Литература народов Российской Федерации | Филологический аспект №04 (60) Апрель 2020

Гендерные особенности ангарского автобиографического нарратива

Лукьянова Дарья Владимировна
магистрант, Сибирский федеральный университет, РФ, г. Красноярск, l.d.v.96@yamdex.ru

Аннотация: В статье с позиций гендерной лингвистики рассматриваются автобиографические диалектные тексты Северного Приангарья. В рассказах нами выявляются особенности морфологического, лексического, синтаксического воплощения маскулинности и феминности в языковом сознании старожилов Северного Приангарья. Исследование проводится на материале диалектологических экспедиций и практик разных лет.
Ключевые слова: гендер, автобиография, нарратив, языковые особенности, генристика, межполовые различия, гендерная диалектология

Lukyanova Daria Vladimirovna
Master of philology, Siberian Federal University, Russian Federation, Krasnoyarsk

Abstract: The article examines the autobiographical dialect texts of the Northern Angara region from the perspective of gender linguistics. In the stories we identify the features of the morphological, lexical, syntactic embodiment of masculinity and femininity in the linguistic consciousness of old-timers of the Northern Angara region. The study is conducted on the basis of dialectological expeditions and practices of different years.
Keywords: gender, autobiography, narrative, linguistic features, genristics, gender differences, gender dialectology

В настоящее время гендерные исследования играют важную роль во многих гуманитарных науках. К гендерной проблематике обращаются: культурологи, философы, литературоведы, а также лингвисты. Сама гендерная проблематика пронизывает почти все социальные сферы, оказывает действие не только на отдельных индивидов, но и на целые группы людей. Активное развитие лингвистической гендерологии в России приходится на последние десятилетия XX века в работах Земской Е. А., Китайгородской М. А., Розановой Н. Н Розановой [Земская, Китайгородская, Розанова, 1989], Телия В. Н. [Телия, 1999], Кронгауза М. [Кронгауз, 1996], Шахмайкин А. Н. [Шахмайкин, 1996]. В зарубежной лингвистике известны работы, которые возникли в направлении постмодернистского феминизма, например, работы Джудит Батлер «Случайно сложившиеся основания: феминизм и вопрос о «постмодернизме» [Батлер, 2001], Рози Брайдотти «Женские исследования и политики различия» [Брайдотти, 1994], Тереза де Лауретис «Американский Фрейд» [Лауретис, 1996], Иригарей Люс «Этика полового различия» [Иригарей, 2004], Гейл Рубин «Обмен женщинами. К политической экономии пола» [Рубин, 2000], Джоан Скот «Эхо – фантазия. История и конструкция на идентичности» [Скот, 2005].

На данный момент работы по гендерной лингвистике развиваются достаточно интенсивно и ведутся следующих направлениях: изучение представлений о гендере (концепты «мужественности» и «женственности», гендер на разных уровнях языка); гендерная специфика вербального и невербального коммуникативного акта;  отражение гендерных стереотипов в социальном и языковом сознании;  гендер в лексикографии;  гендер в СМИ;  гендер в интернете; гендер в художественном тексте [Божанова, 2012]. В 2017 году в лингвистической генристике развивается новое направление – гендерная диалектология, выделение её как самостоятельной научной отрасли обосновала Т. А. Демешкина в статье «Гендерная диалектология и словари как её источник» [Демешкина, 2017].

Под гендером учёными подразумевается социокультурны феномен, который противопоставлен биологическому полу, и первый термин шире второго, включает его в состав. Термин гендер подчеркивает не природную, а социокультурную причину межполовых различий [Попова, 2006, с.19].

Наша работа посвящена анализу мужских и женских автобиографических рассказов с позиции лингвистической генристики  (выявлены и сопоставлены морфологические, лексические, синтаксические особенности женских и мужских автобиографических рассказов). Актуальность данной темы обусловлена её обращенностью к фундаментальным проблемам языкознания: «язык и гендер», «язык и социальная действительность», необходимостью дальнейшего исследования региональной сибирской лингвокультуры, а также недостаточной изученностью проявления гендера в диалектных текстах.

Научная новизна работы состоит в том, что в ней выявляются гендерные особенности в жанре автобиографического рассказа на диалектном материале, что ранее не получило должного освещения в науке.

Теоретическая значимость заключается в том, что материалы статьи вносят вклад в развитие отечественной гендерной лингвистики. Описание  автобиографического рассказа в гендерном аспекте важно для  дальнейшего развития  теории коммуникативно диалектологии.

Цель исследования – выявить языковые особенности мужских и женских рассказов о своей жизни.

Теоретико-методологической базой нашего исследования являются работы следующих лингвистов:

1) по гендерной лингвистике [Кириллина, Горошко, 1999; Попова, 2006, Толстова, 2016, Ефремов, 2016];

2) по коммуникативной диалектологии [Волошина, 2014, 2016; Демешкина, 2017; Гольдин, 1997];

3) по лингвистической нарратологии [Попова, 2002;  Бергельсон, 2005; Падучева, 2010].

Приступим к рассмотрению гендерных особенностей автобиографического нарратива на нашем материале.

Уже на выборе тем для разговора, можем отметить, что мужчины чаще всего говорят об охоте, рыбалке, истории, работе, армии. Самые распространенные темы для разговора у женщин – семья, домашнее хозяйство, замужество, кулинария, гадания и суеверия. Тема тяжелого физического труда поднята всеми информантами: как мужчинами, так и женщинами.

1. Морфологические особенности.

Поскольку женщины более склонны к кооперации и общению, они в своей речи чаще используют местоимение мы: «Ну вот мы с братом, со Степаном, мы дрова кололи натаскивали ей… и потом она еще подрабатывала… угли жгла… надо деревьи распились… распилить, в яму залОжить, засыпать потом эти угли везла в кузницу…и вот эти мешки с зерном туды увезет… и обратно с мукой везет» (Иркинеево, 2014); В Новый год мы раньше в бане гадали. Украли с подружкой лошадь. Завязали глаза и повели к пролуби. Вокруг пролуби кружили. В какую сторону лошадь уйдет, там замуж выйдешь. А еше раз заигрались мы на улице и забыли по воду сходить (Иркинеево, 1990).

Мужчины сосредоточены на себе и своих интересах (эгоцентризм), поэтому чаще всего в речи используют личные местоимение я, меня: У меня, я тоже расскажу вот, у меня старший брат Егор был. Он давно умер, диабетом заболел в писят втором году» (Манзя, 2017); Залаял, на медведя лает собака, что ночью на человека. Ну, прямо скажу, перепугался я крепко, не хочу сказать, что я смелый (Усть-Кава, 1993);

2. Лексические особенности.

На уровне лексики было выявлено, что мужчины чаще используют в своей речи профессиональные жаргонизмы и сниженную лексику: Да нахрен вы нужены, у меня своё поле, едри-мать, и семья! (Манзя, 2017) А мать, её звали Дуся Большевычка, тако трепло было, сплетница! Партийна! Ох, и зараза! Всё она по магазинах везде растрепала! (Манзя, 2017).

Женская речь, по мнению лингвистов, является более нормативной, так как женщины оказывают большое влияние на подрастающее поколение и стараются следить за своей речью. Нами было выделено, что в женской речи очень часто появляются слова с уменьшительно-ласкательными суффиксами (диминутивы), например: Венчались. Венцы на головушку надевали. Ну в сени-то маленько забросили (Пинчуга, 1989); Капустка ли, огурчик солененький, рыжики, вот так и питались (Пинчуга, 1989); Нет, доченька –жалею, что неграмотна (Пинчуга, 1990); Своим детишкам – всё знать, всё давала, а нам объедки всё (Иркинеево, 2017). Исследователи утверждают, что женщины начинают использовать диминутивы с самого детства: игры в дочки-матери, помощь родителям в воспитании братьев сестер, уход за домашними животными.

Как показало исследование, женщины в большей степени, чем мужчины используют междометия в своей речи, которые наиболее ярко передают чувства и эмоции. Чаще всего в женской речи встречается междометие ой, которое передает переживание или восхищение, например: Сейчас она… ой… она овдовела, потом второй раз овдовела…не получилось у нее в жизни… Галька Осановских тоже… она в Манте.. у нее тоже…она овдовела… и…сын у нее, ой, такой красавец, а с головой непорядок.. (Иркинеево, 2014); Она в окошко фхваснула ему, табеля   по всей избе   развалились, табелишки. На завтра: ой, я и не поверил, что она замуж вышла, она что, с ума сошла? (Иркинеево, 1990).

3. Синтаксические особенности.

В женской речи значительно чаще используются конструкции со значением неуверенности (кажется, может быть, наверное, возможно), например: Может быть то, что не неводят сильно, неводили-то»,  «Смещение, наверное, какое. Вот дядя привозил сено и только 3 стороны огораживал, а там коровы уже не могли подойти! (Пичуга, 1990); Вот поэтому, может, меня и любили,  что я была послушна (Иркинеево, 2017). Мужчины же, напротив, используют конструкции со значением констатации (конечно, разумеется), например:  Конечно! Коне… Да у нас никогда замков, мы не… понятия не имели, замки чтобы были! Конечно!  А жир-то вабщэ там, аж вот. Щас вот в июле к концу, в августе буэт, не дай Бог, какой он жирёный, едре-мать! Ну, наловим, всё рано!   (Манзя, 2017); Ну, конечно. Без этого никак. Не хулиганили, не воровали там  (Пингуча, 2017). Это связано с тем, что мужчины обычно говорят намного категоричнее женщин: Мы лодку привезли один раз, едри-мать, я сказал, я в гробу её видел, таку рыбалку! (Манзя, 2017).

Было выявлено, что мужчины чаще женщин  используют сложноподчиненные предложения в своей речи, обычно это придаточные времени, условия, причины, поскольку стремятся к определённости, логичности в своей речи: А в это, организовалась сплавная контора. Хлеб, когда, если колхоз собирал, а потом на илимках его увозили по Ангаре»; «А свадьбы не было. Расписались-то мы позже, когда сын родился уже» (Пинчуга, 2017); Я начинал здесь в леспромхозе, брёвнышки катал, потом, когда мне бревном ногу перебило, я сказал, больше я их не рОстил, и валить, и катать больше не буду!; В этом году больше щуки, чем… Щуки в этом году больше стало, потому что она и окуня, окунь появился  (Манзя, 2017).

Напротив, женщины в своей речи обычно используют сложносочиненную связь союзами но, потому что женщина в своей речи обычно не стремится к точности и рациональности, она рассказывает о своих чувствах и эмоциях: Ну, муж у меня был отсюда, но я не собиралася ехать; Откуда она вообще это знала, но она мне часто гадала»  (Мотыгино, 2016), Потомков щас у него никого нету. Одна дочь у него, но она… с алкоголем сильно связана,… так что от ее уже нету толку…; В Артюгино… Вот пошел… а он уже читал.. стали читать.. он 96 слов в минуту читал.. но сейчас он ленится…(Иркинеево, 2014).

Необходимо отметить, что женщины наиболее часто используют эмотивы – речевые акты, которые выражают эмоции говорящего: Ну так чудо еще есть! (Мотыгино, 2016); Мы испужались! Ведра побросали и домой побежали. И кто знат, кто это был! (Иркинеево, 1990); Мы сахара-то не видели!...не то что там конфет, сахару!; Причем лес-то вырубают...Иркинеевка то не така была! (Иркинеево, 2014).

Мужчины обычно избегают эмоциональных выражений, не выражают своих чувств: А меня отец один раз полупил. Обоих с сестрой. В школу надо было идти, а мы всё, это, соримся с сестрой-то. А он смотрел, смотрел, берёт ремень – меня раза два-три хлестанул, потом на сестру перешёл. Вот, и пошли, заплакали (Пинчуга, 2017) Что плохо жили: не было у нас школ, не было у нас больниц. Если человек заболел, в Богучаны надо. Эта Богуча километров двести. Вот такая жизнь была (Усть-Кава, 1993).

Итак, отметим, что на морфологическом уровне мужчины обычно используют личные местоимения единственного числа (я, меня), женщины – множественного (мы), на уровне лексики было выявлено, что у мужчин существует стремление к использованию профессиональной лексики и сниженных элементов, женщины используют нейтральную лексику, особо стоит выделить то, что их речь насыщена диминутивами. Обычно женщины используют в своей речи конструкции со значением неуверенности, мужчины же – со значением констатации. В построении предложений женщины используют сложносочиненную связь, мужчины – сложноподчиненную с придаточными времени, условия, причины.

Анализ разговорной речи мужчин и женщин показал, что языковые отличия в мужских и женских  автобиографиях возникают из-за того, что у разнополых информантов них разные цели в общении. Для женщины важен сам факт общения, в разговоре она проявляет эмпатию к своему собеседнику, а мужчина использует общение как средство для достижения своих целей или для передачи фактов.

1. Волошина С. В. Автобиографический дискурс как объект лингвистического анализа // Вестник ИГЛУ. 2014. № 2. С. 267-273.
2. Волошина С. В. Коммуникативная стратегия умолчания в автобиографическом дискурсе. Текст, книга, книгоздание. 2019. С. 23-36.
3. Волошина С. В. Автобиографические практики в контексте словесной культуры Сибири. Текст. Книга. Книгоиздание. 2018. С. 35-51.
3. Горошко Е. И. Кириллина А. В. Гендерные исследования в лингвистикe сегодня // Гендерные исследования. Харьковский Центр Гендерных Исследований. 1999. № 2. С. 234-242.
4. Ефремов В. А. Гендерные стереотипы и русская лексикография. Вестник Новосибирского государственного педагогического университета. 2016. №6 (34). С. 100-111.
4. Попова Т. Г. Языковое сознание как основополагающий фактор общения // Речевая деятельность. Языковое сознание. Общающиеся лично-сти. XV Междунар. симпозиум по психолингвистике и теории коммуникации (30 мая -2 июня 2006 г.): Тезисы докладов. – М.: РАН, 2006. 78 с.
5. Демешкина Т. А., Толстова М. А., Гендерная диалектология и словари её как источник. Вопросы лексикографии, 2017. № 12. С. 83-105.
6. Гольдин В. Е. Теоретические проблемы коммуникативной диа-лектологии: автореф. дисс. ... д-ра филол. наук: 10. 02. 01. Саратов, 1997. 52 c.
7. Бергельсон М. Б. Прагматическая и социокультурная мотивиро-ванность языковой формы: дисс. ... д-ра филол. наук: 10. 02. 19. Москва, 2005. 404 с.
8. Падучева Е. В. Семантические исследования: Семантика времени и вида в русском языке. Семантика нарратива. 2-е изд., испр. и доп. М.: Языки славян-ской культуры, 2010. 480 с.
9. Толстова М. А. Гендер в традиционной культуре сквозь призму словаря. Вестник Томского государственного университета. Культурология и искусствоведение. 2016. №4(24). С. 68-75.