Русский язык | Филологический аспект №06 (110) Июнь 2024

Рыжая флора в поэтическом языке Серебряного века

Твердохлеб Ольга Геннадьевна
Канд. филол. наук, доцент кафедры русского языка и методики преподавания русского языка, Оренбургский государственный педагогический университет, РФ, г. Оренбург, ogtwrd@gmail.com

Аннотация: В статье исследована лексико-семантические группы «растения, их части и совокупности», употребленные с прилагательным «рыжий» в поэтических словосочетаниях начала ХХ века для максимальной изобразительности и зрительной конкретности, ассоциативности и выражения морально-этических и эстетических установок. На иллюстративном материале показывается, что: а) в качестве компонентов изобразительно-выразительных средств в сочетании с цветообозначением рыжий флористические номинации разных тематических групп (собственно фитонимы, названия грибов, партитивные фитонимы, названия совокупностей растений и их частей) употребляются с разной степенью частотности; б) самые востребованными в поэтических сочетаниях с адъективом «рыжий» оказываются партитивные фитонимы. Указано, что цветовые образы рыжих растительных реалий привлекают творцов возможностью поэтически связать с идеей времени. Выявлено использование фонетических средств для языковой игры. Результаты, полученные в работе, могут оказаться интересными для литературоведов, исследующих творчество русских поэтов Серебряного века, а также могут найти применение и в практике составления словарей.
Ключевые слова: рыжий, растения, части растений, совокупности растений, тематическая группы, поэзия, Серебряный век.

Tverdokhleb Olga Gennadjevna
CandSci (Philologу), assistant Professorof the Department of Russian language and methodology of teaching Russian language, Orenburg State Teacher Training University, Russia, Orenburg

Abstract: The article examines the lexical-semantic groups “plants, their parts and aggregates”, used with the adjective “red” in poetic phrases of the early twentieth century for maximum imagery and visual concreteness, associativity and expression of moral, ethical and aesthetic attitudes. The illustrative material shows that: a) as components of figurative and expressive means in combination with the color designation red, floristic nominations of different thematic groups (phytonyms themselves, names of mushrooms, partitive phytonyms, names of aggregates of plants and their parts) are used with varying degrees of frequency; b) the most popular in poetic combinations with the adjective “red” are partitive phytonyms. It is indicated that the color images of red plant realities attract creators with the opportunity to poetically connect them with the idea of time. The use of phonetic means for language play has been revealed. The results obtained in the work may be of interest to literary scholars studying the work of Russian poets of the Silver Age, and may also find application in the practice of compiling dictionaries.
Keywords: red, plants, parts of plants, collections of plants, thematic groups, poetry, Silver Age.

Введение

В своей предыдущей статье мы, указывая на важность цвета и в реальной действительности и при выстраивании художественного пространства, в том числе в поэтическом тексте, описали функционирование лексико-тематической группы «животные» в русской поэзии первой трети ХХ века в сочетаниях с именем прилагательным «рыжий» [1]. В данной статье мы продолжим многоаспектное исследование адъективного цветообозначения «рыжий» для создания более красочного, яркого, экспрессивного живописания в сочетаниях с номинациями растений, их частей и совокупностей в поэзии Серебряного века.

Хотя все люди воспринимают действительность, но под влиянием различных природных, в том числе цветовых условий, по-разному его и представляют, и передают с помощью языковых средств. «Первое, очевидное, что определяет лицо народа, – это природа. Здесь коренится образный арсенал национальной культуры (архетипы, символы), метафорика литературы, сюжеты искусства» [2, с. 28]. Многие ученые показывают влияние мира растений на культурно-исторические процессы [3; 4], важную роль растений в мифологии, религии, фольклоре [5; 6; 7; 8; 9; 10; 11]. Растительность является важнейшим средством для создания образов и картин природы в художественном дискурсе [12], и в поэзии, в частности [13; 14; 15; 16; 17; 18], поскольку «в ней с какой-то удивительной простотой выступают изначальные закономерности бытия, о которых человек успевает забыть, врастая в раздробленные формы своего частного быта» [19, с. 40]

Исследование

1. Основой для нашего анализа стало около 750 поэтических конструкций, включающих сочетание прилагательного рыжий с номинациями растений и выявленных в Национальном корпусе русского языка ([25]).

Проведенное исследование показало, что рыжим цветом живописуются разные представители растительного мира (около 35 случаев), находящиеся между собой в иерархических отношениях.

• собственно фитонимы;
• названия грибов;
• партитивные фитонимы;
• названия совокупностей растений и их частей.

Границы между этими тематическими группами (и подгруппами) рыжего фитомира подвижны.

2. В поэзии Серебряного века нами не выявлены сочетания адъектива рыжий с гиперонимическими (родовыми) наименованиями растений (типа: растение, дерево, кустарник, трава, цветок), что, видимо, связано с их обобщенной семантикой, в меньшей мере способствующей достоверной передаче читателю конкретного цветного художественного образа.

3. Собственно фитонимы, номинирующие конкретные деревья, кустарники и травы, представлены в языке начала ХХ века в сочетании с прилагательным рыжий следующими флористическими лексемами: джут, 1929); мох (В. Я. Брюсов, 1911); овес (С. А. Есенин, 1916; Д. Н. Семеновский, 1922); отава (О. Ф. Берггольц, 1928); рожь (Э. Г. Багрицкий, 1929); сосны (В. Я. Брюсов, 1913); тамариск (Н. С. Тихонов, 1914-1921).

Древесные растения в этой группе репрезентированы одной лексемой сосна, ср. строки, в которых в соединении с адъективом рыжий акцентируется отрицательная коннотация «одиночества», «грусти», «жизни в уединении» [20; 26]: Рыжих сосен поросли на дюнах (В. Я. Брюсов. Зимнее возвращение к морю; 1913). Отметим отсутствие в поэтической картине Серебряного века характеристики рыжим «берёзы» (древесного растения с богатой символикой во многих культурах и наиболее свойственного русскому национальному сознанию [21; 27]), что объясняется белым цветом её коры, противоречащему по цветовой гамме рыжему.

Рыжими репрезентированы в поэтических тестах начала ХХ века южные кустарники с тонким (-и), длинным (-и) стеблем (побегами). Ср. лексемы джут и тамариск в строках: Акации сыплются на дрова. / Треплется по ветру рыжий джут. / Солнце стоит посреди двора (Э. Г. Багрицкий. «Пыль по ноздрям – лошади ржут…»; 1929); И все те, что пустыней идут, / Будут жечь тамариск мой рыжий (Н. С. Тихонов. О стихах: «Стихи, как побеги, в цветущем саду…»; 1914-1921). С помощью описываемых именных словосочетаний и синтагматического включения в ближнем контексте лексем с семантикой увядания (сыплются, жечь) акцентируются:

- не только темпоральность изображаемого (осень);

- но и семантика «грусти об уходящем» (Интересно, что тамариск в Древнем Египте связывали с воскрешением бога Осириса, а в Китае с бессмертием [28].

Рыжими изображается и фитоним лианы (плющ): За ними сыщик, он немного / Отстал, и рыжеватый плюш, / И даже глазки под очками / Забиты блеском синих луж (Н. А. Оцуп. Царское село: «В невнятном свете фонаря...» | Встреча; 1928). В приведенных стихотворных строках поэт употребляет адъективное цветообозначение с суффиксом -еват-, добавляющем в значение рыжего цвета дополнительный оттенок ‘обладающий в смягченной, уменьшенной степени качеством’ (§ 666) [22, c. 296].

Номинации цветов и трав в сочетании с адъективом рыжий представлены только травами, хотя образы цветов, как правило, занимают важное место в поэтическом мировосприятии (по результатам статистического анализа, в пушкинской поэзии очень частотны гипероним цветы / цветок и видовые фитонимы роза, мирт, лилия [23]).

Рыжая травянистая растительность в поэзии начала ХХ века фигурирует в собирательном образе травы. Поэты связывают рыжий цвет, как правило, с негативным смыслом. Ср. конструкцию с лексемой мох, репрезентирующей травянистую форму, состоящую из стебля и мелких листьев, без корней, ср.: Надмогильная плита. / Имя стерто, даже рыжий мох / Искривился и засох (В. Я. Брюсов. «Тяжела, бесцветна и пуста...»; 1911). Или строки с лексемой отава, репрезентирующей молодые побеги травы, прорастающие на месте ранее скошенной в том же году, ср.: …только рыжая отава / в палисадниках везде… (О. Ф. Берггольц. Сапожник: «Он идет в дворы немые...»; 1928).

Наименования важных для русского крестьянского труда того времени злаковых культур в сочетании с адъективом рыжий репрезентированы лексемами овес и рожь, ср.: Грезит над озером рыжий овес (С. А. Есенин. «Синее небо, цветная дуга...»; 1916). При этом лексемы рожь (ржаной) и рыжий обыгрываются фонетически (при помощи аллитерации согласных), напр.: До дамб, / От дамб / Сквозь сталь / И пролетает в даль, / Где хаос ям и хаос куч / Песку и рыжей ржи (Э. Г. Багрицкий. Дом: «Как радуга, что скована в литейной...» | Здания; 1929). Ср. также фонетические особенности слов в ближнем контексте: …веселое солнце / Сияет во всем, обитает во всех: / В снежинке и в облаке, в льдистом оконце, / В ржаном каравае и в рыжем овсе (Д. Н. Семеновский. «Я понял, что солнце, веселое солнце...» | Стихи; 1922).

4. Наименования грибов в словосочетании с адъективом рыжий представлено лексемой рыжик в строках с языковой игрой, создаваемой повтором однокорневых лексем: Здесь сыроежка и рыжий рыжик / С малиновой кровью, / Желтый груздь, мохнатый и круглый, / И ты, печерица, / Как снег скромно-белая (В. В. Хлебников. «Русь зеленая в месяце Ай...»; 1921). Введенный в эту синтаксическую конструкцию ряд контактно соположенных однородных членов, состоящий из многоцветно охарактеризованных согипонимов (сыроежка, рыжик, груздь, печерица), отражает гастрономическую важность этих видов растений у славянских народов, постоянно используемых их в пищу [24, с. 19]. Заметим, что к яркому фитониму рыжик (образованному от бессуффиксной основы имени прилагательного с помощью суффикса -ик [там же, с. 153] по модели: анализируемый нами ‘цвет’ — ‘гриб’ [там же, с. 156]) проявляют интерес и другие поэты Серебряного века (К. Д. Бальмонт, 1892-1935, 1914, дважды; Саша Черный, 1909, 1929, дважды; П. П. Потемкин, 1911; В. В. Маяковский, 1915; Б. К. Семенов, 1925-1935, дважды; В. В. Хлебников, 1921; И. Л. Сельвинский, 1924; Г. Н. Оболдуев, 1927).

5. В поэтических словосочетаниях с адъективом рыжий чаще (11 контекстов, почти 1/3 от выявленных конструкций с фитонимами) представлены партитивные фитонимы, называющие:

● поверхностно видимой ствол одревесневающих надземных частей растений: стволы (сосен) (В. Я. Брюсов, 1913); лоза (рябины) (Г. Н. Оболдуев, 1924); шуба (ствола) (Г. Н. Петников, 1915-1917); кора (Н. С. Тихонов, 1915-1923);

● листья и хвою древесного растения: листья (И. Л. Сельвинский, 1924; А. И. Тиняков, 1910); листва (Саша Черный, 1921); (кленовый) лист (М. И. Цветаева, 1920); (листопадную) медь (Н. А. Клюев, 1919); иголки (И. А. Бунин, 1916); хвой (лоскутья) (П. Ф. Якубович, 1907);

● части злаковых растений колос (Э. Г. Багрицкий, 1916); колосья (В. А. Луговской, 1929).

Для рыжего художественного мировосприятия поэзии 1900-1930 гг. значимыми оказываются:

не только а) живые части растений, ср.: И сосны, в лад с тобой раскачены, / Колебля рыжие стволы (В. Я. Брюсов. Над Иматрой; 1913); Ветер лютый и бесстыжий / Шелестит листвою рыжей (Саша Черный. Зима; 1921); Пусть белки гложут рыжую кору (Н. С. Тихонов. «Кто любит осень – любит клен...»; 1915-1923); Это рыжих листьев под шапкой шум (И. Л. Сельвинский. Улялаевщина; 1924);

но и б) скошенные, высушенные, только что сорванные, увядающие или опадшие части: …мерно падают на землю / То рыжий колос, то созревший плод (Э. Г. Багрицкий. Осень: «Я целый день шатаюсь по дорогам...»; 1916).

Употребление партитивных фитонимов с адъективом рыжий в поэтических текстах Серебряного века имеет лексико-грамматические особенности:

- цветовое обогащение поэтического образа за счет введения в стихотворные строки сразу несколько цветообозначений: Лиловое лоно для рыжих колосьев (В. А. Луговской. Путь в коммуну: «Три тучи, гремя, поднялись на дыбы...»; 1929);

- единичное использование слов с субъективно-оценочным значением (иголки), ср.: Рыжими иголками / Устлан косогор (И. А. (И. А. Бунин. «Рыжими иголками...»; 1916);

- возможно использование сложных адъективов, состоящих из двух корней и уточняющих, конкретизирующих значение рыжих цветообозначений, ср.: И в шубе рыжебурой ствол (Г. Н. Петников. Лесное былье: «Русалий лес...»; 1915-1917); И пламя листьев ярко-рыжих / Затеплил в вянущих лесах (А. И. Тиняков. Август | «Дыханьем горьким Август выжег...»); | Природа; 1910);

- построение развернутых метафорических образов и перифраз: Листопадную рыжую медь (Н. А. Клюев. «Братья, мы забыли подснежник...»; 1919); …рябины рыжая лоза (Г. Н. Оболдуев. «Не контрапунктическим вальсом Дуная...»; 1924); Нет! то рыжих хвой висят лоскутья… (П. Ф. Якубович. Горелый лес | «Грустный мир деревьев опаленных...»); | Лесные тайны; 1907);

- ввод синтаксической однородной связи с другим партитивом (колос, плод): …мерно падают на землю / То рыжий колос, то созревший плод (Э. Г. Багрицкий. Осень: «Я целый день шатаюсь по дорогам...»; 1916);

- создание образной характеристики лирической героини посредством включения в структуру сравнения характеризующего ее фитонима, ср.: А чтобы – как увидал – сгорел! – / Не позабудь, что приду я – рыжей / <…> / Рыжей, как этот кленовый лист, Рыжей, как тот, что в лесах повис (М. И. Цветаева. Памяти Г. Гейне | «Хочешь не хочешь – дам тебе знак…»; 1920).

6. В поэтических пространствах Серебряного века рыжими могут быть совокупности однородных растений, и дикорастущих, и специально посаженных / собранных растений, репрезентированные лексемами: дубняк (Саша Черный, 1911); межа (И. И. Доронин, 1924-1925); поле (Г. И. Чулков, 1908; дважды); полесье (Н. А. Клюев, 1921); поросль (В. Я. Брюсов, 1913), степь (В. В. Хлебников, 1921). Рыжее пространство, заросшее деревьями, находим в строках: И в рыжем полесье (Н. А. Клюев. Четвертый Рим | «Не хочу быть знаменитым поэтом…»; 1921). Ср. также включение в ряд однородных членов, представленных названиями совокупностей древесных растений (орешник, бор, дубняк): …густой орешник, / Бор и рыженький дубняк … (Саша Черный. «Пуща-водица»: «Наш трамвай летел, как кот...»; 1911). Встречается и более сложная конструкция, включающая и номинацию совокупности растений (в постпозиции: поросли), и конкретного вида дерева (в препозиции: сосен): Рыжих сосен поросли на дюнах (В. Я. Брюсов. Зимнее возвращение к морю | «Я скорей тебя увидел снова...»; 1913).

Среди обнаруженных лексем представлены дериваты с суффиксом собирательности -j-, -няк- (полесье, дубняк) и слова, передающие значение собирательности лексически (поросль). Добавим сюда и метонимические переносы с географического пространства (межа, поле, степь) на занимающую его рыжую растительность: Это мне над рыжей степью / Осени снежный кукиш! (В. В. Хлебников. «Разбейся, разбейся...» | Шествие осеней Пятигорска; 1921); Вдруг у рыжей у межи / Покачнулся милый (И. И. Доронин. Песня третья: «Ой, подруженьки, подружки...» [Из поэмы «Тракторный пахарь», 3] (1924-1925); Она идет по рыжим полям; / У нее на челе багряный шрам… / <…> / Она идет по рыжим полям, / Смеется (Г. И. Чулков. Царица | «Она идет по рыжим полям…»; 1908). Хотя в таких случаях возможно, что рыжим цветом охарактеризован другая реалия (кровь), а не растительность, занимающая описываемое пространство: …по рыжим от крови полям (В. В. Маяковский. Потрясающие факты | «Небывалей не было у истории в аннале…»; 1919).

Используемые в поэзии фитонимы описанной группы исполняют роль темпорального показателя, указывая на осень как время художественного события (увядания, опадания и т. д.). И таким образом описанные языковые сочетания становятся средством передачи соответствующего этому времени эмоционального переживания (грусть, разочарование, одиночество, конечность бытия и смерть). Однако при введении в стихотворные строки цветообозначения с суффиксом субъективной оценки (-еньк-) наблюдается появление оптимистичных оттенков: Зачастил густой орешник, / Бор и рыженький дубняк, / И в груди сатир насмешник / Окончательно размяк… (Саша Черный. «Пуща-водица»: «Наш трамвай летел, как кот...»; 1911).

7. В поэзии начала ХХ века рыжими могут быть совокупности частей растений, представленные лексемами:  жнивье (Н. А. Клюев, 1915); пожнивы (В. И. Иванов, 1913); солома (О. Э. Мандельштам, 1916); стога (С. А. Есенин, 1910; Э. Г. Багрицкий, 1915); строй (ржи) (Д. Кнут, 1928). Такие совокупности частей растений номинируют не живые, а скошенные или высушенные части: И рыжую солому подожгли (О. Э. Мандельштам. «На розвальнях, уложенных соломой...»; 1916); Церквами у прясел / Рыжие стога (С. А. Есенин. «Дымом половодье...»; 1910); Лишь ястреба кружат над рыжими стогами (Э. Г. Багрицкий. Осень | «Литавры лебедей замолкли вдалеке...»; 1915).

Отметим некоторые языковые особенности описываемой группы номинаций:

- использование в составе сравнительной конструкции: Рыжее жнивье – как книга (Н. А. Клюев. «Рыжее жнивье – как книга...»; 1915);

- построение сложной синтаксической конструкции, где контекстуально и по смыслу сближены окказиональное сложное цветообразование и фитоним: А третий – желто-рыжий, / Солома и кумач, / Веселый да бесстыжий, / Неряха и лохмач (С. М. Городецкий. Яга | «Как в два ряда та хата ...»; 1907);

- нагнетание фонетических повторов: По рыжим пожнивам тянулась наша тень (В. И. Иванов. Рубка леса | «Пел «Свете тихий», – длясь, – в парчах осенних день...»; 1913); Где-то ветры колышут / Рыжий строй, радость рыжую ржи (Д. Кнут. «Гляжу –  и не вижу...»; 1928).

Заключение

Проведенный анализ показал, что в качестве компонентов изобразительно-выразительных средств поэтического языка начала ХХ века в сочетании с именем прилагательным рыжий для максимальной изобразительности и зрительной конкретности, ассоциативности и выражения морально-этических и эстетических установок используются фитонимы (более 30 контекстов).

Флористические образы-символы разных тематических групп (собственно фитонимы, названия грибов, партитивные фитонимы, названия совокупностей растений и их частей) употребляются с разной степенью частотности в именных словосочетаниях с цветонаименованием рыжий. Самыми востребованными в поэтических сочетаниях с адъективом «рыжий» оказываются партитивные фитонимы.

Цветовые образы рыжих растительных реалий привлекают творцов возможностью поэтически связать их с идеей времени. В поэтических произведениях, как правило, рыжий цвет: а) становится темпоральным индикатором, поскольку цветовое живописание деревьев, кустарников и трав, а также частей и совокупностей растений сообщают об изменениях в их развитии, обусловленных в первую очередь биологической фазой существования в определенное время года (обычно осенней порой увядания); б) сообщает об эмоционального состояния лирического персонажа (автора), поскольку в поэтической картине мира осеннее увядание природы чаще связано с грустью, одиночеством и разочарованием, с рассуждениями о конечности бытия и смерти.

Особенностью проанализированных конструкций является использование языковой игры на основе фонетических средств.

1. Твердохлеб О.Г. Рыжие животные в поэтическом языке Серебряного века // Филологический аспект. 2024. №6.
2. Гачев Г.Д. Ментальности народов мира. – М.: Алгоритм, Эксмо, 2008. – 544 с.
3. Лихачев Д.С. Заметки о русском; О садах // Лихачев Д.С. Избранные работы: В 3 т. – Л.: Художественная литература, 1987. – Т. 2. – С. 418-494; Т. 3. – С. 476-518;
4. Щапов А.П. Историко-географическое распределение русского народонаселения. Естественные и умственные условия земледельческих поселений в России // Щапов А.П. Собр. соч.: В 3 т. – Т. 2. – СПб.: Изд. М.В. Пирожков, 1906. – С. 182-248,
5. Ван Л., Вашунина И.В. Символика растений в китайском и русском фольклоре // Научный аспект. 2023. Т. 1. № 8. С. 82-90.
6. Велькович М. Фитоним «роза» в русской лингвокультуре на фоне сербской // Русский язык как иностранный и методика его преподавания. 2021. № 32. С. 34-39.
7. Дин Л. Фитонимы-названия древесных растений в русских и китайских фразеологизмах с религиозным компонентом (лингвокультурологический аспект) // Мир науки. Социология, филология, культурология. 2023. Т. 14. № 4. С. 5
8. Степанова Е.С. Мифологическая номинация растений в мотивационно-этимологическом аспекте // Язык и культура. – Томск: Изд-во Национального исследовательского Томского государственного университета, 2022. – С. 111-115.
9. Самыгин С.И., Аганов А.А. Растения в мифологии и фольклоре народов мира // Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки. Серия: Исторические науки. Культурология. Политические науки. 2020. № 4. С. 81-86.
10. Топоров В.Н. Мировое дерево: Универсальные знаковые комплексы. – М.: Рукописные памятники Древней Руси, 2010. Т. 1. – 488 с. Т. 2. – 496 с.
11. Шаймарданова Г.М. Фитонимы в русской и башкирской фольклорной картине мира // Вестник Башкирского государственного педагогического университета им. М. Акмуллы. 2019. № 2 (50). С. 138-141.
12. Сенина А.Е., Веденёва Ю.В. Структурно-семантические характеристики названий цветов и растений в художественном дискурсе // XVII Королёвские чтения. – Самара: Изд-во Самарского национального исследовательского университета имени академика С.П. Королева, 2023. – С. 92-93.
13. Бородина Н.А. Группа однословных мифологических имен в поэтическом наследии И.А. Бунина // Филологический аспект. 2022. № 11 (91). С. 8-14.
14. Дьякова Т.А. Фитонимы в лирике М. Матусовского // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Филология. Журналистика. 2020. № 2. С. 19-20.
15. Звукова Е.Д. Роль фитонимов в поэтическом тексте Тэффи // Актуальные проблемы культуры речи. – М.: Изд-во Московского государственного областного университета, 2022. – С. 123-128.
16. Карташов В.С. Ночная фиалка: реальное растение и художественный образ // Современные гуманитарные исследования. 2023. № 4 (113). С. 13-15.
17. Кулева А.С. Названия растений как часть поэтического лексикона (на материале «Словаря языка русской поэзии ХХ века» // Verba. Северо-Западный лингвистический журнал. 2023. № 3 (8). С. 61-72.
18. Широлапова Н.Ю., Конобеева П.М. Лексика растительного мира в поэтических текстах Н. С. Гумилёва // Научный аспект. 2020. Т. 7. № 2. С. 918-924.
19. Эпштейн М.Н. «Природа, мир, тайник вселенной…»: Система пейзажных образов в русской поэзии. – М.: Выш.шк., 1990. – 303 с.
20. Сунь Ю., Рыбаков М.А. «Лингвокультурные коннотации лексемы СОСНА в русском и китайском языках» // Litera. 2021. № 4. С. 181-188.
21. Кур-Кононович И. Береза как символ чувств в поэзии С.А. Есенина // Филология. 2018. № 1 (13). С. 13-19.
22. Русская грамматика / Н. Ю. Шведова (гл. ред.): в двух томах. – М.: Наука, 1980. – Т. 1: Фонетика. Фонология. Ударение. Интонация. Словообразование. Морфология. – 789 с.
23. Егорова Е.Н. Флористическая символика в поэзии Пушкина // Приют задумчивых дриад. Пушкинские усадьбы и парки. – М.: Информационный центр, 2006 [Электронный ресурс]. URL: http://www.proza.ru
24. Меркулова В.А. Очерки по русской народной номенклатуре растений. Травы, грибы, ягоды. – М.: Наука, 1967. – 260 с.
Список источников
25. Национальный корпус русского языка. URL: http://search.ruscorpora.ru/ (дата обращения:12.05.2024).
26. Агапкина Т.А. Сосна // Славянские древности. Этнолингвистический словарь в 5-ти томах. Т. 5. М.: Российская академия наук, Институт славяноведения и балканистики, 1995. – С. 134-137.
27. Виноградова Л.Н., Усачева В.В. Береза // Славянские древности. Этнолингвистический словарь в 5-ти томах. Т. 1. – М.: Российская академия наук, Институт славяноведения и балканистики, 1995. – С. 156-160.
28. Тресиддер Дж. Словарь символов. – М.: ФАИР-ПРЕСС, 2001. – 448 с.