Символика образа «дух богатыря» в мотивах видений героического эпоса «Манас»

Сопровождающие всадника-богатыря образы, которые относятся к животным дикой природы, несомненно, выражают чувство крайнего выражения гнева в момент боевой схватки богатыря. Они содержат в себе значение  необузданной ярости, свирепости, напористости всей дикой, зверинной силы. Это одно значение символа, содержащее идею магической сверхсилы и сверхмощи воина, которое лежит на поверхности смысла. Ведь каждый образ зверя со временем стал самостоятельным традиционным эпитетом или объектной частью сравнения в поэтизации богатырских качеств героев эпоса.

Однако портретные описания образа «духа богатыря Манаса» (также «духа Семетея» и «духа Гульчоро») – цельный образ-символ, и его звериных и антропомофных помощников нужно рассматривать в едином комплексе  с самим обликом «духа-богатыря». В этом символе заложена сложная синкретическая идея, сочетающая звериную сверхсилу с магической силой тотемных предков воина-вождя с идеей небесной избранности в качестве государственного объединителя, правителя, которая исходит от воли верховного божества Тенира, дарующего такую  судьбу и  наделяющего покровителями.

Поясним истоки такого семантического прочтения данного символического значения.

Полуантропоморфные и антропоморфные образы божеств «сорок чилтенов-волков», «дубаны Кызыра» (посланца Тенира, доводящего словесно и прямо его волю о ключевых моментах судьбы героя), «Шай-ата» (покровителя воинов и боевых удач), «прекрасной девы» (богини чувственности и желаний), «обнаженного мальчика» (божества устремленности) и т.д., есть личные помощники и покровители  Манаса, связанные с идеей его судьбы, которою ведает только верховное божество Тенир (Небо).

Культ божества Тенир сложился еще задолго до образования древнетюркских племен и просуществовал у киргизов вплоть до укрепления мусульманской веры [1, с. 308].

В этнографических материалах по культуре и быту древних народов, населявших Южную Сибирь,  Алтай, Минусинскую котловину, упоминается особый ритуал общественного моления мужчин божеству, называемый  «Тенир тайу» («Поклонение Тениру»), который совершался ежегодно [1, с. 91-92].

По замечанию Л.Н. Гумилева, шаманы и женщины не могли присутствовать на этом празднике. Руководил обрядовым действом сам верховный или племенной вождь, а со временем глава государственного объединения, называвшегося «каганом». Считалось, что власть правителя-кагана была санкционирована Вечным Небом (Тениром), так как сам он мыслился его сыном [2, с. 88-89].

Эта идея присутствует и в строках героической поэмы древних тюрков, высеченной на камне: «Рожденный Небом, сам подобный Небу, я, Бильге-каган, теперь над тюрками воссел»[202, с. 23].

Кроме того, существует известное скульптурное изваяние принца Кюль-Тегина, где в налобной части его головного убора  изображена птица с распростертыми крыльями, похожая на орла [3, с. 14]. А орел – солярный знак.

Этнографы указывают, что подобные поклонения-«тайу» совершались не только божеству Тениру, но часто вместе с ним и божеству Солнца, как образам-заместителям, образам единой семантики. Божествам же Жер-Суу («Земля и Вода») также совершались моления, но отдельно и в другое время года [2, с. 92].

Очевидно, что птица Алп кара куш, парящая над головой богатыря, в символе мотива видения «дух Манаса» – солярный знак, обозначающий его солнечную божественную ипостась, как рожденного от бога Солнца и в то же время подразумевавшую высшую власть хана-правителя (кагана), которою наделяет его Тенир (Небо). Таким образом, семантика парящего «орла» над головой богатыря – символ божественной избранности власти вождя и кагана, в которой заключена идея божественной легитимизации этой власти.

Рассмотрим далее звериные образы в символике образа «дух богатыря Манаса».

Тотемизм, как известно, это представление о каких-то таинственных родственных отношениях между индивидом, группой людей (обычно родом) и каким-либо видом животного, которое составляло наиболее раннюю идеологию первобытного общества, дошедшую с незначительными изменениями до древнетюркского периода. В пережиточных явлениях тотемизм бытовал в эпоху позднего средневековья, когда среднеазиатские народы, включая  киргизов, приобщились к религии ислама.

Так, например, в памятниках енисейской письменности тюрков VII-XII веков одна из эпитафий надгробного камня, найденного у притока реки Енисей, сообщает следующее: «Семь волков я убил, семь искусных бойцов, Но как барс, я не трогал ни барса, ни лань…» [8, с. 75].

Несмотря на лаконизм, в них прочитывается семантика звериных образов «волка», «барса» и «лани» как наименований родов или племенных подразделений.

На отголоски этой архаической идеологии в сюжете эпоса «Манас» указывали некоторые ученые. Так, об этом в свое время писал Р. Сарыпбеков:  «Здесь каждое животное – тотем, а в тотемных верованиях первобытной поры у каждого отдельного рода только один животный покровитель. Но когда отдельные роды объединяются (насильно или добровольно) в племя или союз племён, как основы первых государственных объединений, такой порядок нарушается. Более сильное и известное всем племя, составляя ядро государства, властвует над другими племенами. Соответственно с этим в свою очередь тотемы подчинившихся племен насильственно присваиваются главенствующим племенем и добавляются им к своему тотему. В результате глава государства становится многототемным» [9, с. 46].

Таким образом, власть вождя племенного союза, а затем и кочевого правителя (кагана), держалась на объединенной силе различных племен и родов, и в этом другая семантика звериных образов-покровителей, изображенных в комплексном образе-символе «дух Манаса». Звериные образы символизируют легитимизацию его власти уже от земли или Среднего мира, где важным звеном этого мира является человек, социальные группы и сообщества.

Разумеется, упоминаемые драконы или змеи вкомплексном символе «дух богатыря», являются сакральными образами, представлявшими в архаической мифологии Нижний мир:

Есть еще очень хорошее дело:

Длиною словно сплетенный чий,

Движется ползком дракон.

С пятнами, пестрая большая змея

Семетея трижды опоясала,

Оборачиваясь вокруг его стана

То справа налево, то слева направо.

Словно пика ее язык, на двое разделенный,

За уши богатыря закинуты        

 [10, с. 230].

Звериные образы-тотемы несут идею стремления к объединению разобщенных и разбросанных врагами всех киргизских племен и родов, а также завоеванных побежденных племен, народностей под единое начало богатыря Манаса.    

В силу такого прочтения образ-символ  «дух Манаса»  выражает идею и суть самого сюжетного повествования, то есть всего содержания эпоса, посвященного рождению, жизни и героическим подвигам, а также гибели центрального героя Манаса, показанного как объединителя современных ему образований родов и племен, различных народностей, стремящегося к освобождению от врагов-захватчиков; как организатора и правителя-хана  нового могучего кочевого государства ради дальнейшего сохранения вновь обретенной, завоеванной кровью тысячей воинов свободы и независимости.

В результате символ в своей синкретической многозначности по существу выразил главную идейно-художественную концепцию эпического повествования «Манас».

Праобраз племенного божества «духа богатыря» (или архетипа по К.Г. Юнгу), возникший в недрах коллективного подсознания, модифицируемый различными дополнительными чертами, был востребован на протяжении более чем тысячелетнего развития эпоса. В период активной рационализации мышления манасчи и его слушателей образ-символ «дух Манаса» получил свое надлежащее место в той части художественной реальности эпоса, которая обозначает трансцендентный мир. Пространство этого мира вербально отделено вспомогательными формулами начальной и конечной границы виденческого представления героев. 

В научной философии это трансцендентный мир характеризуется слиянием временных категорий прошлого, настоящего и будущего, в котором всё пребывает вечно [4, с 157]. Вот почему, глядя на Манаса-человека, персонажи-визионёры в моменты  острых переживаний вместо него видят высшую трасцендентную суть его бессмертного «духа героя-богатыря», мыслимого каганом-правителем, объединителем и освободителем.

Исследуя психические структуры коллективного бессознательного,  проявляющиеся в искусстве и культуре человечества в целом, в качестве важнейших К.Юнг выделяет несколько архетипов: «матери», «дитяти», «тени», «анимуса», «анимы», «мудрого старика», «персоны», «героя», «отца» и т.д.[11, с. 99-100].

Сакральный образ-символ «дух богатыря Манаса» (затем и «дух Саметея», «дух Гульчоро») есть киргизские варианты переживания универсального архетипа «герой» в культуре человечества по классификации К. Юнга.  В развитии киргизского национального сознания именно этот архетип-символ на протяжении долгих веков являлся высшим аксиологическим мерилом человеческой личности, воплощенный в биографии центрального героя киргизской героической трилогии.