Теория языка | Филологический аспект Методика преподавания языка и литературы

Идеологическая антонимия как способ согласования топонимов при переименованиях географических объектов

Петешова Ольга Викторовна
канд. филол. наук, доцент Института образования, Балтийский федеральный университет им. И. Канта, РФ, г. Калининград, OPeteshova@kantiana.ru

Аннотация: В данной статье характеризуются особенности использования топонимов, отражающих идеологию государств с полярными политическими режимами, в процессе переименования населенных пунктов и природных объектов на территории Калининградской области в середине ХХ века. В качестве специфического способа согласования исходных и новых топонимов рассматривается идеологическая антонимия. Описываются два ее подтипа – прямой, при котором идеологическую окраску имеют оба задействованных топонима, и косвенный, предусматривающий идеологизацию лишь одной единицы из каждой пары. Особое внимание уделяется семантическим классам анализируемых топонимических единиц. В целом исследование показывает, что идеологизация географических названий более свойственна калининградскому топонимическому пространству, чем прусскому.
Ключевые слова: переименование, топоним, ойконим, идеологическая антонимия, идеология

Peteshova Olga Viktorovna
Candidate of Philology, Associate Professor of the Institute of Education, Immanuel Kant Baltic Federal University, RF, Kaliningrad

Abstract: This article focuses on the specific aspects of usage of the toponyms which reflect the ideology of states representing opposing political regimes in the process of geographical renaming on the territory of the Kaliningrad region in middle of the 20th century. Ideological antonymy is considered to be a specific way of matching of old and new toponyms. This article mainly deals with two types of antonymy: direct which is characterised by ideological connotation of both toponyms in the contrasted pair and indirect in the process of which only one toponym out of the pair gets ideological connotation. Special emphasis is also placed on the semantic classes of the toponyms under consideration. Overall, according to the results of the research it can be concluded that ideologization of geographycal names is more typical for Kaliningrad toponymic space than for Prussian.
Keywords: renaming, toponym, placename, ideological antonymy, ideology

В последнее время особый интерес у исследователей идеологического аспекта общественно-политической лексики вызывает топонимика [1, с. 111]. Отмечается, что практика внедрения топонимов, отражающих идеологию доминирующего политического режима, в нашей стране началась примерно с XVIII века, причем основной функцией данного процесса с самого начала стала унификация территорий, находящихся под властью этого режима [2, с. 155-157]. Исторически среди идеологических топонимов преобладают названия городских объектов (урбанонимы), однако идеологизация названий более крупных географических объектов также считается достаточно распространенным явлением и постулируется как универсальная топонимическая закономерность [3, с. 94].

В ходе изучения согласований исходных и новых единиц, задействованных при послевоенных топонимических переименованиях в Калининградской области 1946-1950 гг. ХХ века, мы, в свою очередь, обратили внимание на то, что в качестве способов согласования топонимов можно рассматривать не только «классические» заимствования, переводы, аллюзии и т.п., но и идеологическую антонимию, под которой мы понимаем замену топонима, отсылающего к реалиям одной идеологии, на топоним, отражающий идеологию кардинально противоположного политического режима (как правило, при смене власти в определенном регионе) [4, с. 82].

При полной идеологической антонимии переименования должны затрагивать две лексические единицы (исходной и новой топонимических систем), принадлежащие к одному и тому же семантическому классу, то есть, например, антропотопоним должен меняться на антропотопоним, а символ исходной идеологии – на символ новой идеологии. Самым ярким примером такой полной антонимии в истории русской топонимики служат названия некой белгородской улицы, которая до революции называлась улицей Николая Второго, а после революции превратилась в улицу Ленина. Вместе с тем, при переименованиях в Калининградской области насчитывается не так много случаев прямой идеологической антонимии – всего шесть в материале нашего исследования, и то большинство из них могут считаться таковыми лишь условно, поскольку, например, в парах топонимов Forst Wilhelmsbruch à лес Большаковский, Groß Friedrichsdorf à поселок Гастеллово, Klein Friedrichsdorf à поселок Кожедубово исходные единицы отсылают к именам прусских королей, а новые – не к именам советских правителей, а к фамилиям советских героев Второй мировой войны, которые можно воспринимать как идеологические антонимы к исходным именам лишь в контексте смены идеологии, предопределенной переходом интересующих нас территорий в состав нового государства по причине поражения в указанной войне.

Более того, анализ калининградских переименований показал, что идеологическая антонимия имеет место и при переименованиях, затрагивающих исходные и новые единицы различных семантических классов. Так, в паре Friedrichsthal [долина короля Фридриха] à поселок Солдатово действует выше обозначенная тенденция приписывания нового идеологического содержания всем реалиям Второй мировой войны, однако новый ойконим по своей семантике уже не является антропотопонимом (в приведенных выше примерах антропотопонимами были и исходные, и новые номинации поселков).

Самым интересным примером неклассической прямой идеологической антонимии, зафиксированным в материале нашего исследования, стала пара Neukirch [новая церковь] à поселок Тимирязево. Если исходный топоним несет в себе религиозное содержание, соответствующее прусской идеологии, то новый топоним представляет собой антропотопоним, в определенной мере соответствующий идеологии атеистического советского государства, поскольку при новом режиме традиционно считалось, что деятельность ученого-биолога несовместима с приверженностью религии.

При кажущейся незначительной представленности прямых идеологических антонимий нельзя говорить о малой роли этого способа согласования топонимов в Калининградской области. Давая его количественную характеристику, мы утверждаем, что идеологические антонимии затрагивают 4,6 % от всех 749 изученных нами пар «исходное-новое наименование природного объекта» и 14 % от 365 изученных нами пар ойконимов – с оговоркой, что материал нашего исследования был отобран из общего массива переименованных топонимов региона методом сплошной выборки. Преобладание идеологических антонимий в сфере номинаций населенных пунктов предстает как весьма ожидаемое, поскольку именно ойконимы в силу своей большей повторяемости в обиходном общении населения оказываются в фокусе внимания инициаторов кампании по переименованию, использующих идеологический компонент новых номинаций как содействующий закреплению новой идеологии в целом.

Сама же относительная частотность идеологических антонимий при реноминации калининградских географических объектов объясняется тем, что мы сочли целесообразным выделение особого подтипа для этого способа топонимического согласования, а именно косвенной идеологической антонимии. Она предполагает два варианта наличия в паре «исходный-новый топоним» одного топонима, самого по себе не несущего какой-либо идеологии:

1. Исходный идеологически окрашенный топоним меняется на идеологически нейтральную топонимическую единицу (6 примеров среди рассмотренных нами лексем, в частности Forst Wilhelmsbruch [лес короля Вильгельма] à лес Мокрый; Kaiser [связь с имперским политическим режимом понятна без перевода] à канал Центральный);

2. Политически нейтральный по своей семантике топоним заменяется идеологическим, так как «дух времени» требует увековечить имя какого-либо героя или какое-либо событие, и это одобрительно встречается местным населением (целых 75 случаев в рамках нашей выборки, то есть 86 % всех выявленных нами идеологических антонимий). Иллюстрации подобных актов переименований можно обнаружить

- как в области реноминации населенных пунктов (Löwenhagen [львиное место] à поселок Комсомольск, Norgallen [от балтийского «желанная пашня»] à поселок Пролетарский, Jodlauken [балтийское «черное поле»] à поселок Володаровка),

- так и среди реноминаций региональных природных объектов (Eymenis [от балтийского «текущая вода»] à река Ульяновка, Fuchshöfener Wald [буквально «лес около лисьего двора»] à лес Гвардейский, Forst Greiben [от балтийского «грибной»] à лес Головенский).

Отчасти к этой же группе идеологических антонимий относятся случаи, казалось бы, частичного перевода исходных топонимов типа Roterwalder Berg [гора у красного леса] à гора Красная, при котором, однако, в культуре носителей языка перевода переведенная лексема приобретает идеологическую окраску в связи с символическим характером упомянутой реалии.

Кроме того, значительную долю новых названий природных объектов составляют номинации, образованные от идеологически нагруженных гидронимов или ойконимов (названий населенных пунктов). По своему происхождению эти названия природных объектов, таким образом, не являются идеологическими топонимами, но в сознании современных калининградцев все же ассоциируются, в первую очередь, с советскими военнослужащими-героями Второй мировой войны, а не с названными в их честь городами и поселками. Особенно много подобных переименований отмечено нами в сфере дримонимики (наименований лесных массивов): Forst Schnecken à лес Гастелловский (расположен недалеко от поселка Гастеллово); Lugower Wald à лес Советский (начинается в районе города Советска) и т.п. Проводя количественные подсчеты, мы также причисляли такие реноминации к косвенным идеологическим антонимиям второй разновидности.

При описании статистики нельзя не сделать еще одну важную оговорку: в широком смысле идеологической антонимией можно было бы считать не только советизацию, но и русификацию территории через новое название, например, увековечивающее русского писателя ХIX века или апеллирующее к давно существующему русскому ойкониму. Мы же в рамках настоящей статьи в большей степени имели в виду именно идеологию политического режима, а потому учли при подсчетах только одну реноминацию такого рода - Preußendorf [деревня в Пруссии]à поселок Брянское, поскольку в ней противопоставление государств, в состав которых входит регион, предстает очевидным. С другой стороны, в качестве косвенной идеологической антонимии мы рассматриваем случай Didlacken à поселок Тельманово, так как Эрнст Тельман, несмотря на свое немецкое происхождение, был лидером коммунистов, а значит, носителем той идеологии, которую не поддерживало исходное прусское, но разделяло новое советское правительство.

Отдельной квантитативной характеристики, конечно же, требует само распределение исходных и новых географических названий, несущих идеологическую окраску, по семантическим классам. Так, среди 12 исходных идеологических топонимов, зафиксированных в нашей выборке, однозначно преобладают лексические единицы двух семантических классов:

- номинации в честь прусских королей или членов королевской семьи (7 случаев или 58 %), например, Фридриха, Вильгельма или королевы Луизы;

- теотопонимы, то есть номинации религиозного плана (2 случая или 17 %), в частности, образованный от имени земландского священника Георга ойконим Georgenburg и упомянутая в одном из примеров выше лексема Neukirch.

Новые идеологические топонимы отличаются и более выраженной количественной представленностью (81 в нашей выборке), и бóльшим разнообразием с точки зрения их отнесения к тем или иным семантическим классам, из которых лидирующие позиции занимают следующие четыре группы:

1. символические названия, отсылающие к типичным советским реалиям (30 случаев или 37 %): поселок Новоколхозное, река Красная, поселок Совхозное и др.;

2. номинации в честь советских героев Второй мировой войны, в том числе, но не обязательно участвующих в боях за Восточную Пруссию (25 случаев или 30 %): поселок Покрышкино, поселок Доваторовка, лес Гурьевский и т.п.;

3. антропотопонимы, связанные с фамилиями знаменитых революционеров (9 случаев или 11 %): поселок Ульяново, поселок Ленинское и др.;

4. мемориальные топонимы, закрепляющие в памяти народа три события советской истории: поселок Первомайское, поселок Октябрьское, поселок Победино и т.п. Мы насчитали 7 примеров подобных географических названий и ровно столько же топонимов, образованных от военных терминов, актуальных для нового политического режима (город Гвардейск, поселок Партизанское и др.).

Что касается роли руководства отдельных районных центров Калининградской области при выборе идеологической антонимии в качестве способа согласования исходной и новой топонимики при переименованиях, то она, на наш взгляд, не является существенной, поскольку доля идеологических топонимов в разных районах региона колеблется в узких пределах от 7,8 % в Черняховском районе до 13 % в Нестеровском районе.

В целом идеологизация топонимики при реноминациях оценивается специалистами как негативное явление, стирающее значительный культурный слой из памяти народа и демонстрирующее пренебрежение исконной топонимической функцией исторической памяти [5, с. 202]. Вопреки этому, после калининградской «топонимической революции» 40-50-х годов ХХ века продолжается использование идеологической антонимии при переименованиях географических объектов, правда, теперь оно носит «точечный» характер [2, с. 155-156].

1. Казакова М.В. Идеологический аспект общественно-политической лексики и его отражение в словаре современного немецкого языка (на примере языка национал-социализма) // Lingua Mobilis. 2011. № 3. – С. 108 – 114.
2. Демьянов К.В., Рыженко В.Г. Идеология, топонимика, политика памяти: о массовом переименовании городов в СССР // Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2017. № 4. – С. 153 – 160.
3. Сударь А.М. Социокультурный аспект изучения мемориальных топонимов Аргентины // Вопросы иберо-романистики. 2013. № 13. – С. 94 – 103.
4. Петешова О.В., Скогорева А.В. Топонимическое пространство и особенности его формирования при региональных переименованиях // Сибирский филологический форум. 2019. № 2 (6). – С. 79 – 88.
5. Рыжков А.Б. Сакрализация мемориальной топонимии в общественном сознании // Вопросы географии. 2018. № 146. – С. 200 – 208.