Русская литература | Филологический аспект Методика преподавания языка и литературы №4 (4) Декабрь 2019

Художественный концепт «чай» в «Письмах русского путешественника» Н.М. Карамзина

Бурдина Светлана Викторовна
д. филол. н, профессор кафедры русской литературы, Пермский государственный национальный исследовательский университет, РФ, г. Пермь, swburdina@post.cz
Бурдин Иван Валерьевич
аспирант кафедры русской литературы, Пермский государственный национальный исследовательский университет, РФ, г. Пермь, burdin@post.cz

Аннотация: В статье выполнен анализ художественного концепта «чай» в произведении Н.М. Карамзина «Письма русского путешественника». Выявляются ключевые репрезентации данного концепта в известном тексте писателя-сентименталиста. Устанавливается связь произведения с традицией русского литературного чаепития. Исследуется роль «Писем русского путешественника» в формировании художественного концепта «чай» в русской литературе.
Ключевые слова: концепт, литературное чаепитие, традиция, репрезентация, русская литература

Burdina Svetlana Viktorovna
PhD, professor of Russian literature department, Perm State University, Russia, Perm
Burdin Ivan Valerievich
post-graduate student of Russian literature department, Perm State University, Russia, Perm

Abstract: There is research of artistic concept «tea» in «Letters of a Russian traveler» by N.M. Karamzin in the article. We have learned about representations of this concept in the text. The article includes a research about role of «Letters of a Russian traveler» in appearance of artistic concept «tea» in Russian literature, the place of text in traditions of tea drinking in Russian literature.
Keywords: concept, tea drinking, tradition, representation, Russian literature

Сложный, разносторонний и многогранный концепт «чай» в концептосфере русского языка сформировался под влияниям концепта художественного: «Самовар превратился в образ жизни. Без него невозможно представить пьесу Островского или Чехова    чаепитие сформировало особый русский быт – долгие разговоры о смысле жизни, дача, соловьи. Странное действие чая, не правда ли? В Англии пристрастие к нему позволило создать вселенскую империю, а в России – долгие разговоры о смысле жизни» [2, с. 7].

Исследования термина «художественный концепт» свидетельствуют о том, что это явление, в котором соединяются лингвокультурные и авторские репрезентации концепта: «Новые авторские смыслы делают концепт художественным, при этом в тексте концепт продолжает включать в себя как общеязыковые, так и личные авторские смыслы, а также те, которые может вложить читатель» [1, с. 98]. Однако исследователи концепта «чай» в русском языке приходят к выводу, что активное взаимодействие художественной и лингвокультурной концептосфер шло в данном случае и в обратном направлении, то есть художественная культура, в том числе литературные произведения, влияли на формирование данного концепта наряду с культурой бытовой. «Аккумулируя знания из различных научных и предметных областей (истории, философии, эстетики, медицины, культуры повседневности, кулинарии, психологии, агротехники, художественного творчества и т.д.), концепт “чай” представляет национальную культуру и ментальность в концентрированном виде и имеет высокую ценностную маркированность» [4, c. 437].

В этой связи для исследования представляет ценность история развития концепта «чай» в русской литературе. Впервые чай появился в сатире Антиоха Кантемира «На зависть и гордость дворян злонравных», где он упоминается единожды. А одним из первых текстов, отразивших чайную культуру в литературе России, являются «Письма русского путешественника» Н.М. Карамзина (1791). В настоящей статье делается попытка реконструкции художественного концепта «чай» в этом произведения.

В предисловии к «Письмам русского путешественника» автор сравнивает все произведение с литературным чаепитием, при этом чай здесь выступает связующим звеном в диалоге культур: «Много неважного, мелочи –  соглашаюсь; но если в Ричардсоновых, Фильдинговых романах без скуки читаем мы, например, что Грандисон всякий день пил два раза чай с любезною мисс Бирон; что Том Джонес спал ровно семь часов в таком-то сельском трактире, то для чего же и путешественнику не простить некоторых бездельных подробностей?» [1, с. 27] Следует отметить, что здесь речь идет не только о бытовой культуре, частью которой принято считать чай. В «Письмах русского путешественника» мы видим прямую отсылку к английской литературе. В этих строках показано, как художественный концепт «чай», уже сформировавшийся в английской культуре, приходит в литературу России, а, следовательно, и в концептосферу русского языка. Чтобы понять, какие репрезентации содержит концепт «чай» в зарубежной литературе, не обязательно обращаться к первоисточнику, на который ссылается автор, так как ключевые репрезентации отражены уже в самой отсылке. В данном примере чай выступает как атрибут общения («с любезною мисс Бирон»), элемент повседневности («всякий день»), как деталь, значимость которой трудно определить («без скуки читаем», но при этом «бездельных подробностей»).

В предисловии автор приглашает читателя взглянуть на европейские страны глазами русского путешественника. Неслучайно Е.Н. Купреянова так оценивала «Письма русского путешественника»: «Это своего рода “окно”, прорубленное Карамзиным для русского читателя в культурно-историческую жизнь западноевропейских стран» [3, с. 68]. Данные цитаты указывают на значимость данного текста в диалоге культур. А место, которое в этом произведении занимает чай, – на значимость чая в этом диалоге. Приведенные высказывания позволяют утвердиться в мысли, что одним из окон, через которые в Россию пришла чайная культура и традиции литературного чаепития, отражающие концепт «чай», является исследуемое произведение Н.М. Карамзина, в котором чай упоминается более 60 раз.

Следующее упоминание чая возникает уже в самом начале пути повествователя – на пути в Ригу: «Мы взялись за руки и побежали бегом в большой каменный дом, где в зале первого, этажа нашел я многочисленную семью, сидящую вокруг стола; хозяйка разливала чай и кофе. Меня приняли так ласково, потчевали так сердечно, что я забыл все свое горе. Хозяин, пожилой человек, у которого добродушие на лице написано, с видом искреннего участия расспрашивал меня о моем путешествии» [1, c. 31]. В этом отрывке чай выступает как элемент общения (хозяин расспрашивает о путешествии, молодой человек дает советы по дальнейшему пути). Также здесь добавляются новые репрезентации, чай отождествляется с комфортом и уютом: сцене предшествует описание тягот дороги на перекладных, чаепитие в уютном доме отчетливо контрастирует с этим описанием.

В нескольких последующих ситуациях, где упоминается чай, мы видим героя в корчмах с иностранцами, где вкупе с чаем подают кофе, пришедший в Россию с Запада, что усиливает репрезентацию «чай как диалог культур». «Лишь только расположились мы в корчме, где теперь ночуем, услышали лошадиный топот, и через полминуты вошел человек в темном фраке, в пребольшой шляпе и с длинным хлыстом; подошел к столу, взглянул на нас, –  на француженку, занятую вечерним туалетом; на италиянца, рассматривавшего мою дорожную ландкарту, и на меня, пившего чай, – скинул шляпу, пожелал нам доброго вечера и, оборотясь к хозяйке, которая лишь только показала лоб из другой горницы, сказал: "Здравствуй, Лиза! Как поживаешь?"…» [1, c. 40].

Далее мы встречаем репрезентацию концепта «чай», ставшую классической для русской литературы: «Лишь только я в своей комнате расположился пить чай, пожаловал ко мне г. Блум с бумажкою в руках» [1, c. 90].  Чай становится атрибутом общения и решения вопросов. «В одном трактире со мною живет молодой доктор медицины, который вчера пришел ко мне пить чай и просидел у меня весь вечер. По его мнению, все зло в мире происходит оттого, что люди не берегут своего желудка» [там же]. Автор отмечает, что времяпрепровождение за чаем может быть дополнено табаком: «В полдень обедают, а ввечеру прогуливаются или в приятельских беседах курят табак, пьют чай и кофе – купцы говорят о торговых, ученые об ученых делах, и таким образом проводят время. Честные швейцары курили табак и пили чай, а Лафатер рассказывал им о свидании своем с Неккером» [1, c.111].

Описывая свою жизнь в Женеве, автор особое внимание уделяет чаю: «За десять рублей в месяц я нанял себе большую, светлую, изрядно прибранную комнату в доме, завел свой чай и кофе; а обедаю в пансионе, платя за то рубли четыре в неделю. Вы не можете вообразить себе, как приятен мне теперь новый образ жизни и маленькое заведенное мною хозяйство!» [1, c. 207]. Чай здесь выступает не просто как атрибут собственного дома, фактически автор приравнивает чай и кофе к домохозяйству. То есть именно владение неким запасом чая и кофе, а не каких-то иных продуктов, делает обладателя, с точки зрения автора «Писем», держателем хозяйства.

Несмотря на то что чай подается в произведении Н.М. Карамзина как часть культуры европейской, он все же чаще всего выступает как элемент диалога культур, привычный как русскому путешественнику, так и коренному жителю Европы. В описании пребывания героя-повествователя в Великобритания (глава «Лондон») чаепитие приобретает национальный колорит: «В Кантербури, главном городе Кентской провинции, пили мы чай, в первый раз по-английски, то есть крепкий и густой, почти без сливок, и с маслом, намазанным на ломтики белого хлеба» [1, c. 411]. Концепт «чай» здесь дополняется репрезентацией «чай по-английски».

Исследуемое произведение является хронологически одним из первых текстов, описывающих чаепитие в русской литературе (первым является сатира Кантемира Антиоха «На зависть и гордость дворян злонравных»). Ключевой репрезентацией данного концепта в произведении Н.М. Карамзина «Записки русского путешественника» является «чай как элемент диалога культур». Первое упоминание чая в произведении привлекает интертекстуальное поле концепта «чай» из литературы Великобритании, где данный художественный концепт является устойчивой единицей концептосферы. Таким образом, репрезентации чая, существующие в английской литературы, автор переносит в литературу России, ссылаясь не столько на конкретный источник, сколько хорошо знакомые русскому читателю того времени функции чая в зарубежной литературе: «чай как элемент общения», «чай как часть повседневной трапезы», «деталь литературного текста». В дальнейшем автор развивает данные репрезентации, добавляя к ним новые: «решение проблем за чаем», «чай как основа уюта и домашнего хозяйства», «чай как часть национальной культуры» (в данном случае английской). Все сказанное позволяют сделать вывод, что репрезентации концепта «чай» в данном произведении могли служить основой как для формирования данного лингвокультурного концепта в концептосфере современного русского языка, так и для формирования художественного концепта «чай» в русской литературе последующего периода.

1. Аввакумова Н.В., Бурдин И.В. Понятие «концепт» в литературоведении // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Т.12. №7. Тамбов, 2019. С. 97–100.
2. Вайль П., Генис А. Русская кухня в изгнании. М.: Независимая газета, 2002. 103 с.
3. Куприянова Е.Н., Назаврова Л.Н. Русский роман первой четверти ХIX века. От сентиментальной повести к роману // История русского романа. В 2 т. Т.1. М.: Изд-во академии наук СССР, 1962. С. 66–100.
4. Цзоу С. Национально-культурная специфика концепта «чай» и ее учет в обучении русскому как иностранному китайских студентов // Известия РГПУ им. Герцена. №1. СПб: РГПУ им. Герцена, 2007. С. 437–441.
Список источников:
1. Карамзин Н.М. Письма русского путешественника. М.: Сов. Россия, 1983. 512 с.