Русская литература | Филологический аспект №04 (96) Апрель 2023

Роман Б. Пастернака «Доктор Живаго» глазами его итальянских современников

Сергиенко Елена Евгеньевна
канд. филол. наук, доцент кафедры теории и практики французского, испанского и итальянского языков, Нижегородский государственный лингвистический университет им. Н.А. Добролюбова, РФ, г. Нижний Новгород, elserguienko@yandex.ru

Аннотация: Б. Пастернак широко известен в Италии, где его книги активно переводились и переиздавались. Очевидно, что он занял прочные позиции и в этом новом культурном контексте, однако сформировавшееся в сознании иностранных читателей восприятие данного автора отличается от принятой в русской традиции точки зрения. Ответу на вопрос, почему так произошло и в чем состоит специфика «итальянского взгляда» на творчество Б. Пастернака, и посвящена данная статья. Акцент сделан на романе «Доктор Живаго», так как именно это произведение из всего творческого наследия писателя стало предметом наиболее активных дискуссий на итальянской почве.
Ключевые слова: инокультурная рецепция, социально-политический контекст, соотношение реализма и модернизма, национальные традиции, переосмысление.

Sergienko Elena Evgenyevna
Cand. Sci. (Philology), assistant professor of the Department of Theory and Practice of French, Spanish and Italian Languages, Nizhny Novgorod Linguistic Univercity N.A. Dobrolyubov, Russia, Nizhny Novgorod

Abstract: B. Pasternak is widely known in Italy, his works were actively translated and republished. It is obvious that he occupied a highly important place in that new cultural context, but the perception of the author formed in the minds of foreign readers differs from the point of view adopted in the Russian tradition. So, the article answers to the question why this happened and what is the specificity of the "Italian view" of B. Pasternak. The emphasis is placed on the novel "Doctor Zhivago", since this book of all the creative heritage of the writer became the subject of the most active discussions in Italy.
Keywords: foreign cultural reception, socio-political context, correlation between realism and modernism, national traditions, revaluation.

Прошло уже более шестидесяти лет со времени выхода романа Б. Л. Пастернака «Доктор Живаго» и присуждения писателю Нобелевской премии. С первой публикации романа, осуществленной Дж. Фельтринелли в Италии в 1957 г., начался его мировой триумф.  

Один из самых компетентных исследователей творчества Пастернака в Италии, Чезаре Г. Де Микелис, в предисловии к очередному переизданию стихов русского поэта, подчеркнул, что по иронии судьбы он провел в его стране очень непродолжительный период в юношеские годы, но именно Италии «было суждено сыграть особую роль в интеллектуальных и политических перипетиях его жизни», поскольку именно отсюда начала свой путь «великая слава писателя, распространившаяся по всему миру после издания “Доктора Живаго”» [10, p. 6].   

Таким образом, очевидно, что Б. Пастернак занял достаточно прочные позиции в итальянском культурном контексте. Однако сформировавшееся в сознании иностранных читателей восприятие данного автора отличается от принятой в русской традиции точки зрения. Специфика «итальянского взгляда» на творчество Б. Пастернака максимально наглядно прослеживается именно в оценке романа «Доктор Живаго», так как именно эта книга из всего творческого наследия писателя в силу ряда причин стала предметом наиболее активных дискуссий на итальянской почве.     

О творчестве Б. Пастернака и о его романе написано множество книг, статей и диссертаций, и новизна представленного в статье подхода обусловлена тем, что в центре внимания находится его восприятие носителями иной культуры и преображение, которое претерпевает художественное произведение иностранного автора, становясь её частью.

Изучение процесса восприятия того или иного писателя носителями другой культуры вбирает в себя целую серию аспектов: исследование состава библиотечных хранилищ, частных собраний, подсчет количества выполненных переводов, выяснение популярности автора или произведения среди разных возрастных групп и т.п. Как отметила М.В. Цветкова, ряд этих направлений больше относятся к сфере социологии, чем литературоведения [1, с. 6]. В данной статье источники исследования ограничены: внимание уделяется литературоведческим трудам, откликам профессиональных читателей (писателей и литературоведов), отзывам в прессе. Именно их анализ позволяет проследить динамику репродуктивной инокультурной рецепции романа «Доктор Живаго» со стороны итальянских современников Пастернака, выявляя наиболее дискуссионные аспекты.

Итальянская журналистка М. Сери, комментируя отзывы на роман Б. Пастернака, отмечает тот факт, что растущая волна компетентных суждений о нем начала распространяться только после присуждения писателю Нобелевской премии [23, p. 3]. На основе данного мнения можно сделать предположение, что, в отличие от широкой публики, «литературная элита», в той ли иной степени знакомая с поэтическим творчеством русского автора, довольно настороженно отнеслась к его роману, подвергшись меньшему влиянию всеобщей ажитации вокруг истории публикации. Кстати, поэт Е. Монтале во вступительной статье к «Доктору Живаго» издания 1964 года подчеркнул, что, на его взгляд, основная причина ажиотажа вокруг этого произведения – привлекательность всего запретного. Кроме этого, с точки зрения Монтале, проза Пастернака гораздо доступнее его поэзии, «написанной для избранных», для «счастливого меньшинства, обладающего приближенным к авторскому культурному уровню» [18, p. 7].                  

И все же, более детальное изучение итальянской прессы конца пятидесятых годов показывает, что многие крупные итальянские писатели приняли участие в дискуссиях о «Докторе Живаго» еще до октября 1958 г., то есть, до объявления Б. Пастернака Нобелевским лауреатом. Кстати, известный русист С. Гардзонио назвал 58 г. «годом Пастернака» для итальянского литературного мира. По его словам, возникло «чисто “итальянское” истолкование Доктора Живаго, которое значительно уже тем, что отражает целый пласт литературно-идеологических вопросов, касающихся самосознания итальянской литературы в послевоенные годы» [2, с. 221].                  

Первые отклики на роман Пастернака в итальянской литературной среде появились сразу же после выхода его перевода в конце 1957 г., и на протяжении последующего года писательские статьи и рецензии регулярно появлялись в прессе. Мнения были далеко не однозначными. Ряд писателей сразу приняли его. Одной из первых – уже в декабре 1957 г. –  появилась статья литератора К. Бо «Пастернак просит, чтобы его оценивали непредвзято» [6, p. 12]. Критик назвал «Доктора Живаго» самой настоящей литературой опровергнув его пропагандистский характер. В авторе романа Бо особенно восхищает интеллектуальное сопротивление внешнему давлению, что наталкивает его на параллель с позициями довоенной итальянской литературной группы «Литература как жизнь» (Letteratura come vita) и поэтов-герметиков с их апологией молчания и пассивного неповиновения фашизму.   

Отозвался на выход романа и прозаик А. Моравиа: «Это мощное произведение, не имеющее соответствий в современной европейской художественной прозе» [19, p. 16]. По его мнению, роман строится главным образом на противопоставлении истории и личности заглавного героя, отличающегося «неискоренимой и по-своему положительной нерациональностью человеческих чувств» [19, ibid.].

С одобрением писал о «Докторе Живаго» журналист и литератор Н. Кьярамонте, отстаивая его эстетическое значение и называя его «важнейшим    романом века после “В поисках утраченного времени” Пруста» [8, p. 967]. Критика привлекали «глубокие раздумья об истории и непреодолимом конфликте между человеческой совестью и насилием, сопровождающим ход исторического развития» [8, ibid.]. Цель Пастернака, как писал Кьярамонте в своем более позднем исследовании, – «противопоставить «официальной» правде правду и свободу личности и в то же время показать на примере плачевного конца Юрия Живаго, что подобные действия всегда заканчиваются трагедией» [9, p. 181].

Поэт Ф. Фортини (автор посвященного Пастернаку стихотворения, появившегося еще до публикации «Доктора Живаго») указал на новаторские черты и художественное богатство книги, отмечая также и особенную гуманистическую позицию её автора. По его наблюдениям, говорить о свободе в советском обществе было задачей отличной от той, что стояла перед западными писателями. Литературу он считает единственной для Пастернака «возможностью выступить против лжи и преступлений государства» [12, p. 246]. Были предприняты и попытки символической расшифровки романа: беллетрист В. Вольпини назвал Живаго «аллегорией русского народа в его нравах, верованиях и надеждах» [25, p. 6], литератор Г. Ла Рока воспринял книгу Пастернака как «роман о вечной женственности» [17].

На страницах журнала «Иль Мондо» (Il Mondo) с оценкой книги Пастернака выступил зять Бенедетто Кроче, польский эмигрант Г. Герлинг [13, 14], который особо выделил авторскую концепцию истории – результата противостояния скрытых сил, сил природы, которые доминируют над политической и личной жизнью. Отсюда, считает критик, происходит пассивность Живаго, сопоставимая с мироощущением другого персонажа русской литературы – Обломова.

В   том же   журнале опубликовал   свою статью о романе   писатель Т. Ландольфи, мнение которого особенно ценно тем, что он являлся профессиональным переводчиком с русского. Для него «Доктор Живаго» - это «эстетический трактат», основанный на определении искусства как «недифференцированной формы, которая делает несущественным повествовательное или причинно-следственное содержание произведения» [15, p. 8]. Но, возможно, размышляет итальянский писатель в своем более позднем эссе, требования Пастернака к мыслительным способностям читателя несколько завышены [16, p. 413-414].     

С другой   стороны, встречались и негативные оценки «Доктора Живаго».  Так, по свидетельству переводчика романа на итальянский П. Цветеремича, русист А.М. Рипеллино, пожалуй, самый известный в Италии знаток и почитатель поэтического творчества Пастернака, заявил, что не дочитал книгу и до половины [26]. С. Гардзонио зафиксировал мнение критика Дж. Вигорелли, посчитавшего роман «бесконечно далеким от современной России», которая «сегодня похожа на большие часы, изготовленные, конечно, не для того, чтобы отбивать тайные часы сердца поэта» [2, с. 225-226]. Писатель Р.Бакелли хоть и отметил «непоколебимую и одновременно безмятежную силу мысли и убеждения» автора, но, будучи сторонником реалистического направления в искусстве, осудил роман за «излишнюю символичность и неправдоподобие» [2, с. 225].

Крупный критик и литературовед К. Салинари в статье «Шолохов и Пастернак», написанной, как отметил сам автор, по случаю первого полного итальянского издания «Тихого Дона», совпавшего со скандалом, связанным с выходом «Доктора Живаго», и поэтому «незаслуженно» оставшегося без внимания, назвал книгу Пастернака реакционной в духе русских и  европейских декадентов, «замкнувшихся в иррационализме, мистицизме и самом отчаянном индивидуализме» [22], отдав, таким образом, предпочтение произведению М. Шолохова. Авторы сборника «А за мною шум погони…» отмечают, что именно Шолохова Салинари считал продолжателем «реалистической традиции великих писателей XIX века», в то время как литературные истоки Пастернака, по его мнению, были заключены в декадентском и символистском искусстве начала двадцатого века. Этим итальянский критик объяснял принципиальное отличие их стилей и образа мышления: «Идеология Шолохова исторична и материалистична, идеология Пастернака сводится к мистическому идеализму. Повествовательный стиль Шолохова основан на фактах, непосредственно почерпнутых из действительности, в то время как стилистическая манера Пастернака основана на впечатлениях и литературных ухищрениях. Шолохов верно отражает противоречивую и бурную действительность, показывая её в движении и развитии. Пастернак искажает действительность, и она у него распадается на фрагменты, утратившие связь друг с другом, лишенные рационального обоснования» [3, с. 119-123].

Неоднократно высказывался о романе Пастернака известный писатель и публицист И. Кальвино. Примечательно, что его суждение претерпело эволюцию: в самом начале, будучи консультантом издания Эйнауди (Einaudi), он открыто выступил против публикации «Доктора Живаго», однако, все последующие статьи писателя, посвященные этому произведению, уже не содержали в себе ярко выраженной критики.   

С апреля 1958 г. известный литературный журнал «Иль Понте» (Il Ponte) в течение нескольких месяцев печатал ответы писателей и критиков на заданные редакцией вопросы о «Докторе Живаго», подытожившие основные подходы к роману: 1) является ли это произведение «романом века», 2) можно ли его считать модернистским, 3) вписывается ли он в русскую традицию, 4) как он соотносится с советской литературой [11, № 4-7]? Эта дискуссия собрала таких писателей, как К. Кассола, А. Банти, П. Милано, Г. Петрони, М. Каноньи, И. Кальвино, А. Моравиа, Ч. Казес, Ф. Фортини и др.

По представленным выше отзывам и по формулировке вопросов «Иль Понте» и ответам на них можно сделать вывод о том, какие именно аспекты романа были наиболее интересны и актуальны для итальянской творческой элиты. Во-первых, в центре внимания находилась проблема чисто литературного порядка – к какому направлению следует отнести роман, написан ли он в традиционном ключе, или его следует рассматривать в контексте «модернизма». С другой стороны, итальянскую   общественность волновали вопросы идеологического порядка: является ли книга Пастернака антикоммунистической, какого отношение героя и автора к недавним историческим событиям и к идеалам социализма.

Проблема соотношения «традиционного реалистического» и «нового модернистского» романов встала перед итальянскими литературными деятелями еще в двадцатые годы после выхода «Сознания Дзено» И. Звево, вызвавшего полемику своей близостью к европейской литературе (Прусту и Джойсу) и удаленностью от национальной веристской традиции. Именно на сопоставлении «Доктора Живаго» с новыми литературными веяниями и классическими образцами и строится большинство ответов участников опроса. Первым в дискуссии принял участие прозаик К. Кассола. Он с восторгом отозвался о романе, подчеркивая его преимущество перед западной «литературой кризиса» (Мальро, Камю, Манн, Сартр) своей традиционностью. Особую эстетическую завершенность, по его мнению, придает произведению генетическая связь с русскими классиками –  А.П. Чеховым и Л.Н. Толстым. Влияние Толстого и Достоевского на Пастернака отметила и писатель А. Банти, указавшая на отсутствие «нарочитой оригинальности» как на наиболее привлекательную сторону романа. М. Канконьи также не оспорил тезис о традиционализме «Доктора Живаго», напротив, он противопоставил его главного героя персонажам Манна, Пруста, Жида. По его мнению, Живаго – это настоящий чувствующий человек, а не кукла как Лафкадио у Жида или Я в «Поисках утраченного времени». Выделил критик роман Пастернака и как более созвучный времени и на фоне продукции советской литературы.

 Менее восторженно, чем в первом отклике на выход романа, прозвучал в ответах на анкету А. Моравиа, заявивший, что в двадцатом веке вышло несколько книг, которые или лучше («В поисках утраченного времени» Пруста), или важнее («Улисс» Джойса). И «Доктор Живаго», по его мнению, –  это своеобразный «гибрид», сводящий воедино русскую классическую традицию XIX века и элементы европейского модернизма. Писатель полагает, что необходимо принимать во внимание замкнутость и изолированность советской культуры, в рамках которой поэзия разрабатывалась более интенсивно, чем проза. Таким образом, считает Моравиа, Пастернак-поэт являлся большим новатором, чем Пастернак-прозаик, чья манера как бы застыла на уровне начала века. По мнению итальянского писателя, о «вторичности» «Доктора Живаго» неопровержимо свидетельствуют «литературность» его героев, мелодраматичная атмосфера, наличие таких традиционных приемов, как узнавание, dues ex machinа, психологическая тайна в стиле Достоевского, натуралистические описания в манере Чехова, философско-исторические пассажи в духе Толстого, построение фабулы на канве интриг как в прозе Пушкина.

Кстати, через несколько месяцев писатель опять заговорил о Пастернаке, отвечая на вопросы литератора М.Сократе в интервью по поводу статьи советского критика В. Ермилова, раскритиковавшего суждения Моравиа о русской литературе в книге «Месяц в СССР» (Un mese in URSS, 1958). Полемика шла о герое русского романа, которого Ермилов вписывал в «оптимистическую перспективу духовного возрождения», в то время как итальянский писатель считал центральным персонажем русской литературы скорее антигероя, такого как Чичиков или Раскольников. Отвечая Ермилову, Моравиа возвел современный роман в «эссеистском» варианте (Камю, Кафка) к Достоевскому и определил Живаго как классического русского антигероя, воплотившего борьбу человеческих чувств против рационализма истории [24].

Что касается трактовки «Доктора Живаго» с точки зрения его идейного содержания, она становится понятной, если обратить внимание на тот социально-политический контекст, в котором происходила его рецепция. Ведь незадолго до появления романа в стране развернулась жесткая идеологическая борьба, которая завязалась вокруг конфликта ведущих культурных деятелей и Коммунистической партии Италии, «завоевавшей большой авторитет в годы Сопротивления, но к 50 гг. начавшей терять свое влияние» [20, p. 507-532]. Речь Хрущева на XX съезде с разоблачениями Сталина положила начало открытой конфронтации, а в октябре 1956 г. многие представители творческой интеллигенции со скандалом вышли из партии, выразив таким образом протест против осуждения итальянскими коммунистами вооруженного восстания в Венгрии, оккупированной советскими войсками. Это повлекло за собой своеобразное разделение общества по идеологическому принципу и разрыв отношений многих бывших союзников.                    

Вполне вероятно, что эта ситуация наложила отпечаток на восприятие событий романа, за которыми, благодаря прессе, еще до публикации закрепилось политическое значение. Так, убежденный коммунист Рипеллино при всем своем трепетном и восторженном отношении к лирике русского писателя так никогда и не принял «крамольного» «Доктора Живаго», по его собственным словам «более всего подходящего для книжных полок мещан и филистеров» [21, p. 43]. Салинари, также оставшийся в партийных рядах, утверждал, что роман Пастернака – это «спекуляция» на «вымыслах о провале опыта социалистического государства, о терроре и тирании», целью которого была намеренная «скандальная кампания, имевшая целью использовать содержание книги, позиции и суждения автора, вложенные им в уста своих персонажей, для возобновления антикоммунистической борьбы» [3, с. 116]. Официальную советскую позицию поддержали и другие «партийные» исследователи. Так, славист Э. Баццарелли, не отрицая полностью художественного значения романа, сделал упор на его «досоветской идеологии», подтвердив свою позицию цитатами из «Литературной газеты» [5, p. 85-95]. А критик Д. Монтальто назвал книгу Пастернака «возвращением к романтизму и “сумеречничеству” (crepuscolarismo)», выделяя при этом пародийность ряда персонажей (Антипов – «явная пародия на настоящих революционеров») [2, с. 224].

И. Кальвино же, напротив, был одним из первых итальянских писателей, высказавших свое несогласие с партией и оставивших ее. Поэтому можно выдвинуть гипотезу, что его первая реакция на «Доктора Живаго» была обусловлена чисто политическими причинами: еще не зная содержания произведения и, по всей видимости, не следя за освещением связанного с ним скандала в печати, он, вероятно, просто попытался воспрепятствовать опубликованию работы советского писателя. Вероятно, некоторые итальянские литераторы не сразу поняли, что за произведение представляет собой работа Пастернака. Первый читатель романа, С. Д’Анджело, во время своего пребывания в Москве по заданию издательства Фельтринелли – поиска литературных новинок, которые могли бы быть интересны в Италии, – увидел в 1954 г. лишь его малую часть, отдельные стихотворения, составлявшие заключительную главу, поэтому он, естественно, не мог составить полного представления о характере всей книги. Но о том, что Фельтринелли, в отличие от более демократичного Эйнауди, было издательством коммунистического толка знали все, поэтому, вероятнее всего, от русского писателя изначально ждали именно «советское», а не «антисоветское» произведение.

Но уже через полгода после выхода книги Кальвино написал о ней подробную статью с положительной оценкой: «Смысл романа, как это всегда происходит в творениях великих прозаиков, нужно искать не в сумме изложенных идей, а в совокупности образов и впечатлений...» [7, p. 360-374]. Хотя название его публикации, «Пастернак и революция» (Pasternak e la revoluzione), все же указывает на то, что акцент итальянский исследователь сделал именно на политическом аспекте произведения. Участвовал Кальвино и в дискуссии «Иль Понте». Восхищаясь глубиной и масштабностью романа, он, однако же, полемически подошел к его идейному содержанию, не принимая пассивное восприятие истории, означающее смиренное подчинение судьбе и открещивание от опыта революции. 

Акцентирование вопросов идеологического порядка вокруг произведения Пастернака, с одной стороны, легко объясняется тем, что именно этот аспект романа спровоцировал скандал, а значит, представлял наибольший интерес для исследования. Но с другой стороны, подобное восприятие могло быть и естественным следствием переосмысления произведения иной национальной культуры с точки зрения «своих» норм. Ведь тенденция оценивать творчество Пастернака с точки зрения национальной неореалистической традиции наметилась еще до выхода романа. Так, в 1957 г. в Риме была проведена конференция на тему «поэзия и современность», где А.М. Рипеллино сделал доклад о вкладе Бориса Леонидовича в русскую литературу, подчеркнув, что «… при всех его исканиях и колебаниях… эпоха ясно и точно выступает в его стихах, как только может она выступать в искусстве художника, который, ослепленный ее светом, стремится понять великие процессы истории…» [4, с. 38].

Таким образом, в литературных кругах Италии проблематика романа Пастернака естественно воспринималась в политическом ключе в связи с определенными социокультурными позициями, продиктованными конкретной исторической реальностью, повлиявшей на прочтение «Доктора Живаго». По мнению С. Гардзонио, полемика вокруг Пастернака подготовила почву для развернувшейся впоследствии дискуссии вокруг романа Т. Ди Лампедузи «Леопард» (Il Gattopardo), вышедшего (уже после смерти автора) в том же 1958 году и поставившего ряд схожих вопросов, как этических (об отношении к истории), так и формальных (классическая форма романа versus новаторская).

Итак, можно сделать вывод, что отклики на роман Б. Пастернака «Доктор Живаго» в итальянской литературной среде были противоречивыми: одни литераторы сразу приняли его, другие раскритиковали, причем в последнем случае причины неприятия носили скорее политический характер. Акцентировка идеологической стороны романа со стороны некоторых итальянских критиков и писателей была во многом обусловлена внутренними причинами – той социально-политической ситуацией, в которой происходила его рецепция (противостоянием ведущих культурных деятелей и Коммунистической партии Италии). С другой стороны, разгоревшаяся вокруг романа оживленная дискуссия выявила, что помимо вопросов идеологического порядка интересными для итальянской творческой элиты оказались, также, некоторые проблемы художественного свойства. Участники полемики решали, к какому направлению отнести роман, написан ли он в традиционном ключе, или его следует рассматривать в контексте «модернизма». Таким образом, при обсуждении романа и его художественной сущности итальянских интеллектуалов больше всего волновали вопросы, продиктованные культурной и политической ситуацией в собственной стране, благодаря чему Б. Пастернак приобрел в Италии совершенно иной облик в результате переосмысления «своего» на фоне «чужого».

1. Цветкова М.В. Рецепция поэзии М. Цветаевой в Великобритании. Диссертация на соискание ученой степени доктора филологических наук: 10.01.03. – М.: МПГУ, 2003.
2. Гардзонио С. 1958 год – год Пастернака. Итальянские отклики // В кругу Живаго. Пастернаковский сборник. – Stanford: University Press, 2000.
3. «А за мною шум погони…». Борис Пастернак и власть. Документы 1956-1972/ Под ред. В.Ю. Афиани и Н.Г. Томилиной. – М.: «Российская политическая энциклопедия», 2001.
4. Сборник статей, посвященных творчеству Б.Л. Пастернака. – Мюнхен: Институт по изучению СССР, 1962.
5. Bazzarelli E. Pasternak come Zivago // Il Calendario del Popolo, Dicembre 1958.
6. Bo C. Pasternak chiede di essere giudicato senza preconcetti // L’Europeo, 08.12.1957.
7. Calvino I. Pasternak e la revoluzione // Passato e presente, 3 maggio-giugno 1958.
8. Chiaramonte N., Negri A. Il Dottor Zivago e la sensibilità moderna // Tempo presente, dicembre 1958.
9. Chiaramonte N. Pasternak fra la natura e la storia // Credere e non credere. – Milano: Rizzoli, 1971.
10. De Michelis C. Prefazione // Boris Pasternak. Poesie. – Torino: Giulio Einaudi editore, 1992.
11. Dibattito sul “Dottor Zivago”// Il Ponte, 1958, XIV, № 4. Р. 526-538; № 5. Р. 708-718; № 6. Р. 843- 852; № 7. Р. 992-997.
12. Fortini F. Rileggendo Pasternak // Verifica dei poteri. – Milano: Mondadori, 1974.
13. Herling G. Poesia e storia // Il Mondo, 28.01.1958.
14. Herling G. L’inquieto Zivago // Il Mondo, 04.02.1958.
15. Landolfi T. Il Dottor Zivago // Il Mondo, 07.01.1958.
16. Landolfi T. Il romanzo di Pasternak // Landolfi T. Gogol a Roma. – Firenze: Vallecchi, 1971.
17. La Rocca G. Il Dottor Zivago. Romanzo dell’Eterno Femminino // Gazzetta di Mantova, 31.10.1958.
18. Montale Е. Prefazione //Pasternak B. Il Dottor Zivago. – Milano: Giulio Einaudi editore, 1964.
19. Moravia A. Il dottor Zivago di Boris Pasternak // Corriere della sera, 11.01.1958.
20. Procacci G. Dal fascismo alla guerra // Storia degli italiani. – Milano: Edizione CDE, 1968.
21. Ripellino A.M. Appunti delle lezioni del prof. A.M. Ripellino su B. Pasternak, anno 1972-73. – Roma, 1973.
22. Salinari C. Sciolochov e Pasternak // Il Contemporaneo, 18.01.1958.
23. Serri M. Uno scandolo di nome Zivago //La stampa, Tuttolibri – La lingua russa, 30.07.1998.
24. Socrate M. Moravia risponde al sovietico Ermilov // Italia domani, 23.11.1958.
25. Volpini V. Il romanzo di Pasternak // Il nostro tempo, 09.01.1958.
26. Zveteremich P. Gli anatemi per Zivago. Il centenario della nascita di Pasternak //La Sicilia, 15.02.1990: http: // www.russianecho.net/contributi/speciali/zveteremich/anatemi.asp