Прикладная и математическая лингвистика | Филологический аспект №05 (61) Май 2020

Интерпретативная и моделирующая прагматика медийного дискурса

Стародубова Ольга Юрьевна
канд. филол. наук, доцент кафедры русского языка как иностранного ИМОП, Московский государственный лингвистический университет, РФ, Москва, oystarodubova@mail.ru

Аннотация: Медиацентризм современной культуры диктует новые правила взаимодействия автора и читателя, тактики и стратегии коммуникации. На этом фоне доминирующими атрибутами медийного дискурса становятся интерпретативная прагматика и моделирующий потенциал, который заключается в том, что медийный текст, являясь порождением определенного событийного сегмента действительности, видоизменяет его и, интерпретируя при помощи различных языковых ресурсов, создает (моделирует) новую реальность и когнитивную парадигму. Объектом тиражирования при этом становится не факт, а его интерпретация, корректирующая базовые этнокультурные ценности. Текст СМИ, таким образом, представляет собой механизм лингвокогнитивного моделирования национальных, культурных, нравственных констант.
Ключевые слова: медийный дискурс, интерпретация, прагматика, прецедентный феномен, картина мира, базовые ценности нации, когнитивная парадигма

Starodubova Olga Yurievna
Cand. Sci. (Philology), assistant professor of Foreign languages department, Moscow State Linguistic University, Russia, Moscow

Abstract: The mediacentrism of modern culture dictates new rules for the interaction of the author and the reader, tactics and communication strategies. Against this background, interpretative pragmatics and modeling potential become the dominant attributes of media discourse, which consists in the fact that the media text, being a product of a certain event segment of reality, modifies it and, interpreting with the help of various language resources, creates (models) a new reality and cognitive paradigm. The object of replication in this case is not a fact, but its interpretation, changing the basic ethnocultural values. The text of the media, therefore, is a mechanism of linguistic-cognitive modeling of national, cultural, moral constants.
Keywords: media discourse, interpretation, pragmatics, precedent phenomena, picture of the world, basic values of a nation, cognitive paradigm

На рубеже XX – XXI веков происходят значительные изменения во всех сферах нашей жизни – наблюдается действие целого ряда разнонаправленных тенденций: на фоне антропоцентризма существует потребительское отношение к человеческой природе, толерантность сопровождается вытеснением и забвением гуманистических ценностей [22], глобализация сочетается с нейтрализацией этнокультурного компонента картины мира общества. На этом фоне медийный дискурс, отражающий быстро меняющуюся действительность, в связи с его спецификой – интерпретативным характером, манипулятивной прагматикой [25, 28, 29] – становится объектом пристального внимания междисциплинарных исследований, целью которых является выяснение различных видов механизмов трактовки событийности, при помощи которых происходит переформатирование общественного сознания, нейтрализация базовых культурных констант с одновременным формированием новой когнитивной парадигмы [24].

Новая картина мира находит отражение в тексте, который, ориентируясь на базовые принципы когнитивной лингвистики, следует воспринимать как вербализованную модель действительности, подводящую «итоги особого периода в концептуализации и категоризации выбранного в нем фрагмента мира» [13, с. 23]. В тексте (дискурсе) происходит концептуализация мира, представляющая новую парадигму мышления. Таким образом, медийный текст становится лингвокультурным маркером новой языковой личности, отражающей историко-культурную, национальную, гендерную, социальную и другие виды идентичности, которые также претерпевают изменения. Коммуникативные и прагматические аспекты культуры речи иллюстрируют значительные парадигмальные смещения в организации диалога автора и реципиента текста, основным атрибутом которого на современном этапе становится интертекстуальность, проявляющаяся в прецедентности. [24, 26, 27].

Настоящее исследование опирается на теоретическую базу, основы которой были заложены в трудах М. Бахтина, выдвинувшего положение о диалогичности текста и возможности его понимания только на фоне соотнесенности с другими. Указанная гипотеза рассматривается также в работах Р. Барта [2], Ю. Кристевой (термин интертекстуальность), Менджерицкой Е.О. [15], Б.М. Гаспарова, Н.А. Кузьминой, Е.А. Баженовой [1] и др. «Нынче мы знаем, что текст представляет собой <…> многомерное пространство, где сочетаются и спорят друг с другом различные виды письма, ни один из которых не является исходным; текст соткан из цитат, отсылающих к тысячам культурных источников» [2, с. 388]. «Каждый текст представляет собой новую ткань, сотканную из старых цитат. Обрывки культурных кодов, формул, ритмических структур, фрагменты социальных идиом и т. д. – все они поглощены текстом и перемешаны в нем, поскольку всегда до текста и вокруг него существует язык» [2, с. 428]. Прецедентный феномен рассматривается в трудах Ю.Н. Караулова [10], В.В. Красных[11], Г.Г. Слышкина [20], О.В. Лисоченко[14], Д.Б. Гудкова [7], Е.А. Журавлевой [8] и др.

По мнению Е.О. Менджерицкой, коммуникационная специфика обуславливает «концепт манипуляционного влияния медиадискурса на сознание и особенности его использования». [3, с. 53]

В ходе анализа собранного материала в связи с междисциплинарным характером исследования и лингвокогнитивным подходом в осмыслении медиакартины мира были использованы контекстно-ситуативный, риторический, когнитивно-прагматический и другие методы.

«Реальная действительность презентируется в ментальной деятельности индивида как система концептов», в то время как «функциональную деятельность по становлению и интерпретации смысла» [18, с.118] активирует слово, в частности вмонтированный автором в текст прецедентный феномен, который становится показателем культуры мышления пишущего и одновременно механизмом формирования когнитивной и коммуникативной грамотности реципиента.

Медийный дискурс становится не столько средством интерпретации реальности, сколько новой реальностью, его дескриптивная функция вытесняется прескриптивной, императивной, предписывающей поведенческие модели Я-центризма и потребительской психологии [24, 27].

Прагматика текста диктует необходимость выстраивания отношений адресанта и адресата, суть стратегии основана на явлении прецедентности. Эксплицированные языковые модели, реализуемые скриптором (в терминологии Р. Барта) через прецедентный феномен (ПФ) на фоне процессов глобализации становятся амбивалентным средством критической интерпретации разных аспектов внутри- и внешнеполитической сфер действительности и механизмом национально-культурной идентификации.

Интерпретации подвергается не столько конкретный факт, сколько концепт, таким образом, происходит абстрагирование от событийной основы и перенесение модели восприятия на аналогичные сюжеты. При этом необходимо помнить о том, что новый дивный мир встраивается в когнитивные модели сознания, формируя картину мира поколения, которое будет активно перестраивать существующую модель в связи с заложенными тенденциями. В связи с этим важным представляется сохранение этнокультурной целостности общества, умение минимизировать речевую манипуляцию, которая понимается  как «воздействие на человека, управление его чувствами, мыслями, поступками, которое осуществляется помимо его воли» [19, с. 101], а также понимание значимости национальной и генетической идентичности, осознание необходимости сохранения генома Гомера [23, с. 197], поскольку часто Субъект новостей или рекламы, пройдя концептуальную стадию (категоризацию) потребителя, превращается в объект. По мнению Э. Шострома, «Современный человек – манипулятор» [29, с. 7].

Эпоха культуры готового слова выводит на новый уровень интерпретацию факта [21, с. 34], формирует особую модель национально-культурных стереотипов, когнитивную и нравственную парадигму [30].  

Источниками прецедентности становится фольклор как концептуальное национальное наследие (не хлеб едим мы, от всего серба,), художественная отечественная литература (Ночь, улица, фонарь… аптека, герой нашего времени, счастливые часов не наблюдают, но мы не властны над собой), имена публичных персон, высказывания известных политиков, фразы из художественных фильмов и зарубежная литература (Быть или не быть, Рублевка –life от Голсуорси). Наиболее частотным, например, в российском медиадискурсе является обращение к золотому фонду литературы – наследию А.С. Пушкина, А.П. Чехова, А.С. Грибоедова, М.Ю. Лермонтова, Е. Баратынского, А. Блока и т.д., что свидетельствует о стабильности нравственных констант современного общества.

В ходе интерпретации событийности на фоне ПФ может происходить пейоративация исходного смысла, которая часто сопровождается мнимой толерантностью (как побочный эффект глобализации), вследствие чего формируется потребительская модель мира. При этом категория универсального в расширенной оппозиции своего и чужого нейтрализует национальный компонент. Черные пятницы являются неотъемлемым атрибутом нашей реальности. Даже реклама детского сада на центральных российских каналах содержит угрозу национальной безопасности, выраженную лингвистическими ресурсами «Мои дети раньше ходили в обычный детский сад…, а теперь мы пошли в наш, круглый, … там даже физкультура на английском». В этом фрагменте текста через антитезу ПФ обычный (читаем: советский, российский) и наш (европейский или американский) очевидна пейоративация отечественной системы ценностей как непрестижной (возврат к проблематике грибоедовской эпохи, который демонстрирует диахронный диалог эпох и культур), возникающая на фоне оппозиции свое – чужое. Степень конфликтности таких текстов весьма высока, а сама ситуация представляет открытую угрозу национальной безопасности – девальвация отечественной системы ценностей.

При помещении ПФ в новый событийный контекст может происходить десакрализация исходного концепта, что иллюстрирует следующий пример использования готового слова: Что ищет он в краю далеком? – ПФ, вынесенный в заголовок новости о проблемах в лагерях для беженцев (телеканал РенТВ, 2020) смещает вектор интерпретации трагедии глобального масштаба в ироническое русло, что способствует, во-первых, формированию в сознании потребителя за счет лингвоцинизмов (слова или обороты речи, в которых закреплен цинизм мировоззрения – термин А.П. Сковородникова) новой нравственной нормы: эмпатия становится отчужденным фрагментом восприятия событийности. При этом доминирует стратегия подмены, вытеснения, умалчивания. Ирония как тип оценки отвлекает внимание от истинной событийности и ее масштаба, переводя новостной сегмент в развлекательную сферу.  Во-вторых, сам источник ПФ – национальная классическая литература – стихотворение М.Ю. Лермонтова «Парус» и его концептуальный смысл подвергаются пейоративации на фоне нового контекста: вопросы поиска смысла жизни, страдания романтического героя-одиночки смещаются в секулярную сферу, ограничиваясь потребительской психологией восприятия. Интерпретативно – прагматическая доминанта медийного дискурса на фоне массовости аудитории и использования указанных приемов становится очевидной реальностью.

Интересен следующий пример, также интерпретируемый в русле тенденции пейоративации: Они сражались за Одина (реклама – анонс телесериала «Викинги» РенТВ март 2020г.). В цитате соединяются сразу два ПФ разного формата и из разных по типу и этнокультурному коду источников. Используется элемент языковой игры – созвучие имени собственного Один (языческое божество, верховный бог в германо-скандинавской мифологии, мудрец и шаман, бог войны и победы. Один одноглазый жертвует свой глаз, чтобы испить из источника мудрости. Подобное самопожертвование во имя мудрости — не редкость для Одина, в частности, чтобы постичь силу рун, он приносит в жертву самого себя) и слова Родина (концепт патриотизма). Переделанный ПФ сконструирован по модели – «Они сражались за Родину» — известный советский фильм Сергея Бондарчука по одноимённому роману Михаила Шолохова. Лучший фильм по опросу журнала «Советский экран» в 1976 году. Съёмки фильма проходили с мая по октябрь 1974 года в Волгоградской области. В 1977 году был удостоен Государственной премии РСФСР имени братьев Васильевых.

Сам факт помещения двух ПФ, входящих в когнитивную базу нации, в сферу современной киноиндустрии, сопряженной не столько с пропагандой базовых ценностей (как это было в советский период), сколько с моделированием картины мира, отвечающей потребительскому спросу для извлечения прибыли, уже способствует десакрализации мифологемы (прецедентного имени) скандинавского эпоса и советского формата концепта патриотизма. Результатом сложного приема становится интерференция двух концептуальных смыслов в сниженном контексте современного блокбастера с параллельным смещением ядра из сферы культурной памяти (патетики жертвенности и борьбы за мудрость в контексте скандинавского эпоса и национальную идентичность, сохранение целостности Отечества в контексте русской культуры) в развлекательный контекст, при этом в связи со сложной аллюзией возникает побочный комический эффект – ирония порождает лингвоцинизм. При видимой сложности приема, интересной, с точки зрения техники, очевидно несоблюдение профессиональной этики журналистской работы. Подобные контексты в последнее время становятся нормой, моделируют неуважительное отношение к исторической памяти, культурным традициям, вольное обращение с наследием для достижения экспрессии, эпатажа читательской аудитории.

В то же время существуют и другие тексты. Например, реклама фильма «Спасти Ленинград», посвященного годовщине снятия блокады: «Сегодняшним аршином не измерить подвиг ленинградцев». ПФ узнаваем – строки из стихотворения Ф. И. Тютчева «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить» – и в данном случае является лингвистическим механизмом стабилизации системы ценностных констант (патриотизма, исторической памяти, преемственности поколений), которые укрепляют национальную идентичность и безопасность.

Поэтому в современных исследованиях должны учитываться актуальность и необходимость выявления механизмов коррекции когнитивных процессов современной языковой личности, которые в диалоге разных культурных кодов позволят сохранить национальную идентичность и в то же время избежать межкультурных конфликтов.

ПФ затрагивает фактически все значимые концепты картины мира: внешняя и внутренняя политика, экономика и финансы, социальные отношения (пенсионная реформа, спорт, туризм), бытовой аспект, гендерный, сферу природы, семейные ценности, патриотические, историческое наследие и т.д.

Сопутствующий прецедентному феномену эмоциональный фон колеблется от юмористической, иронической коннотации до цинизма, с которым обсуждают эпатажные подробности жизни известных персон некоторые журналисты, используя прецедентный текст (ПТ), формируя тем самым сознание нового обезличенного потребителя, лишенного критического мышления. Все это следствие синдрома профессиональной деформации, а потому журналистика – это род деятельности, связанный с повышенной социальной ответственностью.

Интерпретируя современную действительность (или первичный текст) сквозь призму прецедентности, пишущий (автор или скриптор) намеренно или нет повышает ценность, значимость этих феноменов в сознании адресата (реципиента, читателя). Доминанта прецедентности (интертекстуальность) как средства интерпретации над собственно творчеством – примета времени, естественная эволюция общества. Важно при этом критически (аналитически) воспринимать агрессию формы и учитывать пресуппозицию, в противном случае мы получаем новую информационную когнитивную парадигму, и ее атрибутом станет десакрализация ценностей, на которых строится коллективное бессознательное, например, жизни и смерти и низведения до уровня физиологических явлений, в которых приоритетным является материальное благополучие.

Эволюция культуры – явление, несомненно, естественное, но если оно проходит в пределах нормы: «Даже в периоды скачков <…> старые ценности, выработанные многовековым народным опытом, только оттесняются на задний план, но не покидают «вечного града». Об этом следует помнить». [17, с.262-263].

Таким образом, ПТ становится вмонтированным смыслом, сквозь призму которого вектор читательских (потребительских) усилий перенаправляется умелым автором в нужную сторону. При этом «Фигура говорящего/наблюдателя с ее меняющейся пространственно-временной позицией, способами познания и коммуникативными намерениями, с богатством оценок и реакций, освещает внутренний мир текста…». [9, с. 110].

При интерпретации факта, события ПФ становится универсальным механизмом, способным формировать ценностные установки. На этом фоне автор выступает в роли транслятора ценностей, в результате чего выстраивается конструкт (структура), который на языке современной лингвистики укладывается в систему устойчивых фреймов, сценариев, формирующих новые стереотипы. В прагматической традиции такой автор называется коммуникатором.

Эпоха культуры готового слова (раскавыченного) выводит на новый уровень интерпретацию факта, формирует особую модель национально-культурных стереотипов, когнитивную и нравственную парадигму. Фактически прагматика медийного дискурса идентична технике нейролингвистического программирования (НЛП) как направления в практической психологии, которое создает модели поведения и претворяет их в жизнь. Основы НЛП были разработаны американскими учеными Ричардом Бэндлером и Джоном Гриндером в середине семидесятых XX века [5]. «НЛП занимается проблемой влияния, которое оказывает язык на программирование психических процессов и других функций нервной системы, а также изучает, каким образом психические процессы и нервная система формируют наш язык, языковые шаблоны и находят в них отражение» [6, с. 16].  На выходе подобного интерпретативно-манипулятивного продукта, который является объектом риторической герменевтики [23] мы получаем новую информационную парадигму, и ее атрибутом становится десакрализация ценностей, низведение до уровня материальной доминанты. [3, 4]. Так происходит «переключение» народов» [6, с. 16].  

На фоне глобализации формируется единое информационное пространство. В то же время происходит унификация сознания, которая предполагает его стандартизацию и создает условия для нейтрализации национального компонента. При этом прецедентный феномен становится одним из ведущих способов интерпретации действительности, а СМИ «обладая монополией на информацию, … задают приоритеты событий, интерпретируют эти события, осуществляя социально преобразующую репрезентацию реальности» [12, с. 34]. В связи с этим интерпретативная и моделирующая прагматика современной лингвокультурной ситуации становится объектом пристального внимания ученых.

1. Баженова Е. А. Прецедентные единицы в научном тексте // Вестник Пермского университета. Вып. 3 (9). Пермь, 2010. С. 32–36.
2. Барт Р. Избранные труды: семиотика. Поэтика: пер. с фр.\ сост., общ. ред. Г.К. Косикова. М., 1989. 616 с.
3. Бессонов Б. Н. Пропаганда и манипуляция как инструменты духовного порабощения [Электронный ресурс] / Б. Н. Бессонов // Идеология духовного подавления. – М.: Мысль, 1971. – 295 с.
4. Бредемайер К. Черная риторика: Власть и магия слова / К. Бредемайер. – М.: Альпина Бизнес Букс, 2014. – 183 с.
5. Бэндлер, Р. Большая энциклопедия НЛП. Структура магии / Р. Бэндлер, Дж. Гриндер. – Москва: АСТ, 2015. - 445 с.
6. Дилтс Р. Фокусы языка. Изменение убеждений с помощью НЛП / Р. Дилтс. – СПб: ПИТЕР, 2014. – 256 с.
7. Гудков Д. Б. Прецедентное имя и проблемы прецедентности. Москва, 1999.150 с.
8. Журавлева Е. А. Прецедентные тексты начала XXI века. Москва, 2007. 255 с.
9. Золотова Г. А. Грамматика как наука о человеке // Русский язык в научном освещении. №1. Москва, 2001. С. 107–113.
10. Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. Москва, 2007. 264 с.
11. Красных В. В. Когнитивная база и прецедентные феномены в системе других единиц и в коммуникации // Вестник МГУ. Сер. 9, № 3. Москва, 1997. С. 62—75.
12. Клушина Н.И. Стилистика публицистического текста. М.: Медиа-Мир: Фак. Журналистики МГУ, 2008. 242 с.
13. Кубрякова Е.С. В поисках сущности языка: вместо введения // Когнитивные исследования языка. Вып. IV. Концептуализация мира в языке М.: Ин-т языкознания РАН; Тамбов: Издательский дом ТГУ им. Г.Р. Державина, 2009. С. 11–24.
14. Лисоченко О. В. Риторика для журналистов: прецедентность в языке и речи. Ростов-на-Дону, 2007. 318 с.
15. Менджерицкая Е.О. Термин дискурс и типология медиадискурса // Вестник МГУ. Сер. 10. Журналистика. – N 2. - 2016. - С. 50-55.
16. Михайлов А. В. Античность как идеал и культурная реальность XVIII – XIX веков. Москва, 1997. 912 с.
17. Панченко А. М. О русской истории и культуре. Санкт-Петербург, 2000. 464 c.
18. Пищальникова В.А. Эмоциональная доминанта текста: переводческий аспект // Эмотивный код языка и его реализация. Волгоград: Перемена, 2003. С. 117–120.
19. Седов, К. Ф. Общая и антропоцентрическая лингвистика / К. Ф. Седов. – М.: Издательский Дом ЯСК, 2016. – 440 с. 101]
20. Слышкин Г. Г. Лингвокультурные концепты прецедентных текстов. Москва, 2000. 139 с.
21. Солганик Г. Я. Без кавычек. Об одном новом явлении в языке газеты // Журналистика и культура русской речи. Вып. 4. Москва, 1997. С. 32–34.
22. Стародубова О.Ю. Геном Гомера как механизм преодоления барьера в межкультурной коммуникации. // Вестник Московского государственного лингвистического университета. Гуманитарные науки. 2018. № 10 (803). С.194 –205.
23. Стародубова О.Ю. Риторическая герменевтика (вариации на тему или… «нераздельность и неслиянность» - система антиномий как примета текстов науки и культуры) Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. 2009. Т. 2. № 10. С. 160-165
24. Стародубова О.Ю. Лингвокультурная ситуация сквозь призму прецедентного феномена как отражение интертекстуальности в эпоху глобализации // Вестник Московского государственного областного университета. Серия: Лингвистика. 2019. №5. С. 100-112.
25. Хомский, Н. Десять стратегий манипулирования с помощью СМИ [Электронный ресурс] / Н. Хомский. – Режим доступа: http://psyfactor.org/lib/manipulation3.htm (дата обращения 15.11.2016).
26. Чернявская В. Е. Дискурс власти и власть дискурса: проблемы речевого воздействия: учеб. пособие. – М.: Флинта: Наука, 2006. – 136 с.
27. Чернявская В. Е. Лингвистика текста. Лингвистика дискурса: Учебное пособие. – М.: ЛЕНАНД, 2018. – 200 с. (с. 148 – интертекстуальность …)
28. Шмелева, Т. В. Медиалингвистика как медийное речеведение / Т. В. Шмелева // Медиатекст как полиинтенциональная система: сборник статей / под ред. Л. Р. Дускаевой, Н. С. Цветовой. – СПб.: С.-Петерб. гос. ун-т., 2012. – С. 56–61.
29. М. Шостром, Э. Человек-манипулятор. Внутреннее путешествие от манипуляции к актуализации / Э. Шостром. – М.: Апрель-Пресс, Психотерапия, 2008. – 192 с.
30. Язык СМИ и политика / под ред. Г. Я. Солганика. М.: Изд-во МГУ; Факультет журналистики МГУ имени М. В. Ломоносова, 2012. – 952 с.