Русская литература | Филологический аспект №05 (97) Май 2023

Рассказ А.П. Чехова «Сон» как пародия на рождественский рассказ

Прилипко Алексей Николаевич
студент IV курса филологического факультета Российского университета дружбы народов имени Патриса Лумумбы, РФ, г. Москва, Polev.a.n@mail.ru

Аннотация: В статье рассматривается переосмысление и пародирование традиций рождественского рассказа в творчестве А. П. Чехова на примере рассказа «Сон». Актуальность исследования определена тем фактором, что рассказ «Сон» крайне редко становился объектом научного исследования с точки зрения жанрового своеобразия. Особое внимание в статье уделяется конкретным примерам пародирования жанровых элементов и мотивов святочного рассказа в рассказе «Сон». В результате исследования было доказано, что рассказ «Сон» основан на обмане читательских ожиданий – в нем нет ни сна, ни сверхъестественного, ни чуда, ни спасения героя. Сакральные элементы святочного рассказа становятся обыденностью в рассказе «Сон». Главный герой рассказа Чехова мыслит литературными шаблонами, в том числе шаблонами святочного рассказа.
Ключевые слова: святочный (рождественский) рассказ, пародия, жанр, традиция, А. П. Чехов.

Prilipko Alexey Nikolaevich
IV year student of the Faculty of Philology Peoples' Friendship University of Russia named after Patrice Lumumba, Russia, Moscow

Abstract: The article discusses the reinterpretation and parody of the traditions of the Christmas story in the works of A. P. Chekhov on the example of the story «Dream». The relevance of the study is determined by the fact that the story «Dream» has rarely become an object of scientific research from the point of view of genre originality. Particular attention is paid in the article to specific examples of parodying genre elements and motifs of the Christmas story in the story «Dream». As a result of the research, it was proved that the story «Dream» is based on deception of readers' expectations – there is no dream, no supernatural, no miracle, no hero's salvation in it. The sacred elements of the Christmas story become commonplace in the story «Dream». The protagonist of Chekhov's story thinks in literary templates, including the templates of the Christmas story.
Keywords: Christmas story, parody, genre, tradition, A. P. Chekhov.

Рассказ «Сон» имеет подзаголовок «Святочный рассказ», что указывает на его жанровую принадлежность.

Рождественский или же святочный рассказ – жанр малой прозы второй половины XIX века [1, с. 194] характеризующийся сентиментальным настроением и повествующим о чудесном спасении человека, оказавшегося на грани отчаяния в канун Рождества. Жанровые традиции рождественского рассказа были исследованы в работах А. С. Собенникова [2], Е. В. Душечкиной [1], И. А. Есаулова [3]. Рассказ «Сон» был рассмотрен А. С. Собенниковым наряду с другими рассказами Чехова как переосмысление писателем традиций святочного рассказа.

Объектом исследования в статье является рассказ А. П. Чехова «Сон». Актуальность работы заключается в том, что рассказ «Сон» редко становился объектом научного исследования с точки зрения пародирования жанровых особенностей рождественского рассказа.

Целью нашего исследования является рассмотрение и анализ пародирования канонов рождественского рассказа в рассказе А. П. Чехова «Сон». Научная новизна исследования заключается в анализе пародирования А. П. Чеховым жанровых традиций рождественского рассказа в рассказе «Сон».

Анализ жанровой структуры рассказа на предмет соответствия формальным признакам жанра показал следующее. Действие рассказа происходит в канун Рождества, что соответствует канону. В любом святочном рассказе должен быть счастливый конец [4, c. 124]. Однако у Чехова читатель изначально узнает о несчастливой развязке, и герой-рассказчик к ней подводит. Писатель перерабатывает саму структуру святочного рассказа, в результате чего читательское ожидание не сбывается. Таким образом, разрушение канонов происходит уже в самой композиции рассказа.

Разрушение традиций рождества были замечены А. А. Блоком и описаны в статье «Безвременье» (1906). В частности, в ней отмечен один из фундаментальных аспектов Рождества, отраженных в рождественском рассказе, – чувство «домашнего очага», которое объединяет людей [10, с. 799]. Этот мотив ранее был обозначен в рассказе М. Е. Салтыкова-Щедрина «Святочный рассказ» (1858): «нет того человека в целом православном мире, который бы на этот день не успокоился и не предался всем отрадам семейного очага» [11, с. 135]. В рассказе «Сон» оценщик во время праздника ночует не дома, а в кладовой, потому что вынужден сторожить вещи, по его же словам, изображая сторожевую собаку, которая тоже ночью находится вне дома. Очага там нет ни в прямом, ни в переносном смысле – герой чувствует холод, а не тепло. Суть Рождества – делать центром отношений в семье любовь и объединять вокруг этого чувства всю семью [10, с. 799]. Оценщик проводит праздничную ночь в одиночестве – ему не с кем разделить праздник. В рассказе «Сон» нет характерного для святочных рассказов ощущения праздника, как, например, в «Святочном рассказе» Салтыкова-Щедрина: «Ведь праздник есть такая же потребность человеческой жизни, как радость – потребность человеческого сердца» [11, с. 148]. Герой Чехова вообще равнодушен к празднику.

Герой рассказа «Сон» находится в состоянии материального кризиса, поэтому он вынужден работать оценщиком в ссудной кассе. Завязка соответствует жанровым канонам – оценщик показан как человек, который находится в крайней нужде. Подобный герой показан в рассказах «Свет во тьме» В. Д. Коровина, «Терехин сон» П. В. Засодимского и «Сон Макара» В. Г. Короленко. По канонам жанра герой должен «воскреснуть» / «переродиться», то есть поверить, что мир построен по законам добра, а его положение хоть немного улучшится [1, с. 203]. Мотив духовного перерождения [4, с. 123] показан в рассказах «Зверь» Н. С. Лескова и «Сон Макара» В. Г. Короленко. В конце рассказа «Сон» герой Чехова все еще не хочет принимать себя как сочувствующего человека и попадает на каторгу, что не является улучшением материального положения.

Оценщик пытается вести себя с клиентами как черствый человек и объяснить, что эта черта характера мотивирована бедностью: «бедность заставила меня ради куска хлеба презирать горе и слезы» [12, с. 153]. Но он обращает внимание на чужое горе и думает об этом явно больше равнодушного человека. Он цинично отзывается о совести: «Совесть в ссудных кассах имеется только под закладом. Здесь она понимается, как предмет продажи и купли, других же функций за ней не признается...» [12, с. 153]. Оценщик иронически описывает ее с помощью профессионального жаргона, считая удивительным, что его как оценщика начинает мучить совесть. Ведь «правильный» оценщик, по мнению героя-рассказчика, должен быть бесчувственным и беспристрастным. В дочеховской литературе представителем подобного традиционного образа бесчувственного ростовщика, отбирающего у людей последнее, является Алена Ивановна из романа Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание». Герой рассказа Чехова сравнивает себя с этим стереотипным образом, находя в нем оправдание своему поведению. Ведь, по его мнению, оценщик не может быть другим. Описывая себя как человека, «наделенного от природы нервами оценщика»[12, с. 153]: герой рассказа обманывает себя. Эти «нервы оценщика» не смогли убить в нем сострадание – он черств с клиентами только внешне. Герой Чехова просто вынужден надевать маску стереотипного оценщика, чтобы работать в ссудной кассе, но в его размышлениях раскрывается его подлинная натура, сущность которой он упорно отрицает. Оценщик с самого начала раскаивается, но не хочет признаться в этом даже самому себе. Оценщик во многом пародирует привычные действия героя рождественского рассказа. Таким образом, герой рассказа «Сон» во многом противоречит традиционному литературному образу оценщика – его характер шире этого шаблона.

Оценщик считает, что он вынужден забирать у людей надежду на лучшую жизнь, потому что это его работа. Но это продолжение его мысли о бесчувственном оценщике. Ведь на самом деле люди приходят в ссудную классу не за надеждой, а за деньгами. Действительность оказывается прозаичнее представлений героя. Получив деньги в ссудной кассе, нищие на время праздника могут забыть о нужде. Но это иллюзорное и кратковременное счастье – праздники закончатся, а вещи придется выкупать. Положение нищих в дальнейшем не изменится. Действительность просто не укладывается в шаблонные представления оценщика. Таким образом, мотив спасения и обретения счастья в ночь перед Рождеством подвергается сомнению.

Воры в рассказе являются такими же нищими, доведенными до отчаяния, как оценщик и клиенты ссудной кассы. Такой поворот событий совершенно не характерен для традиционных рождественских рассказов, где нищие обычно изображаются как невинные жертвы, например, в рассказе Д. М. Григоровича «Рождественская ночь». Мысли героя рассказа «Сон» строятся по такому шаблону: оценщик является палачом и душегубом, а его клиенты – невинными жертвами. Но все оказывается сложнее – пришедшие к нему воры были бедными, но в то же время и готовыми убить оценщика, если того потребует ситуация: «Тише, разбудишь. Тогда уколошматить придется» [12, с. 155]. Бедняки приходят в ссудную кассу, потому что не знают, что им больше делать, чтобы спасти снбя от нищеты – то же самое можно сказать и про воров, которые хотят ее ограбить, и про оценщика, который вынужден в ней работать. Герой чувствует свое сходство с нищими, потому что он тоже беден и не стал бы работать оценщиком при иных обстоятельствах: «Если бы не бедность, разве у меня хватило бы храбрости оценивать в гроши то, что стоит здоровья, тепла, праздничных радостей?» [12, с. 154]. Персонажей объединяет не светлое чувство, а общая беда. Нищие и воры формально находятся в конфликте с оценщиком, а примирение между ними в честь праздника не происходит.

Герой рождественского рассказа может встретиться с нечистой силой [2, с. 92]. Производным от мотива «нечистой силы» стал мотив метели, которой приписывалась «бесовская сущность» [1, с. 151]. Такая метель показана в рассказе Н. С. Лескова «Пугало». В рассказе «Сон» показан ветер со снегом и дождем, который «с неистовой злобой стучит в окна и в кровли» [12, с. 151], – природа напоминает чудовище, наводящее страх. Но здесь мы вновь можем увидеть пародию. Зима и осень – работают «сообща», природу «мутит» – приём фамильярного антропоморфизма [5, с. 375] служит для создания комического эффекта пародийности. Ветер становится голосом совести героя: «Отпусти нас – выл ветер вместе с вещами – ради праздника отпусти» [12, с. 154], – что является еще одним примером опредмечивания чувства, характерного для творчества Чехова [5, с. 564]. Природа также непосредственно влияет на сюжет и не всегда описана с метафорической стороны – звук ветра просто не даёт герою заснуть.

Герой типичного святочного рассказа часто слышит ночью треск, стук и топот шагов [1, с. 201]. Эти звуки связаны с мистикой, но в рассказе Чехова звук разбитого окна имеет рациональное объяснение – к герою пришли воры.

Воры приходят, когда герой тушит лампадку. Лампадка обычно стоит около иконы (как и показано в рассказе), и ее никогда не тушат. Она бережет человека от злых сил. Мотив встречи с покойником [1, с. 95] показан в рассказе Н. С. Лескова «Белый орел». Оценщик тушит лампадку – лишает себя защиты, и тогда к нему приходят воры, но это не мертвые, а живые люди. Воры увидели, что в ссудной кассе погас свет – значит, сторож заснул, и они могут украсть вещи. Традиционный мотив переработан и снижен. Таким образом, в рассказе «Сон» нет ничего сверхъестественного, но сама действительность предстает в измененном восприятии мира героя-рассказчика. Ему постоянно что-то кажется или мерещится. Отсутствие фантастического элемента является еще одним примером обмана читательских ожиданий [2, с. 95]. В более поздних святочных рассказах отсутствовал фантастический элемент, например, в рассказе Н. А. Лейкина «В Крещенский сочельник» мотив нечистой силы показан в виде суеверия. Но у Чехова этот мотив уже явно пародируется.

Приход воров также отсылает к мотиву встречи нуждающегося человека с Николаем Угодником, который помогает ему. Такое спасение показано в рассказе Н. С. Лескова «Пугало», в котором Селиван, описанный как мужик с бородой, похожий на Николая Угодника, два раза спасает героя-рассказчика. В рассказе «Сон» среди воров, пришедших к герою, был «бородатый старик с бледной, испитой физиономией» [12, с. 153], который внешне напоминает Николая Угодника, хотя в описании его внешности есть сниженные и пародийные элементы. Но он не спасает оценщика, который сам отдает бородатому старику и его компаньонам заложенные вещи. В результате старик, который должен был по канону жанра помочь герою, становится виновником того, что его спаситель попадает на каторгу. Таким образом, традиционный мотив полностью переработан.

Но каковы причины такого поступка героя? Произошедшие события он считает своим сном. Мотив сна является центральным во многих рождественских рассказах, таких, как «Неразменный рубль» Н. С. Лескова, «Терехин сон» П. В. Засодимского и «Сон Макара» В. Г. Короленко. Оценщик в рассказе Чехова упорно отрицает реальность происходящего, пытаясь обмануть не только читателей, но и себя. Это вшито в саму ткань повествования от первого лица. Например, описывая свой мнимый сон, герой часто делает ремарки, где говорит о нереальности происходящего: «Бывают же такие странные сны!» [12, с. 154]. Он также называет свои действия кошмаром и характеризует их так: «Да и где это видано, чтоб отдавать вещи, не получив выкупа?» [12, с. 155]. По мнению оценщика, ситуация получается ироничной и нелепой – нуждающиеся в помощи являются ворами, а помогает им человек, который в здравом уме ни в коем случае не стал бы этого делать. Поступок героя был импульсивным, поэтому он хотел как-то оправдаться перед самим собой. Сам оценщик объяснял, что ему приходилось подавлять в себе чувство жалости и сострадания во время работы. Эти чувства вырвались наружу, когда герой устал. Причина усталости проговаривается им самим: «...выжимал из них гроши и копейки, глядел слезы, выслушивал напрасные мольбы...» [12, с. 152], – но он не до конца ее понимает. Ему было тяжело видеть замученных людей и делать им, как он думал, только хуже.

Странное поведение героя и его мнимый сон можно списать на его нервность [6, с. 140-150] и переутомление. Более того сам герой именно так оправдывает свое поведение. Герою сначала кажется, что с ним разговаривают вещи. Герою в темноте кажутся страшными самые обычные вещи: гитара, револьвер, браслет, сорочки. Это происходит, потому что оценщика пугало мерцание света лампадки и исчезающие и появляющиеся вещи: «Мне оттого так жутко, – решил я по уходе хозяина, – что лампадка мелькает... Надо ее потушить...» [12, с. 153]. До того, как оценщик произнес эту фразу, его начальник презрительно высказался о нищих: «Беднота нахлынет, как муха на мед» [12, с. 154]. Это заставило оценщика в очередной раз повторить у себя в голове мысли о нищих и ужасе своего положения.

Герою кажется, что вещи говорят не потому, что «завтра праздник», а потому, что он устал и ему просто мерещится. Рассмотрим подробнее описание вещей, хранящихся в ссудной кассе. Револьвер пригодился герою, когда к нему пришили «незваные гости». Браслет – это драгоценность, – вспомним эпизод, когда оценщик отдавал ворам узел с драгоценностями. Кружевные сорочки и гитара тоже были отданы ворам. Таким образом, в начале рассказа оценщиком отмечены те предметы, которые сыграют важную роль в кульминации. Эти детали имеют сюжетообразующие значение и в то же время могут многое сказать о герое рассказа. Он знал примерную или же вымышленную трагичную историю этих вещей, так как они прошли через его руки.

Затем он видит в окне силуэты и думает, что «Никого там нет... <…> Это мне представляется» [12, с. 153]. За окном тогда были воры, которые ждали момента, чтобы войти – и вошли. У действий есть последствия, а значит это не галлюцинации и не сон. Оценщик пугается звука лопнувшей струны на гитаре и его страх стал «паническим» [12, с. 153]. Он «как сумасшедший» [12, с. 152] заткнул уши и побежал к постели. Далее герой уже в припадке начинает делать то, что, по его мнению, в адекватном состоянии он делать не стал бы – отдавать ворам вещи. Он «судорожно» [12, с. 153] давал им вещи и «задыхался» [12, с. 154], когда говорил. Через эти детали передается беспокойство героя. Однако мотивировка поведения героя расстроенными нервами очевидно не полностью верная.

В святочных рассказах страх героя может быть вызван сверхъестественным явлением или же кошмарным сном. Все события, произошедшие с героем, имели последствия, а значит не могли быть его сном. Рассказ «Сон» имеет ироничное название, ведь никакого сна в рассказе нет. Герой все делает наяву. Возможно, встретив своего начальника уже после своего «преступления», герой наконец засыпает и позже просыпается. Но это происходит уже после событий, которые, по мнению оценщика, должны быть внутри сна. Герой засыпает, когда «занавес опускается» и просыпается уже у городового. Границы сна четко не обозначены, что делает его необъявленным сном. Когда Оценщик по-настоящему засыпает, происходит перебивка и читателю не сообщается, что именно снилось герою, если вообще снилось. Таким образом, сон в чеховском рассказе имеет функцию перебивки, в чем и заключается очередной обман ожиданий. Читатель, ссылаясь на название, ожидает описание сна, но не получает его.

В рождественской прозе обязательно наличие чуда [7, с. 140]. Герой рассказа «Сон» обычно «торговался с оборвышами, выжимал из них гроши и копейки» 12, с. 152]. Но, по мысли А. С. Собенникова, в рождественскую ночь герой чувствует свое родство с этими бедняками, его мучает совесть [2, с. 95]. Но совесть у героя просыпается не только в рождественскую ночь – он по натуре совестливый человек, однако отрицает это. Чудо не происходит, когда герой начинает отдавать ворам вещи из кладовой, думая, что это сон. Он с самого начала жалел нищих, а теперь он решил помочь хотя бы кому-то. Мысль Шиллера о том, что сон – это голос подавленной совести человека [8, с. 126], здесь также подвергаются сомнению и переоценке. Таким образом, чудом нельзя назвать пробуждение совести у героя потому, что она у оценщика и не засыпала.

Мотив спасения нуждающихся с помощью дарения [9, с. 40], показанный в рассказе «Неразменный рубль» Н. С. Лескова, у Чехова тоже переработан. Оценщик спасает не нищих, которые обычно приходили к нему закладывать вещи, а помогает ворам. Более того, он отдает ворам вещи нищих, то есть неосознанно жертвует невинными в пользу преступников. И для этого оценщик вынужден ограбить своего начальника, за что его отправляют на каторгу. А в рождественских рассказах проблема обычно решается легко.

Когда воры молили оценщика о пощаде – они не взывали к высшим силам с просьбой помочь, а просто давили на жалость. Для них это не чудо, а скорее неожиданная удача. Воры так и остались ворами, и к тому же безнаказанными. После этого не происходит очищения или спасения ни оценщика, ни тех, кому он отдал вещи. Чехов перерабатывает еще один мотив рождественского рассказа, обозначенный «Святочном рассказе» М. Е. Салтыкова-Щедрина: «Нет того нищего, бездомного и увечного, который не испытал бы на себе благотворное действо великого праздника!» [11, с. 135].

В рассказе «Сон» нет поучения, в отличие от рассказов Н. С. Лескова или рассказа Г. И. Успенского «Про счастливых людей», в котором мораль прямо проговаривается в конце рассказа [12, с. 259]. У Чехова показано не только снижение и десакрализация рождественского чуда, но даже его отсутствие, потому что «светлое рождественское чудо» [3, с. 69] сталкивается с суровой реальностью и проигрывает ей. Таким образом, в рассказе показано «несоответствие сути праздника безжалостной реальности жизни» [1, с. 225].

Жанр рождественского рассказа имеет ряд условностей, которые были рассмотрены выше. В рассказе «Сон» десакрализируются элементы классического рождественского рассказа. А. П. Чехов анализирует и перерабатывает каноны рождественского рассказа, в результате чего читательские ожидания не сбываются. Рассказ совершенно лишен назидательности и сентиментальности, так как ситуация, лежащая в основе рассказа, и его герой неоднозначны. Жизнь намного шире любой литературной фабулы, поэтому в рассказе «Сон» ломаются штампы и ожидания читателей – оценщик показан как сочувствующий человек, а нищие, отчаявшись, становятся ворами. Таким образом, А. П. Чехов подвергает сомнению абсолютизацию и однозначность каких-либо моментов и выводов из рождественского рассказа на разных уровнях повествования.

1) Душечкина Е. В. Русский святочный рассказ: становление жанра. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1995.
2) Собенников А. С. «Между «есть Бог» и «нет Бога...» (о религиозно-философских традициях в творчестве А.П. Чехова) Иркутск, 1997.
3) Есаулов И. А. Пасхальность русской словесности. М., 2004.
4) Cтарыгина Н. Н. Святочный рассказ как жанр // Проблемы исторической поэтики 1992 №2 С. 113-127
5) Чудаков А. П. Поэтика Чехова. Мир Чехова: Возникновение и утверждение / А. П. Чудаков. – Спб. : Азбука, Азбука-Аттикус 2016 г.
6) Сухих И. Н. Агенты и пациенты доктора Чехова // Звезда, № 7, 2004 С. 140-150
7) Козина Т. Н. Жанровое своеобразие рождественского и святочного рассказов // Известия Уральского федерального университета. Сер. 1, Проблемы образования, науки и культуры. – 2017. – Т. 23, № 4 (168). – С. 137-144.
8) Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб., 2000.
9) Старыгина Н. Н. Дарение: от устойчивого рождественского мотива к сквозному мотиву в святочных рассказах Н. С. Лескова // Проблемы Исторической Поэтики 2017 Том 15 № 4 С. 38-56

Список источников:
10) Блок А. А. Собр. соч.: в 8 т. М.; Л.: Гослитиздат, 1962.
11) Салтыков-Щедрин М. Е. Собр. соч.: В 20-ти т. М., Худож. лит., 1965
12) Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1974—1982.
13) Успенский Г. И. Собр. соч.: В 9-ти т. М., 1957.