Русский язык | Филологический аспект №06 (98) Июнь 2023

«Грудь» как доминанта телесных пространственных ориентиров в поэтическом языке Н.С. Гумилева

Твердохлеб Ольга Геннадьевна
Канд. филол. наук, доцент кафедры русского языка и методики преподавания русского языка, Оренбургский государственный педагогический университет, РФ, г. Оренбург, ogtwrd@gmail.com

Аннотация: В статье исследована соматическая лексика, используемая в формировании образных пространственных номинаций в поэтическом языке Н.С. Гумилева. На иллюстративном материале показана различная востребованность телесных номинаций, выполняющих локативную функции, что позволяет охарактеризовать некоторые особенности идиостиля главы акмеизмы. Установлено, что в поэтическом пространстве телесности Н.С. Гумилева доминантой является соматизм грудь, функционирующий с различной степенью частотности в разных предложно-падежных формах для выражения пространственной семантики (местонахождение, конечный и исходный пункт), репрезентируя концепты: ‘поверхность’ либо ‘контейнер’, ‘вместилище’. Результаты, полученные в работе, могут оказаться интересными для литературоведов, исследующих творчество Н.С. Гумилева. Полученные результаты могут быть использованы и в практике составления словаря поэта.
Ключевые слова: идиостиль, Н.С. Гумилев, соматизмы, доминанта, локативность.

Tverdokhleb Olga Gennadjevna
CandSci (Philologу), assistant Professorof the Department of Russian language and methodology of teaching Russian language, Orenburg State Teacher Training University, Russia, Orenburg

Abstract: The article examines the somatic vocabulary used in the formation of figurative spatial designations in the poetic language of N.S. Gumilyov The illustrative material shows the different demand of corporeal nominations in the function of locative syntaxes, which allow to characterize some features of the idiostyle of the head of acmeism. It was established that in the poetic space of corporeality for N.S. Gumilyov's dominant feature is breast somatism, which functions with varying degrees of frequency in various prepositional-case forms to express spatial semantics (location, final and starting point), representing the concepts: ‘surface’ or ‘container’, ‘container’. The results obtained in the work may be interesting for literary scholars studying the work of N.S. Gumilyov. The obtained results can be used in the practice of compiling a poet's dictionary.
Keywords: idiostyle, N.S. Gumilyov, somatism, dominant, locativeness.

I. Человек, являющийся «точкой отсчета и мерой всего» [1, с. 29], «начал постигать мир с самого себя» [2, с 106], а, значит, со своего тела и его частей. Поэтому в центре внимания антропологической лингвистики неуклонно оказывается соматическая лексика (от греч. sôma ‘тело’) как совокупность слов, обозначающих части тела, органы, кожный и волосяной покровы как части живого организма, входящих в число ключевых лексических единиц при репрезентации языковой картины мира («наивной анатомии» человека) (напр., в: [3]).

Соматический (телесный) код, являющийся одним из основных кодов лингвокультуры, «используя которую носитель категоризует, структурирует и оценивает окружающий его и свой внутренний миры» [4, с. 232-233], в каждом языке отличается спецификой вербальной реализации [5; 6; 7; 8; 9 и др.], в том числе при обозначении пространственных ориентиров, так как ориентирование человека в пространстве «строится по аналогии с ориентированием человеческого тела» [10, с. 98].

Объектом данного исследования также стала тематическая группа слов, репрезентирующих части тела при описании пространственных отношений в поэтических текстах ярчайшего главы акмеизма (от греч. άχμη ‘высшая степень чего-либо, цветущая сила’) Н.С. Гумилева. В своих программных постулатах [17; 18; 19] акмеисты требовали уделять особое внимания вещным деталям. Поэтому нам было особенно интересно проследить, как творец-акмеист живописует в своем поэтическом творении субъективную картину телесного пространства.

II. В качества языкового материала для нашей работы стали стихотворные строки, включающие названия частей тела человека, обнаруженные в поэтическом корпусе НКРЯ (Национальный корпус русского языка; пользовательский подкорпус: Н.С Гумилев; с объёмом: 523 документа, 67 299 слов) [20] (далее все примеры по этому источнику). По нашему запросу «части, в том числе: части тела и органы человека»: S, r:concr & (pt:partb & pc:hum было найдено: 1 060 вхождений в 358 поэтических документах Н.С. Гумилева. Дальнейшая обработка найденного языкового материала показала, что 199 словоупотреблений соматической лексики использованы поэтом для обозначения пространственных номинаций, что составляет почти пятую часть (18,8 %) всей обнаруженной соматической лексики.

1. При более детальном исследовании соматической лексики была обнаружена различная частотность соматических лексем, которая, фиксируя в поэтическом лингвоменталитете Николая Сергеевича Гумилева соотношение ядра и периферии (как одного из основных принципов построения лексической системы [11]), выявляет художественную иерархию элементов телесного пространства в поэтическом мире Н.С. Гумилева.

Соматизмы, употребленные поэтом в разных предложно-падежных формах в локативной функции в качестве пространственных ориентиров, представлены 39 лексемами, количественный анализ которых показал, что в поэтическом творчестве Н.С. Гумилева они продуктивны в разной степени.

Опишем эти соматические лексемы с указанием (цифрами в скобках) общего числа обнаруженных нами случаев с этими лексемами.

Наиболее частотными в качестве пространственных ориентиров в поэтическом мире Н.С. Гумилева становятся соматизмы грудь / груди (30) и рука / руки / ручки (27).

Несколько реже становятся: плечо / плечи (13), глаз / глаза (13), нога / ноги (11), лицо (8), лик (8), очи (7), тело / тела (6), щека / щеки (6), колени (6), уста (5), головой (5), губ (5). Отметим здесь наличие двух семантико-стилистических пар соматизмов, в которых по частотности либо преобладает нейтральный вариант над старославянские: глаз / глаза (13) и очи (7), либо оба варианты составляют равное количество словоупотреблений: лицо (8) и лик (8).

Существенно реже (только по два раза) на локативной позиции представлены лексемы: бок, брови, горло, зуб, лоб, нос, пояс, уши. В единичных случаях обнаруживаем лексемы: бородка, вежды, веки, косы, кудри, ладони, локоть, палец, рот, сосцы, спина, стан, стопы, ступни, шея, (под) мышкой.

Наиболее употребительные соматизмы, обозначая «доминанты языковой картины индивида» [12, с. 178], дают нам представление о художественных, эстетически значимых приоритетах в выстраивании индивидуально-авторской языковой картины мира Н.С. Гумилева, позволяя вскрыть индивидуальный почерк поэта.

Доминантой среди пространственных телесных ориентиров в поэтическом мире Н.С. Гумилева является «грудь», репрезентированная несколькими предложно-падежными формами, как правило, единственного числа имени существительного грудь (27 словоупотреблений) и в отдельных случаях множественного числа груди (3 словоупотребления), что составило в целом 30 примером, или 1/6 часть (15%) от общего количества всех описываемых пространственных телесных ориентиров и почти половина от всех употреблений лексемы «грудь», по данным поэтического подкорпуса (табл. 1).

Таблица 1. Общее количество соматизмов и количество соматизма грудь по запросу в НКРЯ (поэтический подкорпус: Н.С. Гумилев)

Для сравнения приведем данные о частотности лексемы «рука», также занимающей особое место в поэтическом пространстве телесности. По количеству случаев использования в качестве пространственных ориентиров в поэзии Н.С. Гумилева эта лексема находится в составленном нами списке сразу после лексемы «грудь»: (27 вхождений, или 13,5%.) (табл. 2).

Таблица 2. Общее количество соматизмов и количество соматизма рука по запросу в НКРЯ (поэтический подкорпус: Н.С. Гумилев)

Как видно из табл. 1 и 2, хотя лексема рука существенно чаще используется при изображении поэтической телесности (141 вхождение; 1,3% от всей лексики, представленной в поэтическом подкорпусе: Н.С. Гумилев) по сравнению с лексемой грудь (65 вхождений; 0,6%), однако для отражения пространственных координат количество употреблений лексемы грудь резко увеличивается (с 0,6% до 15%), в то время как количество употреблений лексемы рука тоже возрастает, но все-таки не с такой силой (с 1,3% до 13,5%).

Учитывая сложность и разнообразие функционирования пространственных телесных ориентиров в поэзии Н.С. Гумилева, далее мы подробнее остановимся на анализе только лексемы-доминаты «грудь».

Доминантный соматизм грудь функционирует с разной степенью частотности в разнообразных предложно-падежных формах. Охарактеризуем эти формы в порядке убывания частотности.

Чаще других лексема «грудь», репрезентирующая визуально видимую часть тела (концепт: ‘поверхность’), употребляется в качестве пространственного ориентира в предложно-падежной форме «на + винительный падеж» (9 контекстов). Ср., напр., поэтические строки с функционированием этой синтаксемы в качестве конечного телесного ориентира направленного действия (перемещения в пространстве, изменения положения в пространстве, зрения и др.: вскакнуть, скакнуть, встанут, ринуться, прикладывать, смотреть): Проникнуть помыслом к врагу / Беспомощному и на грудь / Кошмаром гривистым вскакнуть (Мой час : «Еще не наступил рассвет...», 1919); …старик <…> успел скакнуть / Всей тяжестью ему на грудь (Мик : «Сквозь голубую темноту...», 1918); Тебя отыщет он, летящий, / И дико ринется на грудь (Камень : «Взгляни, как злобно смотрит камень...», 1910); Прикладывают наглые шуты / Ему на грудь кровавые цветы… (На пиру : «Влюбленный принц Диего задремал...», 1908). Описываемая синтаксема может повторно (на этой же или последующей строке) использоваться поэтом для создания более сложных и глубоких образов при помощи контекстуального сочетания с другим соматизмом, ср.: Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленьи / В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь (Волшебная скрипка : «Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка...», 1910); Он смотрел на маленькие груди, / На браслеты вытянутых рук (Заклинание : «Юный маг в пурпуровом хитоне...», 1908). Включим в эту подгруппу и контексты, в которых употребляются воспроизводимые единицы языка: Борись со мною грудь на грудь (Два сна : «Весь двор усыпан был песком...», 1918); Но тяжкая на грудь легла верига, / Я вижу свет… то День подходит Судный (Судный день : «Раскроется серебряная книга...», 1909); И взять на грудь спасающее бремя / Тяжелого железного креста! (Дон Жуан : «Моя мечта надменна и проста...», 1910).

Несколько реже лексема «грудь» употребляется в предложно-падежной форме «в + предложный падеж» для описания местонахождения внутри доминантного для поэта телесного объекта (7 контекстов). Ср. поэтические строки, где поэт описывает грудь как вместилище легких и сердца, орган дыхания (согласно физиологической конкретики), либо как символ мужества и доблести людей, вставших на защиту чего-л. [20, с. 719; 22, с. 289-290], либо как «вместилище человеческих чувств (гордости, храбрости)» [13, с. 5] (концепт: ‘контейнер’, ‘вместилище’): Сердце крылатое в груди косматой / Вырви, вырви сердце и растопчи (У цыган : «Толстый, качался он, как в дурмане…», 1921); В груди огонь желанья распаля, / Проходишь ты, и мысль твоя томится… («Тебе бродить по солнечным лугам...», 1909); В груди подымается злоба (Молодой францисканец : «Младой францисканец безмолвно сидит...», 1903). В примерах данной подгруппы встречаем репрезентацию доминантной лексемы и с указанием принадлежности этой части тела: а) описываемой лирической героини, ср., напр., указание при помощи притяжательного местоимения ее: И в груди ее сердце биться / Вдруг перестало (Дева-птица : «Пастух веселый…», 1921); И волны ласкового света / В ее колышутся груди (Дева солнца : «Могучий царь суров и гневен...», 1905); либо б) лирическому «Я», ср. следующие строки, где указание на автора дается дейктически при помощи притяжательного местоимения мой: Золотое сердце России / Мерно бьется в груди моей (Наступление : «Та страна, что могла быть раем…», 1916); В моей груди кипела кровь, / И в блеске солнечного пира / Я увидал мою любовь (Дева солнца : «Могучий царь суров и гневен...», 1905).

Чуть реже представлена лексема «грудь», употребленная в качестве пространственного ориентира в предложно-падежной форме «на + предложный падеж» (7 контекстов), напр., для выражения семантики местонахождения (в строках с глаголами: лежать, чернеть, усмирять, просиять, гореть и др.) на описываемой в нашем исследовании визуально видимой передней части тела (концепт: ‘поверхность’): Я спросил про большую открытую рану, / Что сквозь тряпки чернела на впалой груди, / Что с ним было? (Экваториальный лес : «Я поставил палатку на каменном склоне...», 1921); Пьер, дневник у тебя? На груди под рубашкой? / Лучше жизнь потерять нам, чем этот дневник! (Экваториальный лес : «Я поставил палатку на каменном склоне...», 1921). В примерах данной подгруппы также встречаем репрезентацию доминантной лексемы «грудь» с указанием принадлежности этой части тела лирическому герою, описываемому поэтом либо при помощи притяжательного местоимения его: Смоляною доской лежала / На груди его борода (Поэма начала : «Из-за свежих волн океана…», 1918-1921); И серебряная туча / На груди его влюбленно / Усмиряет горечь ран (Акростих : «Мощь и нега ...», 1909-1910), либо при помощи отыменного прилагательного: И на груди молодецкой / Крест просиял золотой (Мужик : «В чащах, в болотах огромных...», 1916). Добавим сюда же анализируемую синтаксему с репрезентацией части тела животного (пресмыкающегося: змея) при помощи формы родительного падежа, ср.: Но горели яркие каменья / На груди властительного Змея (Рассвет : «Змей взглянул, и огненные звенья...», 1908).

Реже употребляется лексема «грудь» в предложно-падежной форме «в + винительный падеж» в качестве пространственного ориентира (5 контекстов), ср. контекст, где данная форма использована для изображения направления действия внутрь (нанесение удара, перемещения объекта: ударить, плеснуть, бросить, литься и др.) указанной части тела (концепт: ‘контейнер’, ‘вместилище’): И в тот же самый миг безмерность / Мне в грудь плеснула, как волна… (Евангелическая церковь : «Тот дом был красная, слепая...», 1919); И в грудь, широкую как щит, / Он ударяет кулаком… (Мик : «Сквозь голубую темноту...», 1918); Встал Одиссей на высоком пороге, / В грудь Антиноя он бросил стрелу (Избиение женихов : «Только над городом месяц двурогий...» : Возвращение Одиссея, 2, 1910); Так же сладко лился в наши груди / Аромат невиданных цветов (Открытие Америки : «Свежим ветром снова сердце пьяно...», 1912); Ударял себя в грудь, исступленьем объятый... («На камине свеча догорала, мигая...», 1907).

Единственным примером представлена лексема «грудь» в качестве пространственной номинации в предложно-падежной форме «из + родительный падеж» (1 случай), в частности, для изображения возникновения из исходного пункта, которым является внутреннее пространства описываемой части тела «грудь». Ср. поэтические строки, где поэт описывает грудь, символизирующую «огонь в антропоморфной модели Вселенной» [21; с. 186] (концепт: ‘контейнер’, ‘вместилище’): Как будто огненный язык / Вдруг из груди его возник (Мик : «Сквозь голубую темноту...», 1918). Такое изображении в поэтических текстах Н.С. Гумилева локативной телесности с существенным преобладанием конструкций, включающих в свой состав конечную точку, над единственной контекстом, описывающем начальную точку, обусловлено (и соответствует) асимметрией конечной и начальной точек движения, выявленной современными когнитивными исследованиями пространственной концептуализации в русской языковой картине мира [14, с. 320].

Итак, проведенное исследование употребленной в локативных позициях соматической лексики выявило различную частотность соматических лексем, фиксирующую в поэтическом лингвоменталитете Николая Сергеевича Гумилева соотношение ядра и периферии.

Наиболее частотными в качестве пространственных ориентиров в поэтической Вселенной Н.С. Гумилева являются грудь и рука.

Доминантный соматизм грудь функционирует с разной степенью частотности в нескольких предложно-падежных формах для выражения пространственной семантики (местонахождение, конечный и исходный пункт), репрезентируя концепты: ‘поверхность’ либо ‘контейнер’, ‘вместилище’.

Таким образом, творец-акмеист Н.С. Гумилев, согласно требованию своего поэтического направления, уделяет внимание вещным деталям, с помощью соматического (телесного) кода структурируя и оценивая в своем поэтическом языке создаваемое им внешнее и внутреннее пространство художественного мира.

1. Кравченко А.В. Язык и восприятие: когнитивные аспекты языковой категоризации. – Иркутск: Изд-во Иркут. ун-та, 1996. – 159 с.
2. Маслова В.А., Пименова М.В. Коды лингвокультуры: учебное пособие. – М.: ФЛИНТА, 2016. – 180 с.
3. Язык и семиотика тела. Т. 1: Тело и телесность в естественном языке и языке жестов / Г.Е. Крейдлин (отв. рук.), П.М. Аркадьев, А.Б. Летучий, С.И. Переверзева, Л.А. Хесед. – М.: Новое литературное обозрение, 2020. – 672 с.
4. Красных В.В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология. Курс лекций. – М.: «Гнозис», 2007. – 284 с.
5. Блинова А.А. Сопоставительная характеристика фразеологизмов с компонентом-соматизмом в русском, чешском и польском языках // Тенденции развития науки и образования. 2021. № 79-5. С. 37-40.
6. Гымпилова С.Д. Соматизмы в паремиях монгольских народов // Мир науки, культуры, образования. 2023. № 1 (98). С. 404-406.
7. Пачаи И. Соматизмы во фразеологии европейских и восточных языков // Turkic Studies Journal. 2022. Т. 4. № 4. С. 99-112.
8. Цепкова А.С. Сопоставительный анализ соматизмов в английском и русском языках // Международный журнал гуманитарных и естественных наук. 2023. № 2-2 (77). С. 109-113.
9. Шешкина Т.Ф. Славянские лексические параллели немецкого соматизма zunge «язык» в сравнительно-историческом освещении // Вестник Марийского государственного университета. 2022. Т. 16. № 1 (45). С. 121-127.
10. Рахилина Е.В. Когнитивный анализ предметных имен: семантика и сочетаемость. – М.: Азбуковник, 2010. – 448 с.
11. Никитина С.Е. О частотных словарях и культурно-языковых картинах мира (на материале русских народных текстов) // Русский язык сегодня. М.: [Б. и.], 2000. Вып. 1. С. 221-230.
12. Бобунова М.А. Фольклорная лексикография: становление, теоретические и практические результаты, перспективы. – Курск: Изд-во Курск. гос. ун-та, 2004. – 240 с.
13. Чжэн Гуанцзе. Фразеология тела в русском языке глазами носителя китайской лингвокультуры: автореф. дис… канд филол. наук. М., 2013. 23 с.
14. Рахилина Е.В. Когнитивный анализ предметных имен: семантика и сочетаемость. – М.: Азбуковник, 2010. – 448 с.

Список источников

15. Гумилёв Н.Наследие символизма и акмеизм // Аполлон. 1913. № 1. С. 42–45 // http://www.gumilev.ru/clauses/2/ (дата обращения: 05.05.2023).
16. Городецкий С. Некоторые течения в современной русской поэзии // Антология акмеизма: Стихи. Манифесты. Статьи. Заметки. Мемуары / Вступ. статья, сост. и примеч. Т. А. Бек. – М.: Московский рабочий, 1997. – С. 202-207.
17. Мандельштам О.Э. Утро акмеизма // Собрание сочинений в 4 тт. – М.: Арт-Бизнес-Центр, 1993. Т. 1. URL: http://rvb.ru/mandelstam /01text/vol_1/03prose/1_250.htm (дата обращения: 05.05.2023)
18. Национальный корпус русского языка. URL: http://search.ruscorpora.ru/ (дата обращения:12.06.2023).
19. Урысон Е.В. Грудь // Активный словарь русского языка / Отв. ред. Ю.Д. Апресян. – М.: Языки славянской культуры, 2014. Т. 2. – С. 717-719.
20. Фразеологический словарь русского языка / Под ред. А.И. Молоткова. – М.: Рус. яз., 1987. – 543 с.
21. Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: Образ мира и миры образов. – М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1996. – 416 с.