Общая педагогика, история педагогики и образования | Мир педагогики и психологии №3(20) Март, 2018

УДК 371.39

Дата публикации 29.03.2018

«Своё» и «Чужое» в контенте толерантности. Заметки о концептуальном взгляде на императив ХХI века

Татаринцева Регина Игоревна
преподаватель Департамента языковой подготовки; Финансовый университет при Правительстве Российской Федерации, РФ, г. Москва

Аннотация: Текст представляет общеконцептуальный взгляд преподавателя иностранного языка на трансформацию массового сознания новейшего времени в терминах от «Чужого» до «Своего», в изменчивости ментальности и толерантности в ареале смены политических формул, национального мировоззрения и русского миропонимания последних десятилетий, а главное – новейших проблемах общего мировосприятия, в том числе и школьников, поступающих в вузы страны.
Ключевые слова: чужой, другой, массовое сознание, менталитет, собственное, толерантность

«Alien» in the content of tolerance. Notes on the conceptual view of the imperative of the 21st century

Tatarintseva Regina Igorevna
Teacher of the Department of Language Training; Financial University under the Government of the Russian Federation, Russia, Moscow

Abstract: The article represents a conceptual view of the teacher of foreign languages and the transformation of mass perception of modern times in forms of «Alien» to «Our Own», in variability of mentality and tolerance in the range of political formulas shift, changes in national ideology and Russian worldview of last decades, and the most important thing – the newest general worldview problems, including schoolchildren enrolling in higher educational institutions of the country.
Keywords: alien, the other, our own, mass perception, mentality, tolerance

Словарь русского языка, фиксируя многозначную полисемию прилагательного «Чужой, чужая, чужое», двумя из значений определяет его как «то, что свойственно другому»; как «имеющий мало общего с кем-либо, не сходный с кем-либо по духу, взглядам, интересам, чуждый, далёкий» [6, 3, 693]. Этот же словарь определяет словарную единицу «Другой» как «не такой, как этот, отличающийся от этого; иной»[6, 1, 448]. Отсюда следует, что чужое в прошлом и настоящем всегда противостояло и противостоит своему, собственному, нашему.

Несколько строк, приведённых выше, вобрали в себя огромный ментальный пласт, преобразующий сознание, а значит – и получивший соответствующую литературу, в основании которой, стоит лишь взглянуть на ряд ключевых источников новейшего времени, стоит концептуальный сборник, построенный на дихотомии «Мы – они»: «50/50: Опыт словаря нового мышления», объёмно изданный в период советской Перестройки, а значит – и перестройки общественного сознания, двумя солидными издательствами – московским «Прогрессом» и парижским «Пайо» – в 1989 году [1] ; сборник академических статей специалистов отдела сравнительного культуроведения Института востоковедения РАН, представших доказательными монографическими очерками, – «Чужое: опыт преодоления. Очерки из истории культуры Средиземноморья», увидевший свет в московском научном издательстве «Ателейя» в 1999-м [7]; и важнее всего – недавняя большая коллективная монография Е.Л.Кудриной, М.В.Белозёровой, А.Н.Садового, В.Д.Пономарёва, В.И.Маркова «Толерантность в мультикультурном обществе: региональный аспект» [3], выпущенная Кемеровским государственным университетом культуры и искусства, высокий профессиональный уровень которой невозможно недооценить.

Как отмечают специалисты, «в том или ином виде активное противостояние Чужому присуще любой культуре, любому целостному и самодостаточному цивилизационному организму как некая иммунная (!) функция, сохраняющая Собственное в неприкосновенности. Другими словами, собственное обладает осязаемой границей: при взгляде изнутри эта граница видится как сливающийся с бесконечностью манящий горизонт возможного, но для наблюдателя извне [Чужого. – Р.Т.] она может предстать непреодолимой глухой стеной» [8, 28]. Это тонкое наблюдение позволяет утверждать, что в жизни человека,  социальной группы или любого общества повсеместно деление на основе противостояния «я – он, мы – они», и личностные, групповые или социальные границы здесь вполне конкретны. Вопрос лишь в историческом совершенствовании обратных связей. По ряду фундаментальных обстоятельств, в нашем новейшем времени они опрокидывают прежние политические препоны и идеологические догмы, формировавшие массовое сознание, привычно представлявшееся как общественное мнение.

Существует ли оно сегодня? «Одни на эти вопросы отвечают положительно, другие отрицательно. Однако правы и те, и другие, коль скоро в рамках европейской цивилизации данное понятие наделено не одним, а двумя различными смыслами: с одной стороны, это политический институт, который устойчиво и эффективно участвует в осуществлении власти, представляет собой один из признанных, узаконенных механизмов процесса принятия решений на всех уровнях жизни общества, а с другой – это всего лишь совокупное суждение, разделяемое различными социальными общностями по поводу тех или иных событий, явлений действительности» [2, 214]. Значит, общественное мнение – явление динамичное, изменяющееся… По мере смены цивилизационных или политико-социальных приоритетов, по мере развития того или иного общества, это мнение может трансформироваться от простого массового суждения до уровней социальных институций, и наоборот, конечно. Имея в виду последнее, новейшие примеры рядом – на ближайшей, этнически однородной территории бывшего СССР… Понятно, что если здесь несколько углубиться в «коллективное бессознательное» Карла Густава Юнга, так из него не выберешься ни в каком тексте вообще… [4, 52-53].

Возвращаясь к дихотомии, а лучше к диархии «мы – они», следует переключиться на иное. Вскользь окидывая преподавательским взглядом хотя бы предшествующие литературоведческие, например, концепции лет за пятьдесят-шестьдесят именно как гуманитарно-мировоззренческие, универсально-обобщающе могут прозвучать несколько строк французского писателя Жана-Клода Перье, схватившие ретроспекцию от сегодняшнего дня  до середины ХХ века: «Поколение университетских литературоведов, адептов психоанализа, материализма, структурализма и Нового романа, в лучшем случае пренебрегали писателем [То есть человеком. – Р.Т.], а в худшем изображали его ретроградом, ратовавшим за отжившие ценности: человечность, героизм, жертвенность, перераставшие самого себя, веру в человека и даже в Бога… Долой с корабля современности! К счастью, колесо истории продолжает вертеться, и на протяжении последних двадцати лет мы совершенно отчётливо видим его повороты. Аятоллы «новой критики», изрядно помучив писателей и наделив их немалым количеством комплексов, умерли или истёрлись из памяти. Их теории тоже оказались не такими уж долговечными» [5, 7-8]. То же, мне кажется, с уверенностью можно сказать и о политических утопиях и модуляциях всё ещё умственно невообразимого русского ХХ века…

Последняя строка чуть выше цитированного текста французского автора вполне способна предстать, кажется, универсальной гуманитарной формулой, потому что исторически, а значит – в стремительной динамике повседневности новейшего времени, год за годом вытягивающегося в десятилетия, меняются не просто какие-то там литературоведческие, политические или умозрительные конструкции, но и массовое сознание, и даже вековечное «коллективное бессознательное», потому что генезис общества движет и теснит и ту мировоззренческую категорию, что именуется «Собственная» и противостоит «Чужому», а значит, перешагивая через цивилизационные и этнокультурные границы, – трансформирует и менталитет.

«Понятие «mentalite» утвердилось в интеллектуальной жизни Запада как поправка ХХ века к просветительскому отождествлению сознания с разумом. Менталитет – это нечто общее между сознательным и бессознательным, логическим и эмоциональным. Значит – трудно фиксируемый источник мышления, идеологии и веры, чувств и эмоций.<…> Несколько раньше, чем слова «перестройка» и «гласность» вошли в европейские языки, русский язык позаимствовал понятия «ментальность», «менталитет», «ментальные структуры». Это не совпадение, а взаимосвязь [1, 460]. И это очень правильно, тем более что любой словарь новой русской лексики второй половины ХХ века легко определит «менталитет» как «способ мышления, мировоззрения, мировосприятия личности или социальной группы».

Легко охватив взглядом все предыдущие строки и абзацы этих мировоззренческих заметок, каждому будет понятно, что следующим термином здесь, на смену «менталитету», появится «толерантность». Когда-то давно, живя ещё в Крыму, где на этом маленьком полуострове веками притирались и притёрлись – в исторической периодизации нового времени – друг к другу десятки национальностей. Автору этих строк со школьных лет были понятны простые схемы: «мы – они», «своё – чужое», ну и житейские обиходы повседневной толерантности в этих условиях, конечно же, тоже.

«В современный период развития общественных отношений толерантность имеет особое значение. Формирование культуры толерантности является одной из важнейших проблем нового, ХХI века» [3, 9]. Это легко понять, потому что, на взгляд автора этих заметок, терпимость и снисходительность к чему-нибудь – а ещё лучше ко всему вообще, – это и есть основа житейского, социального и даже, пусть и не всегда, политического мировоззрения. Это когда мы, например, общенародно выбираем Президента Российской Федерации, депутатов Государственной Думы, лидеров региональной власти или деятелей местного самоуправления.

Автору этих строк повезло ещё в школе, в старших классах общеобразовательной школы тогдашнего Крыма, познать и постичь простые мировоззренческие истины – «массовое сознание, менталитет, толерантность» и что-то прочее, что было доступно школьникам в их тогда ещё полусоветском, что-ли, так называемом «интернационалистском» воспитании, подтверждённом затем и высшей школой. Сегодняшняя общеобразовательная школа, а во многом и высшая, как мне кажется, по всем этим категориям требуют каких-то существенных корректировок.  И это не субъективное мнение, а взгляд  ряда профильных специалистов, докторов социальных наук, представших нам в их коллективной монографии [3]. На наш взгляд, принципиальное значение здесь имеет содержание толерантности, переносящей нас в тонкую конкретику, имеющую именно региональное значение, потому что федерализм и сформирован региональными пространствами нашей великой страны.

Понимая парадигму как историческое сравнение, мы принимаем толерантность именно императивом ХХI века, не оставляющим выбора, имеющим под собой формирование нового общественного мировоззрения в эпоху глобализации и мультикультурности сообществ. Понимаем как ослабление экономических, этнических и иных, не путать с государственными, границ, а главное – как состоявшееся радикальное отторжение той самой марксистской «пятичленки». Это когда все, во всём мире, уверенной поступью – от первобытности и к социализму, да ещё и под знамёнами пролетарского интернационализма…

Толерантность – это и терпимость, и уважение, и снисходительность к чему-нибудь, что в том же мировосприятии по схеме «своё – чужое», только с противоположными знаками, наравне живёт вокруг нас… А значит – равное восприятие и понимание всего, что нас окружает по формуле «мы – они» и адекватно – «они – мы». В многонациональном государстве – от школы, через высшую школу и до профессиональной деятельности в жизни – это обычная повседневность. В мультикультурном аспекте – именно повседневность. В цивилизационных же пространствах – серьёзное основание для теоретических и различных мировоззренческих перестроек сознания  и социальных модуляций… А вот в повседневной жизни рядового преподавателя – тоже обыденность, предполагающая обиходную толерантность абитуриентов, а затем и студентов.

Основываясь на результатах исследования регионального аспекта толерантности в мультикультурном обществе [3], выполненного специалистами Кемеровского государственного университета культуры и искусств, а главное – на предпринятом ими широком анализе проблем толерантности в деятельности учреждений науки, образования и культуры [3, 123-234 ]; на предлагаемом ими ряде конкретных школьных программ и рекомендаций, которые общеознакомительным единым курсом неплохо бы немедленно втащить и в высшую школу, – всё это очень хочется объединить в универсальный ряд «Уроки толерантности» [3, 272-314], – в ту самую мировоззренческую программу основ бытия, которой, пусть и в концептуально перегруженном общем мировосприятии новейшего времени, всё ещё так не хватает в просветительском, а значит – и в людском обиходе.  


Список литературы

1. 50/50: Опыт словаря нового мышления / Под общей редакцией Ю.Афанасьева и М.Ферро. – М.: Прогресс – Пайо, 1989. – 560 с.
2. Грушин, Борис. Общественное мнение. // 50/50: Опыт словаря нового мышления. – М.: Прогресс, Пайо, 1989.
3. Кудрина Е.Л., Белозёрова М.В., Садовой А.Н. и др. Толерантность в мультикультурном обществе: региональный аспект / Под науч. ред. Е.Л.Кудриной. Министерство культуры Российской Федерации; Кемеровский государственный университет культуры и искусств. – Кемерово: КемГУКИ 2013. – 384 с.
4. Одайник, В. Психология политики: Политические и социальные идеи Карла Густава Юнга. – СПб.: Ювента, 1996.
5. Перье, Жан-Клод. Загадка де Сент-Экзюпери. – М.: Эксмо, 2011.
6. Словарь русского языка. В 4-х тт. – М.: Русский язык, 1985-1988.
7. Чужое: опыты преодоления. Очерки из истории культуры Средиземноморья / Под ред. Р.М.Шукурова. – М.: Алетейа, 1999. – 384 с.
8. Шукуров Р.М. Введение, или Предварительные замечания о чуждости в истории. // Чужое: опыт преодоления. – М.: Алетейа, 1999.

Расскажите о нас своим друзьям: