Фольклористика | Филологический аспект №05 (97) Май 2023

УДК 398

Дата публикации 31.05.2023

Образ лихорадки в заговорах Русского Cевера

Коновалова Мария Александровна
Старший преподаватель кафедры германской филологии и скандинавистики Институт филологии, Петрозаводский государственный университет, г. Петрозаводск konovmasha@yandex.ru

Аннотация: Статья представляет собой научное исследование группы заговоров, предназначенных для избавления от лихорадок и записанных на территориях Русского Севера в XIX-XX веках. Автор обращает внимание на образы лихорадок-трясовиц в текстах заговоров и раскрывает сюжетные особенности заговоров данной группы. Анализируется семантика имен лихорадок, их внешний вид, а также способы коммуникации и взаимодействия с другими персонажами. Особенности, выявленные в ходе анализа, сопоставляются с характеристиками образа лихорадок в традиционном русском фольклоре.
Ключевые слова: фольклор, лечебные заговоры, лихорадки, прозопопея, персонификация.

The Image of Fevers in charms of the Russian North

Konovalova Mariia Aleksandrovna
Senior lecturer of the Department of German Philology and Scandinavian studies Institute of Philology, Petrozavodsk state university, Petrozavodsk

Abstract: This article presents a scientific study of a group of charms intended to cure fevers recorded on the territories of the Russian North during the XIX-XX centuries. The author focuses on the characters of fever-causing shivering in the texts of the charms and reveals the narrative features of this group of charms. The semantics of fever names, their appearance as well as communication and interaction methods with other characters are analyzed. The features identified during the analysis are compared with the characteristics of the image of fevers in traditional Russian folklore.
Keywords: folklore, healing charms, fevers, prosopopoeia, personification.

Правильная ссылка на статью
Коновалова М.А. Образ лихорадки в заговорах Русского Cевера // Филологический аспект: международный научно-практический журнал. 2023. № 05 (97). Режим доступа: https://scipress.ru/philology/articles/obraz-likhoradki-v-zagovorakh-russkogo-cevera.html (Дата обращения: 31.05.2023)

В последние годы изучению такого жанра устного народного творчества, как заговор посвящается довольно много работ. Растет и объем фольклорного материала: проводятся экспедиции, исследователи привозят новые фольклорные записи, которые требуют классификации и предметного анализа. В данной статье мы обратимся к группе заговоров, предназначенных для избавления от лихорадок, или, как их называют иначе, трясовиц и записанных на территориях Русского Севера (ограничимся Архангельской областью и республикой Карелия) в XIX-XX веках. Предметом исследования выступят образы лихорадок-трясовиц в текстах заговоров.

В первую очередь стоит отметить, что данная тематическая группа заговоров неоднократно становилась предметом исследования фольклористов, но она была исследована в достаточно широком плане: внимание обращалось на саму структуру и сюжет заговора, а материал не ограничивается конкретным регионом. Таким образом, данные работы (например, «Сисиниева легенда» [1], «Восточнославянские лечебные заговоры в сравнительном освещении» [2]) представляют для нас значительный интерес, раскрывая сюжетные особенности заговоров данной группы, а также произошедшие с ними трансформации.

Итак, традиционный сюжет заговоров от лихорадок-трясовиц восходит к Сисиниевой молитве, или легенде, как она именуется в различных источниках. Данная молитва известна не только в славянской, но и других традициях, например, греческой, коптской и германской. Примечательно также, что данная легенда первоначально существовала в письменном варианте, постепенно фольклоризировалась, сокращалась и таким образом перешла в устную традицию, однако использование данного текста на бумаге можно было встретить и в XX веке. Весь путь трансформаций легенды детально исследуется, в том числе в указанных выше изданиях [1], [2], а также множестве статей, поэтому мы не будем подробно останавливаться на произошедших изменениях, лишь обратимся к финальной, третьей редакции, которая и послужила непосредственной основой для устных заговоров и позволим себе процитировать ее в формулировке Т.А. Агапкиной: «Сакральный персонаж (их может быть несколько) встречает/видит 7/12 простоволосых трясовиц/лихорадок. называющих себя дочерями царя Ирода. На вопрос о том, куда они идут, лихорадки отвечают, что идут в мир мучить людей <…>. Святые наказывают (избивают) их, обычно железными прутьями. Трясовицы просят отпустить их, обещая обходить те дома и людей, которые будут иметь при себе или поминать имена святых» [2, c. 535].

Мы рассмотрим, какими представляются лихорадки в заговорах, бытовавших в XIX-XX веках на территории Архангельской и Олонецкой губерний, обратившись к текстам семи заговоров от лихорадки. В тринадцати из четырнадцати записей об избавления от лихорадки приводится полный текст заговора. Пять фольклорных текстов также сопровождены описанием обрядовых действий заговаривающего и/или заговариваемого, таким образом, они «раскрывают особенности не только народных верований, но и указывают на структуру обряда, его ритуальную символику» [3, с. 16]. Три заговора сохранились в письменном виде и были предназначены для использования именно в такой форме. Стоит отметить, что некоторые заговоры от лихорадки нельзя связать с Сисиниевой легендой, так как они имеют совершенно иную структуру: «Осина, осина, возьми мою тресину, дай мне леготу!» [8, c. 205]. В данном случае дрожь человека при лихорадке сопоставляется с дрожанием осины, традиционно персонифицированный образ лихорадки, о котором пойдет речь далее, отсутствует. Лексема «лихорадка» может как применяться по отношению к разным заболеваниям, так и упоминаться в ряду других, синонимичных, наименований (веснуха, трясовица, худоша, грыжа, рожа и др.) или же по-разному именоваться: «Болела она (девочка – Т. К.), как по-нынешнему-то, малярией, а как по-здешнему, лихорадкой. А эта лихорадка по-старому, по-деревенски, — худоша, а худоши эти как будто были 12 сестер царя Ирода. Как раньше в деревне говорили, что эти сестры царя Ирода – это все болезни: желтуха, трясуха» [9, c. 205–206]. Кроме того, в тексте заговора могут перечисляться и характерные особенности всевозможных лихорадок по месту локализации или протекания заболевания, воздействия его на человека: «от лихорадки, от всякой великой болезни огневицы, трясовицы внутренней, костяной, жильной, живичной и сердца» [10, c. 3]. В одном из текстов заговаривающий упоминает «всякие злые, лихие притчи, скорби и болезни: щипоту и ломоту и 12-ть проклятых Иродовых дщерей злую лихую лихорадку: Листопуху, Лопуху, Коршуху, Комуху, Коркушу, Пухоту, Хрыпоту, Ломиху, Знобиху, Гнятяницу, Огневицу, Трясавицу и всякую вражью неприязненную силу и всякое мечтание сатанино угодие» [8, c. 161], таким образом не только перечисляя все возможные лихорадки (значение имен здесь семантически выводимо), но и ставя их в ряд с другими болезнями.

Обычно же болезнь-лихорадка представлена в женском обличье, то есть мы сталкиваемся с характерным для фольклора явлением прозопопеи. Прозопопея – это представление неодушевленного предмета одушевленным, живым. Ранее мы отмечали, что наблюдается два варианта прозопопеи. Первый из них – «одушевление, когда неодушевленный предмет наделяется свойствами живого существа» [4, c. 152] (как, например, в приведенном ранее примере про осину). Персонификация (т.е. представление объекта в антропоморфном виде) встречается в тринадцати из четырнадцати исследуемых заговоров. Стоит отметить, что «чем сильнее персонифицируется и характеризуется образ, тем легче на него воздействовать, добиться от него положительного для себя и (или) для больного результата» [5, c. 135]. Проследим, насколько сильно персонифицируется образ лихорадки в анализируемых текстах.

Сам образ лихорадки достаточно распространен в русском (и шире – славянском) фольклоре. Она «может быть женщиной в белом, с непокрытой головой и без пояса или безобразной, косматой, сгорбленной старухой с клюкой» [6, с. 321]. Образ может варьироваться в зависимости от этноса, ареала или времени распространения заговора. Неудивительно, что такое негативное явление, как болезнь чаще всего представляется человеку довольно жутким образом: «12 жен простоволосых, видением страшных зело, окаянных» [11, c. 45], «все они косматые, волосатые, все беспоясные» [11, c. 51]. Говорится в заговорах и о внутренней характеристике лихорадок: «Всех их проклятых 12; одна одной злее» [12, c. 336]. Кроме того, мы можем видеть, что девы-лихорадки предстают простоволосыми, простопоясыми, это в очередной раз указывает на их противопоставление христианскому миру и враждебную природу. Более того, в одном из текстов они говорят о своем дьявольском происхождении: «посылает нас наш отец Сатана мучить люд христианский» [11, c. 45]. Более широко, как и в других традициях и в первоначальной молитве, распространено имя царя Ирода, «жестокого гонителя Иисуса и первых христиан, насылающие болезни на их последователей» [7, c. 53], который чаще всего становится отцом лихорадок, однако возможны и другие родственные связи: трясовицы говорят, что они «девы», «дщери» или даже «сестры» или племянницы – «мы есть трясавицы, отца Филина, брата Иродова, дщери» [8, c. 206].

Как мы видим, лихорадки в текстах заговоров представляются антропоморфно, соответственно, могут выполнять ряд действий, которые можно разделить на две группы: действия во время встречи с сакральным персонажем или заговаривающим и причинение вреда человеку. Встреча с лихорадками происходит в сакральном пространстве. Часто подобные пространства и «центры мира» получают мифологические или связанные с религией наименования. В исследуемых заговорах такими топосами может быть дорога («Отправляются они в путь-дороженьку дальнюю. Попадав им 12 дев» [11, c. 51]), остров в море («На море на окияне, на острове на Буяне, лежит камень алтырь. На том камне сидят три старца с железными прутьями. Идуть к ним на встречу 12 сестер лихорадок» [8, c. 205]) или гора («на горе синайстей столп огненный от земли и донебеси, и с того столпа изыдоша 12 дев» [8, c. 209]).

При встрече сакральный персонаж вступает в коммуникацию с лихорадками, которые всегда ведут себя одинаково, как это подобает формульному персонажу: отвечают на вопросы о том, кто они и какова их цель: «Есть мы царя Ирода дщери и идем на весь мир кости знобить и тело мучить» [9, c. 79]. Лишь в отдельных случаях о действиях трясовиц говорится в речи заговаривающего («не дают покоя рабу Б. N, изсушают, его белое тело, испивают кровь» [12, 336]). Мы видим, что обычно они представляются коллективно, однако в некоторых текстах каждая из лихорадок говорит о своих действиях лично. Приведем несколько примеров: «Первая рече: "Мое имя Лидия, аз вхожу в человека, тот человек дрожит всем телом и его не могут никак согреть". <...> Четвертая рече: "Ломия, я ломаю человеку кости и ручных и ножных". Пятая: "Мое имя Трясея. Я трясу человека, и того человека не могут нигде согреть"» [11, c. 46]. Как и представляются, так и действуют лихорадки сообща: «Пошли мы по белому свету людей имать, жилья тянуть, кости ломать, телеса земли-матери придавать» [9, c. 79], это мы можем видеть благодаря использованию местоимений и глаголов в форме множественного числа. Тем не менее в трех самых объемных текстах каждая лихорадка выполняет свою определенную функцию, которая обусловлена ее именем (см. пример выше). Некоторая вариативность, как мы видим, все же присутствует, но общий смысл передаваемой информации не меняется, лишь может быть сокращен ее объем.

Завершаются подобные заговоры тем, что заговаривающий или сакральный персонаж угрожает лихорадкам телесной расправой или осуществляет ее: «И рече Праотец Панфутий своим братьям: "Зломите по три прута, тем станем их бить по три зори утренних, по три вечерних"» [9, c. 79], «И биша их по нескольку раз» [11, c. 46]. После чего лихорадки обещают покинуть заговариваемого: «Не казните вы нас. Кто эту молитву процитает, мы в тот дом не зайдем и не заглянем» [11, c. 52].

Итак, обобщим образ лихорадок в заговорах Архангельской области и республики Карелия: это антропоморфные существа женского пола, чей внешний вид (нерасчесанные, распущенные, непокрытые волосы, отсутствие пояса) свидетельствует о враждебной человеку природе. Это подтверждается и тем, что лихорадки обитают не в человеческом мире, а в сакральном пространстве, где и происходит их встреча с сакральным персонажем или заговаривающим. Кроме того, к защите от лихорадок часто привлекаются божественные силы (ангелы, архангелы, святые и пр.). Лихорадки вступают с ними в коммуникацию, сообщают о своем дьявольском происхождении и/или родстве с царем Иродом и намерениях причинять вред людскому роду. После угроз со стороны сакрального персонажа или божественных сил обещают покинуть заговариваемого, если он будет обращаться к Святому слову. Практически все проанализированные заговоры следуют приведенной структуре и, таким образом, совпадают с общерусской традицией.


Список литературы

1. Сисиниева легенда в фольклорных и рукописных традициях Ближнего Востока, Балкан и Восточной Европы. М. : Индрик, 2017. 856 с.
2. Агапкина Т.А. Восточнославянские лечебные заговоры в сравнительном освещении: сюжетика и образ мира / Т.А. Агапкина. М. : Индрик, 2010. 824 с.
3. Окладникова Е.А. Заговоры в контексте мемориальной культуры сельских жителей Вологодской области / Е.А. Окладникова // Вестник славянских культур. 2019. Т. 53. С. 8–20.
4. Коновалова, М.А. Явление прозопопеи в русских заговорах Карелии / М.А. Коновалова // Наукосфера. Смоленск, 2021. №11 (2). С.150-154.
5. Архипова Н.Г. Персонификация абстрактного имени в традиционном фольклоре (на материале русских заговоров от лихорадки) / Н.Г. Архипова // Вестник АмГУ. 2009. Вып. 44. С. 133–135.
6. Власова М.Н. Русские суеверия : [энциклопедический словарь] / М Власова. СПб. Азбука : Азбука-Аттикус, 2018. 732 с.
7. Труфанова Н.А. Одушевление болезни в позднее Средневековье и риторика вербального взаимодействия с ней (на материале средневерхненемецких лечебных заговоров XV века) / Н.А. Труфанова // Вестник НГУ. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2022. Т. 20, № 1. С. 49–60.
Список источников
8. Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии / Собр. П. С. Ефименком. М. : 1878. Ч. 2. Народная словесность. — 276 с.
9. Русские заговоры Карелии / Составитель Т.С. Курец. Петрозаводск: Издательство Петрозаводского государственного университета, 2000. 276 с.
10. Тур. Темнота народная // Вестник Олонецкого губ. земства. 1913. № 22. С. 2–3.
11. Встану я благословясь…: Лечебные и любовные заговоры, записанные в части Архангельской области / Изд. подготовлено Ю. И. Смирновым и В. Н. Ильинской. М. : Информационно-издательское агентство «Русский мир», 1992. 80 с.
12. Заговор против лихорадки // Петропавловский приход Вытегорского уезда // Олонецкие губернские ведомости. 1884. № 34 С. 335–336.

Расскажите о нас своим друзьям: