Классическая филология, византийская и новогреческая филология | Филологический аспект №1(1) Май, 2015

К ВОПРОСУ ОБ АПОЛИТИЗМЕ АНАКРЕОНТА

Гарин Сергей Вячеславович
Кубанский государственный университет
Панасенко Татьяна Анатольева
Южный федеральный университет

Аннотация: В статье, на материале поэтических текстов, рассматриваются причины аполитизма Анакреонта, древнегреческого автора, жившего в самом эпицентре социально-политической жизни Греции VI-V вв. до н.э. Описывается особый тип «эротизма», ставший альтернативой активной политической позиции в мировоззрении поэта. Выявляется социокультурная и филологическая рецепция текстов Анакреонта в классическую эпоху.
Ключевые слова: Анакреонт, семантика, аполитизм, эротизм, древнегреческая филология, лирика

Garin Sergey Viacheslavovich
Kuban State University
Panasenko Tatiana Anatolievna
South Federal University

Abstract: The article describes the most probable reasons of Anacreon’s political indifference, the author who lived at the very epicentre of social and political life in Ancient Greece (VI-V centuries BC). Clarifies special type of “eroticism", which became an alternative to the active political attitude. Cultural and philological reception of Anacreon’s texts in classical era revealed.
Keywords: Anacreon, semantics, political indifference, eroticism, Classical Greek philology, poetry

Анакреонт, выходец из ионийского г. Теос, большую часть своей жизни провел на чужбине. Как известно, перед опасностью персидского нашествия Гарпага жители Ионии, в том числе и г. Теос, на фракийском побережье основали колонию Абдеры, куда в 40-х годах VI в. теосцы, вместе с Анакреонтом, переправились всем городом. Есть сведения, что Анакреонт участвовал в непосредственных боевых действиях в Ионии, однако, будучи человеком индивидуалистического и лирического склада, не смог проявить себя в баталиях. После поселения во Фракии, Анакреонт был приглашен на о. Самос тираном Поликратом. Историки, в том числе Геродот, сообщают, что на Самосе теосский поэт несколько лет занимался наставничеством Поликрата. Что за отношения были у поэта с тираном нам неизвестно, но вряд ли это были интеллектуальные попытки реформаторства государства, как это было у Платона с Дионисиями Сиракузскими. Более вероятно, что Анакреонт просто «украшал» двор тирана своей видной фигурой, хотя, возможность интеллектуального влияния Анакреонта на талантливого и открытого к новому Поликрата все же имеется. Вполне вероятно, что приглашение Анкреонту отправил отец Поликрата – Эак, с целью найти для сына учителя музыки. Считается, что самосский правитель покровительствовал поэту, за что Анакреонт восхвалил Поликрата в стихах.

Как известно, подчинив себе восточную часть эгейского моря, Поликрат встал между двумя противоборствующими сторонами – Персией и Египтом. Проведя несколько интриг, предав то одних союзников, то других, самосский правитель оказался в одиночестве против Спарты, Египта и персидской державы (к тому времени уже покорившей Лидию). Персы хитростью выманили Поликрата из своего острова-убежища и предательски жестоко казнили его. Возможно этим трагизмом кончины тирана и объясняются последующие хвалебные оды Анакреонта в его адрес и вообще, своеобразная «симпатия» к Поликрату, который, как известно, совмещал черты пирата-разбойника, грабителя и святотатца (напомним, что власть на Самосе Поликрат с братьями захватили, совершив преступление в храме Геры).

Мы описываем эти события, поскольку Анакреонт был непосредственным их свидетелем. Так или иначе, но после смерти Поликрата Анакреонт получает необычное приглашение в виде посольской галеры от наследника афинского тирана Писистрата – Гиппарха. При дворе Гиппарха Анакреонт был вхож в золотой круг афинской поэтической богемы и, вероятнее всего, именно тогда его талант зазвучал новыми тонами, обретя широкую аудиторию, поскольку афиняне впоследствии поставили поэту поминальную статую, хотя и иронически изображавшую Анакреонта подвыпившим. Как известно, преемники Писистрата в Афинах не получили поддержки населения (это удавалось только харизматичному и волевому Писистрату. В отношении Гиппарха был организован заговор (очередной заговор против тирана на глазах у поэта), в результате чего Гиппарх был убит. Со смертью тирана парадоксальным образом распадается и афинское поэтическое сообщество, существовавшее в тени трона правителя. Есть свидетельства, что после смерти Гиппарха Анакреонт вернулся в родной город Теос.

Таким образом, горизонт жизненных событий, так сказать, социокультурное пространство Анакреонта были весьма значительны. Теосский поэт был свидетелем военного столкновения великих держав (Египет, Персия), глобальных социальных катаклизмов (переселение Ионии на фракийские земли), был в самой гуще событий при Поликрате на Самосе и Гиппархе в Афинах. И, наконец, Анакреонт воочию наблюдал социально-политические противоречия тирании и, как следствие, – заговоры и убийства тиранов.

Возникает вопрос, должен ли такой непростой и яркий мир геополитических событий отразиться в поэтическом наследии автора, ставшего свидетелем великой эпохи? Парадоксально, но Анакреонт, будучи в самом эпицентре социально-политических отношений своего времени, практически не уделял им внимания, сосредоточившись на совершенно других эмоциях. Темы воинской доблести и войны, по замечанию Анакреонта, его не вдохновляют: «А кто сражаться хочет, их воля: пусть воюют!» [3, c. 368]. В одной из эпиграмм Анакреонта примечательна трансформация старой гомеровской героики военной доблести в противоположную ей позицию трагической несправедливости в мировоззрении теосского лирика: «мощный в сраженьях Тимокрит, – его пред тобою гробница. Арес не храбрых мужей, трусов одних бережет». Анакреонт упрекает Ареса, бога войны, в несправедливом отборе: «Смелые гибнут, трусы живут….»[3, c. 368].

Тема войны, социокультурных реалий, впрочем, возникнув в стихах Анакреонта, сразу же меняет тональность. Поэт всячески стремится избежать разговоров о героике и сражениях. Приведем интересующий нас фрагмент: οὐδέ τί τοι πρὸς θυμόν· ὅμως γε μὲν ὡς ἀδοιάστως. οὐ φιλέω, ὃς κρητῆρι παρὰ πλέωι οἰνοποτάζων νείκεα καὶ πόλεμον δακρυόεντα λέγει, ἀλλ’ ὅστις Μουςέων τε καὶ ἀγλαὰ δῶρ’ Ἀφροδίτης συμμίσγων ἐρατῆς μνήσκεται εὐφροσύνης [2, fr. 1], где νείκεα, νεῖκος, – «вражда», «ссора», πόλεμον δακρυόεντα λέγει – «говорит о многослезной войне», δωράκινον символически отсылает к «дару», буквально говоря о «плодах» в отношении Муз и Афродиты, в то время, как εὐφροσύνη – «радость», «веселье». Выражение δῶρ’ Ἀφροδίτης отсылает к эротическим, любовным переживаниям. Таким образом, «тот мне не по духу, кто в застолье, пируя за полным кратером, речь заведет о вражде, о многослезной войне. Тот мне по нраву, кто дары Муз и золотой Афродиты вспомнит на радость всем» [3, c. 363]. Этот фрагмент показывает что Анакреонт, будучи свидетелем великих социокультурных, геополитических потрясений, сознательно практикует особый инфантилизм, дистанцируясь от серьезных, «взрослых» проблем, занимавших жителей Аттики и Ионии. Этот инфантилизм, в социально-политическом ракурсе приводящий к аутизму и апатии, к нежеланию заниматься вопросами политики и управления государства, следует рассматривать как относительно упаднический вариант архаичного романтизма, неверия в социум, поглощенностью индивида своими субъективными чувственными состояниями, становящимися самоцелью. Однако, этот путь обособления, вероятно, был необходим для нарождающейся личности, заявляющей о себе в таких негативных, зачастую, гротескных чертах.

Другая причина, почему Анакреонт не стал отражать великие социальные перипетии в своих стихах, на наш взгляд, может заключаться в переизбытке политического на единицу времени и места. Когда на глазах рушатся державы, тираны сменяются одним за другим, когда социальный мир погружается в хаотическое движение, когда жители родного города вынуждены покинуть земли предков и участвовать в кровавых противостояниях с варварами, в этой ситуации отдельный индивид, личность, осознающая собственную несоизмеримость с гигантскими внешними реалиями, может уйти в себя, в собственный микромир. Возможно, этот аспект тоже стоит учитывать при анализе наследия Анакреонта.

Говоря о поэтическом содержании Анакреонта в контексте поставленной темы работы, следует отметить, что, как и Алкей, теосский поэт принадлежал к эпохе нарождающегося индивидуализма. Анакреонт не замечает окружающего его социального мира с его противоречиями, текстурой, ценностями и т.д. Социальный мир, окружавший Анакреонта, был вытеснен в сознании поэта неутолимым эротизмом, становящимся, в каком-то смысле формой эскапизма, бегства, ухода от реальности. Активной социально-политической жизни поэт предпочитал мир пиршеств, утех, винных застолий и романтических любовных связей. Сам поэт констатировал эту двойственность: «Люблю, и словно не люблю. И без ума, и в разуме», и далее Анакреонт воспевает упоение, романтическую возвышенность и поток чувств: «…бросился я вновь со скалы левкадской и безвольно ношусь в волнах седых, пьяный от жаркой страсти» [3, c. 363]. Другой аспект лирики Анакреонта – эротизм, пронизывающий собой практически все фрагменты поэта. Этот эротизм зачастую трактуется как эмансипация сексуального в его индивидуальном измерении, граничащем с имморализмом: «я б хотел сойтись с тобою: ты имеешь нрав приятный…» [3, c. 363].

Однако, следует заметить, что индивидуализм Анакреонта, в целом, совмещается с некоторыми чертами традиционализма. В 9 фрагменте наследия Анакреонта, используются моральные понятия в аспекте внешней социальной оценки: καί μ’ ἐπίβωτον κατὰ γείτονας ποήσεις [1, fr. 9]. «И ты меня перед соседями позоришь!» Здесь ионийское ἐπιβό-ητος, (ἐπιβό-βωτος) в сочетании с ποήσεις (глагол от 2-го лица единственного числа) означает «дурно оцененный», «дискредитированный». Как бы Анакреонт не дистанцировался от окружавших его политических реалий, непосредственные житейские отношения давали о себе знать и неизбежно отражались в поэтическом измерении.

Эротизм Анакреонта, столь тронувший романтиков и представителей классической европейской поэзии, пожалуй, является главной поэтической константой его автора. Именно эротизм и вытесняет в масштабах мировоззрения поэта всю патетику социально-политической жизни, героику и патриотизм. Теосский поэт создает игривые поэтические размышления, куда вплетены ирония, упоительное переживание влюбленности, легкость, тоска по вечной молодости и красоте: ἀναπέτομαι δὴ πρὸς Ὄλυμπον πτερύγεσσι κούφηις διὰ τὸν Ἔρωτ’· οὐ γὰρ ἐμοὶ … θέλει συνηβᾶν.   ὑποπόλιον γένειον χρυσοφαέννων, πτερύγων ἢ ἀετοῖς παραπετέσθω, χαῖρε φίλον φῶς χαρίεντι μειδιῶν προσώπωι… [1, fr. 27]. Здесь ἀναπέτομαι – «взлетать ввысь», πτερύγεσσι, или πτερύγων – слово встречающееся в двух вариантах, производных от πτέρυξ – «крыло», οὐ γὰρ ἐμοὶ … θέλει συνηβᾶν фраза с лакуной, но смысл, вероятно, такой: «меня юность не желает», ὑποπόλιον, в данном случае, от ὑποπόλιος «седой», «серый», в то время, как γένειον – буквально, «борода», или «нижняя часть лица» (иногда обозначая щеки). Термин παραπετέσθω, παραπέτομαι, поэтическое παρπέταμαι, отсылает к действию «отлететь». Таким образом, поэт повествует, о вознесении на Олимп к Эросу, замечая, что юность его «не желает», как следствие, Эрот, увидев седину бороды Анакреонта, «отлетел прочь на золоченых крыльях». Анакреонт, впрочем, не без самоиронии, увлечен переживанием невозможности «вечной эротики», жизнь, с ее закономерностями вторгается в мировоззрение поэта, оставляя ощущение противоречивой невозможности воплощения «желаемого» и «реального». Утратив интерес к политическому, Анакреонт взирает на мир любовных интриг и увлечений, впоследствии теряя и их в силу возраста. Именно эта «потеря» эротического пожилым Анакреонтом, возможно, и стала одной из движущих причин его поздней поэтики.

Другой пассаж показывает пограничную эмоцию, по своему накалу близкую к Сапфо: μεγάλωι δηὖτέ μ’ Ἔρως ἔκοψεν ὥστε χαλκεὺς πελέκει, χειμερίηι δ’ ἔλουσεν ἐν χαράδρηι [1, fr. 68], здесь ἔκοψεν, κόπτω, «ударить», иногда «пришпорить коня», «подхлестнуь», в то время, как χαλκεύς (χαλκ-εύς) отсылает к работе по железу, кузнечному делу, πελέκει, πέλεκῠς, «военный топор», иногда «жертвенный топор», в ряде случаев даже «топор казни» как орудие палача. Термин χειμερίηι от χειμέρ-ιος «зимний», «ледянящий», «ураганный», ἔλουσεν, λούω от λοέω, «омывать», «мочить» и χαράδρηι отсылает к семантике «горного потока». «Как топором кузнеца (другой вариант – «молотом по наковальне») опять Эрот меня ударил, облив затем ледяной водой» [3, c. 364]. Мы видим бинарную полярность между обжигающим ударом, ἔκοψεν, «шпорами» Эроса, и χειμερίηι ἔλουσεν ледянящим пронизывающим потоком. В этой контрадикторной полярности и развивается поэтика Анакреонта.

Примечательны эпитеты Эрота – ἀστραγάλαι δ’ Ἔρωτός εἰσιν μανίαι τε καὶ κυδοιμοί [1, fr. 53], дающий безумие, наваждение (μανίαι), смятение, путаницу (κῠδοιμός). σφαίρηι δηὖτέ με πορφυρῆι βάλλων χρυσοκόμης Ἔρως νήνι ποικιλοσαμβάλωι συμπαίζειν προκαλεῖται·ἡ δ’, ἐστὶν γὰρ ἀπ’ εὐκτίτουм Λέσβου, τὴν μὲν ἐμὴν κόμην, λευκὴ γάρ, καταμέμφεται, πρὸς δ’ ἄλλην τινὰ χάσκει, «бросил шар свой пурпуровый златовласый Эрот в меня и зовет позабавиться с девой яркообутой. Но, смеясь презрительно над седой головой моей, дева с Лесбоса на другого глазеет».[1, fr. 12] Мы видим здесь описание хаотичной экстатики эмоционального переживания. Примечательно, что, если для Архилоха, например, внешний мир непонятен и текуч, то для Анакреонта это же можно сказать и о внутреннем, которое перестает быть определенным, явным, склоняясь к эротическому бессознательному проявлению. Не случайно памятная стелла, посвященная Анакреонту в античности, изображала поэта в состоянии опьянения. Причем, на наш взгляд, это не следует понимать буквально в векторе лишь винопития. Опьянение Анакреонта гораздо шире, – это и гипнотический эротизм, флирт и, в целом, опьянение жизнью. Анакреонт взирает на себя и окружающее не взглядом наблюдателя, отстраненного и рационального, но взглядом участника, действующего лица, вовлеченного.

Таким образом, в творчестве Анакреонта мы видим личность, захваченную своими собственными любовными, романтическими переживаниями. В поэзии Анакреонта мы практически не встречаем назидательной моралистики, апелляции к каким бы то ни было общественным институтам, героизму и всем тем атрибутам, которые были распространены в архаическом обществе. Напротив, Анакреонт чрезвычайно индивидуалистичен, сознательно и подчеркнуто инфантилен (избегает «тяжелых» тем, патриотизма, эпики). Примечательно соседство инфантилизма Анакреонта с апатриотизмом Архилоха, наперекор воинскому уставу, бросившего щит врагу ради сохранения собственной жизни и поэтически воспевшего этот поступок.

Поэтическая «поверхностность» Анакреонта выражается в том, что поэт не желает заглядывать в глубь своей души, во всяком случае, глубже, чем романтическое переживание влюбленности и флирта. Хотя теосский поэт и размышляет на темы смерти, упадка и старости, однако эти размышления имеют характер причитаний о возможной потере привычного для Анакреонта «круга жизни»: любовных похождений, интриг, упоительного ощущения молодости. Поэзия Анакреонта избегает экзистенциальной напряженности и тягот морализма. Таким образом, фрустрация политического в его мировоззрении заполняется самоиронией и исключительной любовной лирикой.

1. Anacreon. Fragmenta. – Oxford: Clarendon Press, 1967.
2. Iambi Et Elegi Graeci. – Ed. West, M.L. – Oxford: Clarendon Press, 1972.
3. Эллинские поэты VIII–III вв. до н. э. – М.: Ладомир, 1999.