Языки народов Российской Федерации | Филологический аспект №09 (77) Сентябрь 2021

УДК 8.1751

Дата публикации 29.09.2021

Образ хантыйского героя Ими хилы (на материале традиционных формул в народных сказках)

Дядюн Светлана Даниловна
старший научный сотрудник фольклорного центра, Обско-угорский институт прикладных исследований и разработок, г. Ханты-Мансийск ernihova@mail.ru

Аннотация: Статья посвящена образу Ими хилы, так как он является культурным героем в хантыйских народных сказках. Ему приписана инициатива творения земли, создание человека, обучение промыслам, другим важным знаниям и навыкам. Он был первым охотником на лося, создал огонь, полезные растения и животных, велел птицам прилетать летом на север. По велению отца он добывает в нижнем мире солнце и луну. Он является основателем родовой организации, устанавливает нормы брачных отношений, вводит некоторые обряды. Цель нашего исследования рассмотреть образ Ими хилы в народных сказках.
Ключевые слова: фольклор, ханты, сказка, образ, народный герой, сказочные формулы.

The image of the folk hero Imi Khila in the Khanty tales

Dyadyun Svetlana Danilovna
senior researcher folklore center, Ob-Ugric Institute of applied research and development, Khanty-Mansiysk

Abstract: The article is devoted to the image of Imi Khila, as he is a cultural hero in the Khanty folk tales. He is credited with the initiative for the creation of the earth, the creation of man, training in crafts, and other important knowledge and skills. He was the first elk hunter, created fire, useful plants and animals, ordered the birds to fly to the north in summer. The cultural hero in the Khanty folk tales is Imi Khily. At the behest of his father, he extracts the sun and the moon in the lower world. He is the founder of the tribal organization, establishes the norms of marriage relations, introduces some rituals. The purpose of our research is to consider the image of Imi Khila in folk tales.
Keywords: folklore, Khanty, fairy tale, image, folk hero, fabulous formulas.

Правильная ссылка на статью
Дядюн С.Д. Образ хантыйского героя Ими хилы (на материале традиционных формул в народных сказках // Филологический аспект: международный научно-практический журнал. 2021. № 09 (77). Режим доступа: https://scipress.ru/philology/articles/obraz-khantyjskogo-geroya-imi-khily-na-materiale-traditsionnykh-formul-v-narodnykh-skazkakh.html (Дата обращения: 29.09.2021)

Картина мира складывается на основе представлений человека о мире. Понятие об этих представлениях можно получить путем анализа фольклорных текстов. Особенный интерес в этом отношении представляют сказки. Получение, накопление и объективизация знаний о действительности осуществляется, прежде всего, при помощи языка.

Попытаемся отобразить образ культурного героя Ими хилы путем анализа хантыйских сказок.

Лукина Н.В. дает описание популярной фигуре обско-угорского фольклора: «В пантеоне обских угров это культурный герой и главный покровитель. В религиозных воззрениях он носит имена Ими-хилы ‘Бабушкин внук или тётин племянник’. В текстах посвященной ему серии обычно говорится, что герой живет с бабушкой или тетей. Мансийский текст проливает свет на происхождение этого имени. Здесь герой — сын Торума, который, поссорившись с женой, изгоняет ее на землю, где она рождает сына; сестра Торума находит их и после примирения супругов уходит с племянником на Обь. С этого момента тетя заменяет ему мать, учит его обращаться с луком и стрелами и т. д., а герой именуется «племянником»» [1, с. 46].

 

«Действие разворачивается следующим образом: тетя с племянником живут в отдаленной местности, мальчик узнает о смерти своих предков, идет мстить, побеждает злых существ, возвращается к тете, затем садится в верховьях реки Обь духом-покровителем, а тетю назначает богиней Калтащ. Вступительная формула уже говорит о том, что герои одиноки: ‘Ими хилы с тетей живут на одиноком священном мысу, в отдаленном лесном месте. Живут вдвоем, его тете то ли триста, то ли четыреста лет исполнилось, все это время живет [она] с племянником. Племянник [он] не помнит то время, как жил с матерью, как жил с отцом, не помнит, как остался один, как остался с тетей не помнит это времяʼ» [2, с. 59]. Подобное формульное описание, на наш взгляд, поясняет, что тётя живет неопределенно долгое время. Специфическое сказочное числительное муй хөԓәм сот оԓа йис, муй њӑԓ сот оӆа йис 'то ли триста лет исполнилось, то ли четыреста лет исполнилось' указывает на единицу времени, но в сказке подобная конструкция подчеркивает не только неизвестность точного ответа на вопрос, когда, где и как долго происходило описываемое событие, но и неважность этого в данном случае. Зачины в подобных сказках весьма специфичны: Атэԓт каԓт йўх авәтән, атэԓт ԓөӈх йўх авәтән Ими хиԓы имэԓ пиԓа вөԓ ‘На одиноком лесном мысу, где находятся женские божества, на одиноком лесном мысу, где находятся мужские божества Ими хилы с тетей живетʼ дает представление о том, что в хантыйской мифологии присутствует дуализм: женское и мужское начало каԓт женское божествоʼ, ԓөӈх мужское божествоʼ, что соответствует полноте мировосприятия. В большинстве сказок в зачине передается место действия, типологически схожее с первотворимым миром, где мир упорядочен, но некоторые отношения или часть природы еще не сотворены [2, с. 60].

 

Из выше приведенных отрывков видно, что тетя и ее племянник – некие первые люди на земле. Он не помнил, кому обязан своим рождением, и даже не подозревал, откуда он происходит: Щӑщупи, мин муй вўрән кӑт хуйат вөԓԓǝмән? Ай войәт пөрԓәԓәт па ар вой, муԓты мўв хӑры войәт, кўщарәт, ԓаӊкэт ар хуйат вөԓԓәт, тухԓәӊ войәт, иса сыр-сыр войәт, – лупәԓ. – Мин па муй вўрән кӑт хуйат вөԓԓәмән? Муй вўрән па ԓыв ар, мин па хуйат муй ӑн тӑйсәмән вөԓмємән? Па ма муй аӊки ӑн тӑйсәм, ащи ӑн тӑйсәм? Па муй вўрән мин кӑт хуйат вөԓԓәмән? ʻТетя, каким образом, мы вдвоем стали жить? Маленькие птички летают да разные звери, какие-то букашки, бурундуки, белки - их много; утки, всякие разные звери, - спрашивает племянник у тети. – Мы то почему вдвоем живем? Почему их много, а у нас разве никого нет? У меня разве матери не было, отца не было?ʼ [3, с.197]. Как отмечает Е. М. Мелетинский, «стремление объяснить «одиночество» героя привело в ряде случаев к интерпретации одинокого героя, не имеющего родителей, как сироты, выросшего без отца (убитого врагами) и впоследствии выполняющего долг родовой мести» [4, с.1-2]. В сказках с таким сюжетом другие люди не встречаются. Упоминания о родителях в сказках - явно позднейшая вставка. В хантыйской языковой картине мира доминирует идея о сохранении общности, целостности семьи (рода). Состоятельность, благополучие человека измеряется не материальными благами, а количеством родственников.

 

Далее следует развитие сюжета – поиск потерянного или недостающего. Кульминация сказки состоит в том, что главный герой или героиня сражаются с противоборствующей силой и всегда побеждают ее. Для героя в фольклоре, как правило, нет альтернатив в оценках, они уже заданы заранее самой поэтикой фольклора и сюжетной схемой.

 

Распространенная в хантыйских сказках пространственная формула: Хот шанш [пєләкән вөԓ] ӑԓ йўԓ тохнәм кўрәӈ йөш, шанш йўԓ тохнәм мӑԓ кўрәԓ йөш. Щи кўрәԓ йөш хувәт аԓ мӑна, хот шанш пєԓа кўрәԓ йөш хўвәт ‘За домом есть глубокая, до колен  протоптанная тропинка [как порванный шов], глубокая до коленных суставов, протоптанная тропинка [как порванный шов]. Ты по этой протоптанной тропинке не ходи, за домом находящейся тропинке, не ходиʼ является границей перехода из одного пространства в другое (т.е. переход из царства живых в царство мертвых). Затем ребенок находит отгадку, почему его родители отсутствуют: Тăм мөнты лупԓǝм, щит хот шăнш пϵԓа аԓ, йуԓ тохнǝм кўрǝӈ йөш хўват аԓ мăна! Йи, йавǝԓэн, щивэԓт мăнԓǝн, йивэн-ăсэн щивэԓт мăнмэԓ, шивԓаԓ хуԓљийǝԓсǝт. Наӈ па мăнԓǝн щивэԓт пϵԓа ʻЯ же тогда говорила: по тропинке, глубоко протоптанной до высоты колен, которая проходит за домом, не ходи! Какого дьявола, ты туда идешь? Твои отец с матерью туда как ушли, пропали, и ты туда идешь?ʼ [2, c. 96-97].  

В сюжете сказок мы видим, как персонаж нарушает запрет тети. Его действие, нарушающее запрет, всегда выражается в вопросительно-синтаксической конструкции. С этого и начинается развитие действия: Муй пӑта имєм ими мӑнты ӑнт єсәԓԓәԓԓэ? ‘Почему это тетя [моя] меня не отпускает? Это и составляет завязку сказочного сюжета: может, тетя не ведает, а, может, целенаправленно посылает мальчика пойти по той тропинке, чтобы он узнал о смерти своих родителей. Естественно, запрет выражается повелительным наклонением глагола в сочетании с отрицательной частицей аԓ мана ‘не ходи’. Но, тем не менее, идет подробное описание местонахождения тропинки. Именно это вызывает интерес мальчика [2, с. 97].

 

Как только мальчик переходит границу, ему попадается избушка, покрытая землей и мхом. Он не заходит в дом, а поднимается по лестнице на крышу Йис йи йўх, њөмәр йўх эваԓт вєрәм хоӈтєпәԓ вөԓ нух хөӈхияԓты. Нух хөӈхәс ‘Одна старинная, из неочищенной коры сделанная лестница есть, чтобы вверх подняться. Залез он наверхʼ. Т.А. Молданова, описывая пантеон обско-угорских божеств, отмечает, что «в священных преданиях упоминается лестница или столб, по которым можно подняться на Небо» [5, с. 14]. Следовательно, на наш взгляд, лестница означает переход из одного пространства в другое. Герой смотрит за происходящим Щухаԓ ов эваԓт иԓԓы вантман омасәԓ ‘Через отверстие чувала вниз смотрит, сидяʼ. С.Ю. Неклюдов, Е.С. Новик в своей статье рассматривали нору, дыру, отверстие в земле, как переход в Нижний мир. Авторы относят мифологические тексты «к чрезвычайно широкому классу повествований, посвященных хождениям человека в потусторонний мир». Они отмечают «невидимость визионера для тамошних обитателей» [6, с. 1]. Те же примеры можно проследить и в хантыйских текстах: Кӑт сємԓы имєӈән-икєӈән нурыйән уԓԓәӈән ‘Двое слепых муж с женой спят на нарахʼ. Как отмечают эти же авторы, «будучи призраком, живой посетитель царства мертвых не виден никому…». Мифологическая слепота – это некое качество, в равной мере присущее и субъекту и объекту коммуникации, «видящему» и «видимому» (точнее «невидящему» и «невидимому»). Отсюда мотив обоюдной слепоты представителей двух миров, который может быть объяснен двояким образом. Покойник слеп именно потому, что мертв, а невидим он, поскольку после похорон невозвратимо исчезает их поля зрения живых… Соответственно, если для людей не видимы подземные духи, попавшие в наш мир, а живой посетитель потустороннего мира невидим для тамошних обитателей, то и сами земные визионеры порой остаются невидящими – в некотором смысле слепыми [6, с. 1].

 

В сказке несколько раз упоминается: Щухаԓ ов йэщаԓт па нухԓы пєԓа сорәм тыйн њухрәм, пӑста вєрәм тыйӈ наӈк йўх йөщәт ԓоњщиԓәмәт щухаԓ рата ‘Из отверстия чувала стоят острием вверх высохшие колья из лиственницы, изготовленные на скорую рукуʼ. Лиственница в картине мира народа ханты – дерево мєӈков ‘богов’. «Лиственница, как и береза, может играть функцию отделения мира людей от иного мира (духов, мертвых)» [5, с.14].

Таким образом, в хантыйских сказках границей перехода является глубокая, до высоты колен протоптанная тропинка, отверстие чувала, а стражами перехода между мирами в нижний мир являются мифологические существа: Мєӈквы, Йалањи - духи, Кирәп њуԓәп имэт, Кар имэт – Баба яга. Побеждая их, или пройдя те или иные испытания, герой обретает статус «духа-покровителя».

 

Следующий символ Хор поӈхәӆ вөн нарәс йўхәԓ вўслэ ‘Большой музыкальный инструмент [нарәс йўх], похожий на оленью лопатку взял’ означает, что слепой старик переходит к магическим заклинаниям. Лесные ненцы, живущие по соседству с народом ханты, проводили обряд гадания на оленьей лопатке. Позже ханты заимствовали этот обряд у ненцев [7, с. 48]. Далее мы наблюдаем специфическое заклинание – призыв лесных животных, он производится на священном музыкальном инструменте: Вөнтән вөԓты, йухәӈ вөнт шӑншэӈән йӑӈхты вөн хор ики! Төтэн утн тыв ат төԓыйән, аԓтэн утн тыв аԓԓайн! Тӑм овән, щухаԓ ова тыв ат сөхтыԓыйән! ‘В лесу живущий, за лесом с деревьями гуляющий лесной олень, с большими рогами лесной олень!  То, что везет, пусть тебя сюда привезет, то, что несет, пусть тебя сюда принесет! В этот чувал через отверстие пусть тебя затянет’. Магические заклинания для привлечения зверя охотник произносит перед тем, как ставить слопцы. Их цель – воздействовать на зверя, обеспечить удачу в предстоящей охоте. «Люди верили, что животные не только слышат и понимают человеческую речь, но могут и действовать» [7, с. 48]. Эту формулу мы относим «к религиозно-магическому фольклору. Определяющие признаки жанра лежат в обрядовых корнях поэзии – как магической, так и лирической» [6, с. 1].

 

То, что «слепые старики» являются мертвыми, подтверждает факт, что Ими хилы, спасаясь от старика, привязывает к своему животу сўт кэвшөп ‘кусок точильного камняʼ. В похоронном обряде народа ханты точильный камень применяется как оберег от потусторонних сил; и его кладут под порог дома, для того, чтобы душа умершего человека не взяла с собой души живых [7, с. 49].

 

В традиционной жизни у хантов существовали определенные способы гадания, в частности, гадания на огне. Ханты полагали, что сквозь огонь можно видеть определенную ситуацию в ее развертывании, действовать через огонь и при его посредстве влиять на события. Хотя такими способностями обладали только ясновидящие, этой же способностью обладал и наш герой: Имуԓты хăтǝԓ аԓǝӈ сϵмӈǝԓ тўта павǝтсǝԓԓэ. Щащэԓ лупǝԓ: «Хиԓыйэ, сϵмӈǝԓан мўйа тўта павǝтсǝԓԓǝн? Муй мăнϵм вэԓты тўма вϵрсǝн, мўй нăӈэн вэԓты тўма вϵрсǝн?» Хиԓэԓ лупǝԓ: «Муй щащϵм ими мăнты вэԓты тўма вϵрсǝм. Овǝӈ йухан овϵм пϵԓы йăӈхты кўш вϵрϵм вөԓ» ʻОднажды утром он [Ими хилы] стал смотреть на огонь. Тетя спрашивает его: «Внучек, зачем ты обратил глаза к огню? Надумал меня погубить, или себя надумал погубить?» Внук отвечает: «Что ты, тетушка, себя надумал погубить. Хочу сходить к истоку реки…»ʼ [8, с. 417].

 

Образ одинокого героя – первого человека на земле, служит сюжетообразующим фактором и лежит в основе конфликта: сын мстит за погибших родителей и после определенных испытаний становится духом-покровителем территории или рода. Ими хилы является сиротой. Сирота, в представлениях хантов – символ крепкого, жизнеспособного ребенка. Сказочный персонаж обладает определенной характеристикой: набором приписываемых ему черт характера, представлением о месте его жительства, поведении и т.д. Мы не находим в текстах описания внешности героев, т.к. это является культурной установкой народа – не давать оценку человеку по внешним данным.

По сообразительности, уму и находчивости мальчик превосходит всех остальных и, как водится, выходит победителем из любой ситуации. Герой защищает будущий народ от потустороннего мира (злых менквов, Яланей, Кар ими), одурачивая их или побеждая своей хитростью и смекалкой.

 

Выше приведенные формулы относятся к широкому классу повествований, посвященных хождениям живого человека в потусторонний мир. Пространственная формула Ԓўв па щи хөс хор хәхԓәм ԓӑнтәӈ Ас, хөс хор хәхԓәм хуԓән Ас тыйәԓа омсәс, щащэԓ ими щи Кӑԓтащ имийа мўԓәтӆәԓԓэ ‘Он садится в верховья реки Обь, богатой ягелем и рыбой, а тетю назначает богиней Калтащʼ свидетельствует о том, что в этом случае представлен текст, объясняющий происхождение соответствующего духа, и этот текст сказки, судя по вышеприведенным формулам, восходит к мифам о происхождении смерти. «Смерть принимает формы «пространственного передвижения…». О посвящаемом говорят, что он умер и ушел в мир духов» [4, с. 1].

 

Итак, следует сделать вывод, что Ими хилы раскрывает справедливые законы бытия. В хантыйских сказках герой является помощником людей, обычно в сказках он живет с бабушкой, тетей или братьями, но при этом он сирота. Главный герой терпит множество лишений в сиротстве, но растет он добрым и отзывчивым.  Проанализированные формулы показали, что они относятся к чрезвычайно широкому классу повествований, посвященных хождениям главного героя в потусторонний мир. Мифологический персонаж имеет важное значение в картине мира народа ханты.


Список литературы

1. Мифы, предания, сказки хантов и манси. // Пер. с хантыйского, мансийского, немецкого языков. / сост., предисл. и примеч. Н.В. Лукиной, под общей редакцией Е.С. Новик. – М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1990. – 568 с.
2. Дядюн, С. Д. Образ сироты в фольклорной картине мира народа ханты // Вестник угроведения. – Ханты-Мансийск, 2017. – № 1 (28). – С. 58-64.
3. Дядюн, С. Д. Вербализация концепта «Сирота» в фольклорной картине мира казымских хантов // Материалы III Междунар. конгресса традиционной художественной культуры: фундаментальные исследования народного искусства. – Москва: Ohe-book, 2018. – С. 195-200.
4. Мелетинский, Е.О. О древнейшем типе героя в эпосе тюрко-монгольских народов Сибири URL: [Электронный ресурс] / Е.О. Мелетинский // Фольклор и постфольклор: структура, типология, семиотика URL: Режим доступа: http://www.ruthenia.ru/folklore/meletinsky16.htm. (дата обращения 17.09.2021).
5. Краткий курс лекций по учебной дисциплине "История религии обско-угорских народов": Учебное пособие для студентов / сост. Т. А. Молданова. – Ханты-Мансийск: РИЦ ЮГУ, 2008. – 119 с.
6. Неклюдов С. Ю., Новик Е. С. Невидимый и нежеланный гость // Исследования по лингвистике и семиотике. Сб. статей к юбилею Вяч. Вс. Иванова. Отв. ред. Т. М. Николаева. М.: Языки славянских культур, 2010. с. 393-408.
7. Дядюн, С. Д. Основные сказочные формулы в устном народном творчестве народа ханты (на примере сказки Ими хилы и слепые старики) // Вестник угроведения. – 2012. – № 1 (8). – С. 47-50.
8. Steinitz, W. Ostjakologische Arbeiten. – Band III. – Budapest: Akademiaikiado, 1989. – 641 s.

Расскажите о нас своим друзьям: