Теория языка | Филологический аспект №07 (63) Июль 2020

«Рациональность» и смежные категории сквозь призму лингвистической концепции парадигм Ю. С. Степанова

Маслов Глеб Николаевич
студент магистратуры кафедры методики преподавания РКИ, Государственный институт русского языка им. А.С. Пушкина, РФ, г. Москва, glebmaslow@gmail.com

Аннотация: Гуманитарная мысль сталкивается с трудностями при определении рациональности и смежных с нею категорий. Представляется важным различать эндогенную и экзогенную форму рациональности: последняя действует на индивида извне как система неосознаваемых им табу, «фильтров» для мысли и восприятия. «Лингвистический поворот» в науке проблематизирует феномен зависимости человеческого мышления от знаково-символической природы языка, а саму лингвистику видит образцом науки. Концепции семантической, синтактической и прагматической парадигм языка Ю. С. Степанова, являющиеся проявлением этого подхода, служат эффективному различению родственных понятий «картина мира», «стиль», «рациональность», обсуждаемых в работах постпозитивистов и историков науки.
Ключевые слова: рациональность, картина мира, стиль, семантическая парадигма, синтактическая парадигма, прагматическая парадигма

Maslov Gleb Nikolaevich
MA student, Department of methodology of teaching of Russian as a foreign language, Pushkin State Russian Language Institute, Moscow, Russia

Abstract: Humanitarian thought faces difficulties in determining rationality and related categories. It is important to distinguish between the endogenous and exogenous form of rationality: the latter acts on the individual as a system of unconscious taboos, "filters" of thinking and perception. The "linguistic turn" in science problematizes the phenomenon of the dependence of human thinking on the symbolic nature of language and sees linguistics itself as a model of science. In the frame of such an approach Yu. S. Stepanov developed concepts of semantic, syntactic and pragmatic paradigms of language, which serve to effectively distinguish the related notions of "picture of the world", "style" and "rationality".
Keywords: rationality, picture of the world, style, semantic paradigm, syntactic paradigm, pragmatic paradigm

Настоящая статья ставит целью продемонстрировать эффективность применения лингвистических идей действительного члена  АН СССР и РАН Ю. С. Степанова в решении проблемы разграничения смежных философских концепций рациональности, картины мира и стиля.

Сразу отметим общую тенденцию сегодняшнего дня в интерпретации рациональности: в современной философии рациональность становится категорией, не имеющей антиномической пары. Стремление к универсалистскому понятию, маркирующему допустимость анализа для теоретической мысли необъятных бытийных пространств, приводит к необходимости отстаивать методологический плюрализм [6], в котором фронт рациональности уходит все глубже в нерасчлененные единства эмоциональных состояний и неотрефлексированного поведения.

Поэтому, по нашему мнению, стратегия исследователя конкретной содержательной области может быть бифокальна - с одной стороны, выясняется самоотчет действующего субъекта о целях и способах активности (фокус «эндогенной» рациональности, рациональности-1), а с другой стороны – фокусируется внимание на тех неочевидных без особого методологического приема механизмах реальности, которые детерминируют нерефлексивный пласт личности индивида вне зависимости от его воли (фокус «экзогенной» рациональности, рациональности-2). Свои подходы здесь предлагают психоаналитические и структуралистские направления, где продолжается решение заданной И. Кантом проблемы об априорных основах человеческого разума при торжестве современного релятивизма. Так, одним из результатов тематического анализа, структуралистского по своим интенциям, Дж. Холтон считает междисциплинарную общность тем, которая «бросает свет... на единую основу механизмов воображения» [5, с. 28].

Концептуально плодотворной, на наш взгляд, является идея понимания рациональности как фильтра, выполняющего сепарирующую и структурирующую роль при прохождении через него потока бытия. Тогда предписывающие нормы и регулятивы в составе культуры могут быть интерпретированы как продукт изначальной для какого-либо типа рациональности системы табу, запретов, наличествующих в сознании субъекта активности, в большинстве случаев имплицитно, и выделяемых только в моделях экзогенной рациональности (рациональности-2). При переходе от одного типа рациональности к другому осуществляется освоение «запретных» содержательных зон. Следует учитывать, что сам факт осознания какой-либо культурой наличия в ней табу является индикатором начавшейся смены типа рациональности. Ведь для «нормального» (позаимствуем это понятие из словаря Т. Куна) этапа само наличие запретов в культуре не является проблемой, т. к. не осознается. Потому методологически оправданным представляется концентрировать внимание на тех периодах культуры, где “эмансипирующие” тенденции особенно ярки.  

«Лингвистический поворот» - а лингвистика для новой рациональности - образец науки, - проблематизирует феномен зависимости человеческого мышления от знаково-символической природы языка. Эта тенденция, направленная на построение инвариантных и бессубъектных структур [1] - второе рождение сциентизма в рамках новой рациональности. Интересную классификацию типов рациональности (названных парадигмами) с точки зрения лингвистики предложил Ю. С. Степанов. Он различает семантическую, синтактическую и прагматическую (дектическую) парадигмы (которые должны быть поняты как идеально-типические, а не конкретно-исторические модели) [2, с. 5]. В парадигме первого типа мир мыслится состоящим из совокупности вечных сущностей, размещенных в пустом пространстве, онтология этого мира строится как философия имени. Для синтактической парадигмы мир - это отношение, совокупность предикатов. Ю. С. Степанов пишет: «Субъект, т. е. имя вещи, естественнее всего мыслится в терминах пространства, протяженности, тогда как предикат - в терминах длительности. Вот эти различия я склонен считать первичным» [2, с. 224]. Таким образом, историчность - атрибут синтактической парадигмы. Для прагматики главным является отношение знаков к носителю языка, поэтому в прагматической парадигме философия языка сводится к «философии эгоцентрических слов» [2, с. 5], т. е. «зазор» между «волей» языка и волей человека (эксплицитно осознанный Л. Витгенштейном и поздней герменевтикой) - анализируют в границах прагматической парадигмы.

Для обобщающей характеристики единства мыслительных процедур либо культурных феноменов в современной философии используется, помимо категорий рациональности, ряд других понятий - картина мира, дух эпохи, парадигма, стиль. Не ставя целью досконально прояснить зафиксированные на сегодня в философской литературе определения и рассуждения о соотнесенности этих понятий, представляется необходимым акцентировать те теоретические положения в этой области, которые являются наиболее продуктивными в анализе конкретного историко-культурного материала.

Инертность картины мира по отношению к появляющимся новациям, ее, так сказать, «оплотненность» и относительная устойчивость, ее простота и охватываемость мыслью и, с другой стороны, ее универсальная способность к ассимиляции и интерпретации собственными средствами бытийных феноменов позволяет воспринимать ее как онтологию: «Составляющие ее идеализации (понятия) отождествляются с действительностью» [3, с. 35]. В этом случае понятия обыденного языка лежат в фундаменте метафизики, и прояснение причин смены одного базисного тезауруса другим есть ключ к пониманию смены онтологий.

Характерной чертой стиля является его нерефлексивный генезис, его латентное присутствие в культурных феноменах. Его сущностные характеристики выявляются post factum, при анализе тех культурных продуктов, на которых эпоха или человек оставили след своего предпочтения и вкуса. Поэтому стиль является основным предметом рассмотрения при исследовании результатов действия, не могущего быть отнесенным к целе- или ценностнорациональным, помогая выявить подсознательный, ясно не артикулированный мотив какой-либо человеческой активности. Важное различие между стилем и картиной мира в том, что картина мира конструируется, а стиль - реконструируется.

Проанализированная ранее модель трех парадигм Ю. С. Степанова помогает прояснить соотношение между категорией рациональности и категориями стиля и картины мира. Если принять во внимание их наиболее общие дифференцирующие качества, то становится ясно, что категория картины мира акцентирует «чтойность», онтологичность, рассматриваемой содержательной области самой по себе, и потому входит в сферу семантической парадигмы. Стиль – это, прежде всего, соотношение предметов, т. е. первостепенным для него является вопрос о структуре, синтактике мира. Категория рациональности - категория прагматики, т. к. прежде всего интересуется отношением мира и действующего я. На этой же идее настаивает Ст. Тулмин: «Рациональность - это атрибут не логической или концептуальной системы как таковой, а атрибут человеческого действия и инициативы» [4, с. 141].

1. Барт Р. Как жить вместе: романтические симуляции некоторых пространств повседневности: конспекты лекций в Коллеж де Франс, 1976-1977 гг. - Москва : Ад Маргинем Пресс, cop. 2016. - 271 с
2. Степанов Ю. С. В трехмерном пространстве языка: Семиотич. пробл. лингвистики, философии, искусства / Отв. ред. В. П. Нерознак. Москва: URSS: ЛЕНАНД, 2015. - 331 с.
3. Степин В. С., Кузнецова Л. Ф. Научная картина мира в культуре техногенной цивилизации. М.: ИФРАН, 1994.
4. Тулмин С. Человеческое понимание / Пер. с англ. З. В. Кагановой; Общ. ред. и вступ. ст. [с. 5-22] П. Е. Сивоконя. - М.: Прогресс, 1984. - 327 с.
5. Холтон Д. Тематический анализ науки: Пер. с англ / Общ. ред. и послесл. С. Р. Микулинского. - М.: Прогресс, 1981. - 383 с.
6. Feyerabend P. Philosophy of nature. Cambridge, UK; Malden, MA: Polity, [2016]