Литература народов стран зарубежья | Филологический аспект №06 (86) Июнь 2022

УДК 82.091

Дата публикации 30.06.2022

Комната как метафора памяти в романе М. Пруста “По направлению к Свану”

Бондарчук Даниил Евгеньевич
выпускник Института филологии, Московский педагогический государственный университет, РФ, г. Москва, daniil.bondarchuk.99@bk.ru

Аннотация: В данной статье анализируется специфика топоса комнаты в романе М. Пруста «По направлению к Свану». Исследуется специфика функционирования и интерпретации архитектурного образа комнаты. Выделяются и описываются характерные особенности прустовских пространств, объединяющий их аспект – возможность погружать героя в состояние творческой памяти и воспоминаний.
Ключевые слова: М. Пруст, «По направлению к Свану», архитектурный образ, комната, интерьер, пространство, память.

The Room as a Metaphor for Memory in M. Proust's Novel “Towards Swann”

Bondarchuk Daniel Evgenievich
graduate Institute of philology, Moscow Pedagogical State University, Russia, Moscow

Abstract: This article analyzes the specifics of the topos of the room in M. Proust's novel «Swan's Way». The specificity of the functioning and interpretation of the architectural image of the room is investigated. The characteristic features of Proustian spaces are singled out and described, their unifying aspect is the ability to immerse the hero in a state of creative memory and memories.
Keywords: M. Proust, «Swan's Way», architectural image, room, house, interior, space, memory.

Правильная ссылка на статью
Бондарчук Д.Е. Комната как метафора памяти в романе М. Пруста “По направлению к Свану” // Филологический аспект: международный научно-практический журнал. 2022. № 06 (86). Режим доступа: https://scipress.ru/philology/articles/komnata-kak-metafora-pamyati-v-romane-m-prusta-po-napravleniyu-k-svanu.html (Дата обращения: 30.06.2022 г.)

С позиции ХХI века может показаться, что творчество Марселя Пруста (Marcel Proust, 1871-1922) изучено до мельчайших подробностей, в связи с чем возможная новизна исследований его знаменитого цикла «В поисках утраченного времени» (À la recherche du temps perdu, 1913) ставится под сомнение. Однако пространственный аспект его произведений зачастую оказывается упущен в силу очевидного преимущественного внимания критиков и читателей к специфике психологизма его произведений, во многом сделавшего Пруста предтечей модернистских экспериментов в сфере презентации внутреннего «я» героя. Однако пространственный аспект его произведений, в частности, топос комнаты, играет принципиальную роль в формировании психологического портрета героя. Предметный мир первого романа из цикла «По направлению к Свану» (Du côté de chez Swann, 1913), его архитектурные образы обладают специфической функцией – соответствием внутреннему состоянию героя. Данный литературный инструмент отделяет Марселя от конкретного временного промежутка, возводя особенности его внутреннего мира, эмоций и размышлений в разряд общечеловеческих. Соответственно, архитектурные образы в романе погружают читателя не столько в предметную обстановку событий, сколько в личность героя, что является малоизученным аспектом в литературоведении и литературной критике.

Научная новизна исследования определяется тем, что архитектурный аспект творчества М. Пруста (за исключением «Памяти убитых церквей») недостаточно освещается в отечественном литературоведении, архитектурные образы в романе М. Пруста «По направлению к Свану» требуют более углублённого рассмотрения. И кроме того, в работе впервые анализируются пространственные объекты романа М. Пруста с позиции творческой памяти героя.

Также роман содержит в себе черты интермедиальности, изучение которой сейчас очень востребовано в литературоведении. Читатели и исследователи продолжают проявлять интерес к творчеству М. Пруста, в том числе потому, что он сохраняет одну из ведущих позиций в современном литературном дискурсе, а многие писатели, которые так или иначе опираются на его наследие, творят и по сей день. Актуален и выбранный ракурс исследования – архитектурный образ, так как М. Пруст предпринял в своём романе попытку отразить многогранность творческой памяти с нескольких сторон, в том числе через ранее не популярный, но набирающий интерес в современной филологической среде пространственный компонент романа.

Теоретической базой данного научного исследования послужили научные статьи А. И. Кузнецовой [1; 4], в которых она подробно разбирает взаимодействие литературы и архитектуры и изучает архитектурный миф в контексте художественных текстов. Многие основополагающие тезисы в отношении литературного интерьера были взяты из диссертации И.С. Судосеевой [2].

Архитектурный образ, как полноправный участник художественного повествования, часто используется писателями в литературе. Одним из основных инструментов реализации пространства является дом: «Архитектура – это эстетически и функционально организованное жилище, т.е. дом, генетически возводимый как аналог Универсума. Архитектурный образ переходит в ранг пространственной мифологемы, когда становится моделью мира, «эмбрионом», пространственной сердцевиной текста… в которой «всё уже заранее заложено» [1, с. 170]. Важная роль дома часто прорисовывается уже непосредственно в названии художественного произведения: «Холодный дом» Чарльза Диккенса, «Дом, где разбиваются сердца» Бернарда Шоу, «Пустой дом» Э.-Т.-А. Гофмана, «Старый дом» Г.-Х. Андерсена, «Маленькая хозяйка большого дома» Дж. Лондона, «Падение дома Ашеров» Э. Алана По. Дом представляет собой некое духовное пространство, внутри которого творит художник [2]. Дом – организованное, а также мифологическое пространство, так как любая комната может быть живой, вот что об этом говорит Алексей Федорович Лосев: «Она (комната) то кажется милой, весёлой, радушной, то мрачной, скучной и покинутой. Она есть живая вещь не физического, но социального и исторического бытия» [3, с. 78].

В семитомной эпопее «В поисках утраченного времени» Марселя Пруста его герой восхищается умением Достоевского, как писателя, создавать образы домов, влияющих на судьбу героев и накладывающих отпечаток на их восприятие мира: «Достоевский сотворил не только людей, но и дома: в «Братьях Карамазовых» дом с его дворником, где произошло убийство, – разве это не такое же чудо, не такой же шедевр Достоевского, как мрачный, вытянувшийся в длину, высокий, поместительный дом Рогожина, где он убивает Настасью Филипповну?» [6, с. 361].

Пруст, начиная с его ранних работ, не раз обращается к загадке души Дома, через который передаётся характер владельца, его черты и особенности: «будто дом этот был уникальным и сложился одновременно с характером, именем, положением, индивидуальностью его хозяйки» [7, с. 139]. Пруст пришёл к тому, что образ Дома сводится для него к следующему определению: «Дом поэта наполовину храм, наполовину дом священника. Когда же священник уходит, остаётся лишь божество» [7, с. 160]. Под домом, очевидно, подразумевается обитель художника в целом. Поэтому Комната для Пруста – это то пространство, которое позволяет писателю, творческому человеку, находиться в состоянии единения со своей памятью и совершать акт создания «священного» объекта искусства. Оттого «священность» дома (дома художника в особенности) - это не столько «жилье человека», сколько «обитель души» творца, место в его материальном и духовном воплощении. Очень точно подметил характерную особенность прустовской «комнаты» французский исследователь Жорж Пуле: «Прустовские произведения утверждаются не только как поиск утраченного времени, но и утраченного пространства», вследствие чего во время прочтения его текста «место» как часть пространства (в том числе и комната), воспринимается порой как «остров»: «Место, отрезанное от остального мира, которое существует внутри него и помимо него, подобно осаждённой̆ крепости, место, расположенное в отсутствии, в отрицании, в недоступности от других мест, место, которое кажется абсолютно потерянным в одиночестве пространства» [5, р. 40].

Комната у Пруста из единицы пространства переходит в разряд метафор, вбирающих в себя те помещения, что отвечают специфике творческой памяти и восприятию героя. Комната есть средоточие воспоминаний, которые реализуют в себе метафору прустовской памяти (дом-память, комната-память). Описанные Прустом комнаты, в которых живёт герой и в которых созревает его творческий замысел, – это интерьер его собственной памяти: «Но мне причиняло какое-то невыразимое беспокойство это вторжение тайны и красоты в комнату, которую я с течением времени наполнил своим "я" до такой степени, что обращал на неё так же мало внимания, как на самого себя» [8, с. 7].

Топос комнаты представляет собой место во всех его плоскостях, позволяющее сконцентрироваться на себе и своём мировосприятии, на ощущении своего субъективного взгляда на реальность. Это единение с памятью. «Быть может, неподвижность предметов, окружающих нас, навязана им нашей уверенностью, что это именно они, а не какие-нибудь другие предметы, неподвижностью нашей мысли по отношению к ним» [8, с. 42], – с таких размышлений герой Пруста начинает описание комнаты в романе «По направлению к Свану». Их суть сводится к тому, что любой предмет есть то, что каждый человек под ним подразумевает в определённый промежуток времени. Представление есть субъективный образ, который основывается на предшествующем опыте и приобретённых знаниях, прямо или косвенно касающихся предмета «вещного мира». Окружающее пространство есть результат уверенности в том, что интерьер состоит именно из тех, а не иных аспектов.

М. Пруст описывает процесс восприятия сознанием героя окружающего пространства через стремление памяти идентифицировать, присоединить к личности Марселя тот или иной предмет: «Когда прекращалось анестезирующее влияние привычки, я начинал размышлять, начинал испытывать невесёлые чувства. Эта дверная ручка моей комнаты, отличавшаяся для меня от всех других дверных ручек мира тем, что, казалось, открывала сама, и мне не приходилось поворачивать ее, до такой степени манипуляции с нею сделались для меня бессознательными» [8, с. 46], пространство комнаты оживало и входило в «доверие» к Марселю с течением времени, с количеством пережитых в ней эмоций, продуманных мыслей, постепенно срасталось с героем, так как становилось частью подвластной ему системы, в которой он один волен был наполнять сущность комнаты, её «атмосферу». Привыкание к обстановке вызвано не столько тем, что комната в её вещном плане соотносится с внутренним миром героя, что подразумевает характерологическая функция интерьера, сколько тем, какие возможности Марсель находит для визуального воплощения эмоций героя в конкретных деталях интерьера, которые постепенно укрепляются и становятся активной частью жизни внутреннего мира персонажа.

Так, «моя спальня каждый вечер становилась пунктом, на котором сосредоточивались самые мучительные мои заботы» [8, с. 82]. Каждый предмет, находящийся поблизости, был пропитан доминирующей в данный момент времени эмоцией Марселя. Спальня, как конечный пункт, в отличие от лестницы, имеющей возможность продлить время до состояния полного одиночества, не оставляла возможности вернуться к матери и вынуждала проживать совместные мгновения только внутри себя, отчего и ощущалась как место, полное мучений и душевных тяжб, «где моё сознание, часами силясь раздаться, растянуться в высоту, чтобы приобрести в точности форму комнаты и заполнить доверху её гигантскую воронку» [8, с. 83].

Герой Пруста особенно выделяет не внешнюю, а внутреннюю сторону предмета, т.е. то, как тот или иной компонент комнаты воспринимался героем: «иногда комната в стиле Людовика XVI, такая весёлая, что даже в первый вечер я не был в ней слишком несчастен, и где колонки, легко поддерживавшие потолок, с такой грацией расступались, чтобы указать и приберечь место для кровати» [8, с. 49]. Как известно, особенность «Большого стиля» Людовика XVI сводится к элементам греческого стиля в интерьере, редкой мебелью, коврами, шёлковыми тканями, которые покрывали стены и потолки, различными изделиями из серебра. Пафос, дороговизна и нарядность – лучшие слова для описания подобной обстановки, однако Марсель, «убеждённый во враждебности фиолетовых занавесок и наглом равнодушии стенных часов, которые стрекотали во весь голос, словно меня там не было; где странное и безжалостное зеркало на четырёхугольных ножках, наискось перегораживая один из углов комнаты, болезненно врезалось в мягкую полноту привычного для меня зрительного поля пустым местом, которое являлось там неожиданностью» [8, с. 50] воспринимает комнату в соответствии с внутренним состоянием, а не под стать внешнему убранству.

Пруст оставляет за интерьером декоративную и характерологическую функции, которые подробно освещают место обитания героя, и социальный статус его семьи, и даже их предпочтения в мебели и обстановке дома. Однако всё это играет лишь второстепенную роль, имеющую скорее декоративный, нежели смысловой аспект. На месте «Большого стиля» могла быть любая другая комната, что мало бы повлияло на внутренние ощущения и эмоциональный фон героя, который полностью находился под влиянием переживаний от разлуки с матерью или скуки в моменты одиночества: «между тем как я лежал в своей постели с открытыми глазами, с болезненно напряжённым слухом, задыхаясь от тяжёлого запаха, с бьющимся сердцем, пока наконец привычка не изменяла цвета занавесок, не заставляла замолчать часы, не научала жалости косое и жестокое зеркало, не заглушала, а то и вовсе прогоняла запах ветиверии и заметно не уменьшала кажущуюся высоту потолка» [8, с. 44]. Пространство принимает форму, близкую мироощущение Марселя, отзеркаливает все виражи эмоций, преодолеваемые героем.

Священный храм памяти, как называет свою комнату сам Пруст, обладает главным отличительным элементом – введением героя во внутреннее состояние, пробуждающееся в момент нахождения в комнате или воспоминания о месте у «художника». Комната в романе «По направлению к Свану» перестаёт быть предметом исключительно физической реальности и трансформируется в метафору, поглощающую пространственные объекты, побуждающие к работе творческую память рассказчика. Комната в интерпретации Марселя Пруста – источник вдохновения писателя и одновременно конечный пункт творческого путешествия, творческих странствий-скитаний и кладезь многочисленных возможных образов, что заложены в его памяти.


Список литературы

1. Кузнецова А.И. Художественная литература как один из факторов формирования архитектурного мифа // Миф в истории, политике, культуре. Сборник материалов I Международной научной междисциплинарной заочной конференции. Под редакцией О.А. Габриеляна, А.В. Ставицкого, В.В. Хапаева. – Севастополь: Филиал МГУ имени М. В. Ломоносова в г. Севастополе, 2018. – С. 167-171.
2. Судосева И.С. Поэтика интерьера в художественной прозе. Дис…. к. филол. н.– М., 2016. – 191 с.
3. Лосев А.Ф. Диалектика мифа // Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. – М.: Мысль, 1991. – С. 21-187.
4. Кузнецова А.И. Литература и Архитектура: типология художественного взаимодействия // Казанская наука. – 2018, № 12. – С. 60-63.
5. Poulet G. L'Espace proustien. – Paris: Gallimard, 1963. – 183 p.

Список источников
6. Пруст М. Пленница. – М.: Пальмира, 2017. – 527 с.
7. Пруст М. Против Сент-Бёва // Пруст М. Против Сент-Бёва: Статьи и эссе. – М.: ЧеРо, 1999. – 224 с.
8. Пруст М. По направлению к Свану. – СПб.: Пальмира, 2017. – 541 с.

Расскажите о нас своим друзьям: