).

Подводя итоги, можно сказать, что в «Прямой линии» автор детально исследует опыт поражения героя, связывая его с невозможностью изжить травмы, нанесенные военным детством. Роман разрушает миф о возвращении в Рай, показывая, что заложенная в каждом человеке потребность к возвращению в место, где ему уютно, комфортно, где он чувствует гармонию с миром и собой, – неудовлетворима. Человек – это существо, которое все время стремится вернуться в пространство-время, которого нет. Таким образом, уже в первом романе Маканина намечается комплекс актуальных проблем и установок, которые будут последовательно решаться в последующем творчестве писателя, в том числе и вопрос о несамостоятельности человека, его зависимости от «мифологии масс».

1. Маканин, В.С. Ключарев и Алимушкин: Роман, рассказы. – М.: Мол. гвардия, 1979 – 286 с.
2. Амусин, М.Ф. Реальность, легенда, миф – и обратно // Вопросы литературы. – 2014. – № 6. – С. 9-35.
3. Бондаренко, В.Г. «Московская школа», или Эпоха безвременья / В.Г. Бондаренко. – М.: Столица, 1990. – 269 с.
4. Вершинина, М. А. Автор и герой в прозе В. Маканина 1990-2000-х годов: автореф. дисс. ... канд. филол. наук: 10.01.01 / М.А. Вершинина. – Волгоград, 2011. – 27 с.
5. Гун, Ц. Авторское сознание и формы его выражения в прозе В.С. Маканина 1970-х – 1980-х гг.: дис. … канд. филол. наук: 10.01.01 / Ц. Гун. – Москва, 2019. – 302 с.
6. Жигалкин, С.А. Метафизика вечного возвращения / С.А. Жигалкин. – М.: Культурная революция, 2011. – 256 с.
7. Иванцов, В.В. Пространственно-временная организация художественного мира В.С. Маканина: дис. … канд. филол. наук: 10.01.01 / В.В. Иванцов. – СПб, 2007. – 239 с.
8. Казанскене, В. П. К вопросу о знаках возвращения Одиссея // Индоевропейское языкознание и классическая филология. 2017. – № 11. – с. 336-342.
9. Климова, Т.Ю. Притча в системе художественного мышления В. Маканина: дисс. ... канд. филол. наук: 10.01.01 / Т.Ю. Климова. – Иркутск, 1999. – 241 с.
10. Кравченкова, Е.А. Художественный мир В.С. Маканина: концепции и интерпретации: дис. … канд. филол. наук: 10.01.01 / Е.А. Кравченкова. – Москва, 2006. – 273 с.
11. Лейдерман, Н.Л., Липовецкий, М.Н. Современная русская литература: 1950-1990-е годы: учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений: в 2 т. – Т. 2: 1968-1990. – М.: Издательский центр «Академия», 2003. – 688 с.
12. Малькова, А.В. Повторяемость как нарративный принцип в прозе В.Маканина: дис. … канд. филол. наук: 10.01.01 / А.В. Малькова. – Томск, 2020. – 257 с.
13. Маркова, Т.Н., Формотворческие тенденции в прозе конца XX века (В.Маканин, Л. Петрушевская, В. Пелевин): дис. … д-ра филол. наук: 10.01.01 / Т.Н. Маркова – Екатеринбург, 2003. – 379 с.
14. Мартысюк, П.Г. Эволюция мифологической идеи вечного возвращения в европейской культуре: дис. … д-ра философ. наук: 24.00.01 / П.Г. Мартысюк. – Минск, 2008. – 345 с.
15. Мотыгин, С.Ю. Прямая линия. Эволюция прозы В.С. Маканина / С.Ю. Мотыгин. – Астрахань: Астрах. ун-т, 2005. – 102 с.
16. Перинец, Е. Ю. Мифопоэтический анализ романа В. С. Маканина «Прямая линия» (к вопросу о природе «московского текста») / Е.Ю. Перинец // Москва и «московский текст» в русской литературе. Москва в судьбе и творчестве русских писателей: сб. науч. статей. – М.: ГБОУ ВО МГПУ, 2015. –№8. – с. 109-115.
17. Рыбальченко, Т.Л. Ситуация возвращения в сюжетах русской реалистической прозы 1950-1990-х гг. / Т.Л. Рыбальченко // Вестник Томского государственного университета. Филология. – 2012. – № 1. – С. 58-82.
18. Паринова, А.С. Мотивный комплекс рая в произведениях русской прозы рубежа ХХ-ХХI веков: дис. … канд. филол. наук: 10.01.01 / А.С. Паринова. – Воронеж, 2018. – 172 с.