Литература народов стран зарубежья | Филологический аспект №3 (47) Март 2019

УДК 82.0

Дата публикации 25.03.2019

Религиозные репрезентации в романе-утопии М. Б. Лейн «Mizora: A Prophecy»

Таньков Николай Николаевич
канд. пед. наук, доцент, доцент кафедры «Романо-германская филология», Пензенский государственный университет, РФ, г. Пенза, tankovnn@gmail.com
Алешечкин Юрий Евгеньевич
магистрант направления «Государственное и муниципальное управление», Пензенский государственный университет, РФ, г. Пенза, yurij-aleshechkin@yandex.ru
Голенева Мария Юрьевна
учащаяся 11 класса, МБОУ СОШ № 59, РФ, г. Пенза

Аннотация: В статье рассматривается проблема взаимодействия науки и религии в англоязычной научной фантастике. Обоснована необходимость использования когнитивной антропологии в качестве теоретико-методологической основы исследования религиозных репрезентаций в англоязычных научно-фантастических произведениях. Приводятся методологические положения, необходимые для изучения репрезентаций религии в научно-фантастическом художественном тексте, базирующегося на когнитивной антропологии. Представлено краткое содержание романа-утопии М. Б. Лейн «Mizora: A Prophecy». Исследованы религиозные репрезентации, нашедшие выражение в образах героев произведения: Веры Зарович, Уоны и Наставницы. Сделаны выводы, указывающие на противопоставление автором романа научного и религиозного мировоззрений. Выявлены перспективы использования результатов исследования.
Ключевые слова: религиозные репрезентации, англоязычная научная фантастика, литературная утопия, когнитивная антропология, когнитивная схема, мета-повествование

Representations of Religion in Mary Bradley Lane’s «Mizora: A Prophecy»

Tankov Nikolai Nikolayevich
PhD in Pedagogy, docent, associate professor at the Department of Romance and Germanic Languages, Penza State University, Russia, Penza
Aleshechkin Yuri Yevgenyevich
Master’s student in Public and Municipal Administration, Penza State University, Russia, Penza
Goleneva Maria Yurievna
11th grade student, Secondary School No. 59, Russia, Penza

Abstract: The article studies the problem of interaction between science and religion in English science fiction. We prove that it is necessary to use cognitive anthropology as a theoretical and methodological basis to study representations of religion in English science-fiction works. We also list methodological principles that are necessary to conduct a cognitive anthropology-based study of representations of religion in science-fiction works. The article gives a synopsis of Mary Bradley Lane’s «Mizora: A Prophecy», which is a utopian novel. Then we analyze the representations of religion reflected in such characters as Vera Zarovitch, Wauna and the Preceptress. After that, we make several conclusions indicating that the author of the novel contrasts scientific and religious worldviews. Finally, we highlight some areas for future research.
Keywords: representations of religion, English science fiction, utopian literature, cognitive anthropology, mental schema, meta-narrative

В течение длительного времени в культуре Запада религиозное восприятие мира и места в нем человека противопоставляется научным подходам к рассмотрению подобных вопросов. Убежденность Запада в существовании противоречий между наукой и религией находит выражение в англоязычной научной фантастике, в ряду жанров которой литературоведы рассматривают утопию и антиутопию [1; 2]. В конце XIX – начале XX вв. опубликовано большое количество англоязычных утопий и антиутопий, включающих религиозные образы: «Looking Backward: 2000–1887» Э. Беллами, «Mizora: A Prophecy» М. Б. Лейн, «Herland» Ш. П. Гилман, «Lord of the World» Р. Х. Бенсона, «And A New Earth» Ч. Э. Джакомба, и др. В некоторых произведениях писатели-фантасты используют религиозные образы с целью сопоставить научное и религиозное мировоззрения, показывая взаимодействие науки и религии. С. Хротик справедливо отмечает, что внутри англоязычного научно-фантастического жанра существует диалектическая взаимосвязь между наукой и религией, резко контрастирующая с их дихотомической оценкой внешним миром [3]. По мнению ученого, которое мы разделяем, репрезентации религии в научной фантастике являются предметом исследования когнитивной антропологии, а эволюция этих репрезентаций привела к формированию специфического мета-повествования [3].

Все это, на наш взгляд, обусловливает необходимость использования когнитивной антропологии в качестве теоретико-методологической основы исследования религиозных репрезентаций в англоязычных научно-фантастических произведениях.

Мы придерживаемся точки зрения Л. Мартина, что религия – социальная система, основанная на убеждении в существовании сверхъестественных сил [4].

Исследование репрезентаций религии в научно-фантастическом художественном тексте, базирующееся на когнитивной антропологии, включает изучение определенного социального поведения (верований в сверхъестественные силы; мотивов коллективного принятия этих верований; изменений личностного восприятия, обусловленных формированием определенных культурно-специфичных убеждений по отношению к сверхъестественному) и осуществляется с учетом ряда методологических положений:

  • научно-фантастическое произведение, подобно культуре, является системой общепринятых когнитивных схем (репрезентаций), реализуемой всеми членами сообщества (авторами, фанатами и редакторами) в процессе межличностного взаимодействия и формируемой под воздействием совместного опыта [3; 5];
  • когнитивные репрезентации накапливают изменения в процессе культурного развития; повествовательные репрезентации в диахронии образуют мета-повествование, которое сформировано коллективным вкладом писателей-фантастов различных поколений, находящим отражение в сложных результатах культурного развития [6];
  • подобно биологической эволюции, отбор научно-фантастических и культурных схем может быть обусловлен средой; в отличие от биологической эволюции научно-фантастические схемы, подобно культурному развитию, могут базироваться на целенаправленном «разумном замысле» [3];
  • репрезентативность когнитивной схемы писателя или коллективного мета-повествования определяется степенью ее распространения и устойчивости, популярностью художественного произведения, а не его тиражом и качеством [3].

На наш взгляд, интерес представляют религиозные репрезентации в романе-утопии М. Б. Лейн «Mizora: A Prophecy» (1880-1881). Главной героиней этого произведения является молодая русская княгиня Вера Зарович, которую признают неугодной царскому режиму и приговаривают к ссылке в Сибирь. Впоследствии княгине Зарович удается сбежать. Однако байдарку героини через отверстие в полюсе уносит в Мизору – страну, находящуюся в полости Земли. М. Б. Лейн изображает высокоразвитое государство, населенное исключительно светловолосыми женщинами, живущими в социальной гармонии благодаря науке и образованию. Из диалогов с Уоной, проводницей по новому миру, Вера узнает о том, что непрерывное образование и научный прогресс позволили жителям Мизоры внедрить видеотелефонную связь, провести генетические манипуляции с зерновыми и наладить химическое производство «чистых» продуктов питания. Кроме того, главная героиня выясняет, что «арийки» отказались от «религиозных суеверий», размножаются партеногенезом и практикуют евгенику. Спустя пятнадцать лет Вера Зарович возвращается на родину и, занимаясь благотворительностью, передает своему народу новые знания о социальных, культурных и научных достижениях Мизоры.

Значимыми для нашего исследования являются религиозные репрезентации, нашедшие выражение в образах Веры, Уоны и Наставницы.

М. Б. Лейн акцентирует внимание читателя на изумлении главной героини, вызванном отсутствием в Мизоре священных культовых объектов и религиозных обрядов, адресованных Богу:

(1) “Have you, then, I asked in astonishment, no religious temples devoted to worship?” [7] / «Значит, у вас, – спросила я изумленно, – нет храмов, предназначенных для отправления религиозного культа?» (здесь и далееперевод авторов статьиН. Т., Ю. А., М. Г.)

(2) “But have you no building devoted to divine worship; no temple that belongs specially to your Deity; to the Being that created you, and to whom you owe eternal gratitude and homage?” [7] / «Но разве у вас нет сооружения, предназначенного для совершения богослужения; нет храма, который принадлежит исключительно вашему Богу; существу, которое сотворило вас и долг перед которым вы искупаете неизменной благодарностью и почитанием

(3) “But how,” I asked in bewildered astonishment, “how can you think of living without creeds, and confessionals? How can you prosper without prayer? How can you be upright, and honest, and true to yourselves and your friends without praying for divine grace and strength to sustain you? How can you be noble, and keep from envying your neighbors, without a prayer for divine grace to assist you to resist such temptation?” [7] / «Но как, – спросила я растерянно и изумленно, – как можно мыслить жизнь без религиозных убеждений и исповедей? Как можно благоденствовать без молитвы? Как можно сохранять добродетельность и честность, верность себе и своим друзьям без мольбы о милости Божией, дарующей силу и поддержку? Как можно оставаться благородным и не предаваться зависти к ближнему без мольбы о том, чтобы милость Господня споспешествовала воздержанию от соблазна сего

Оценивая представления Веры о религии как древних суевериях, Уона подчеркивает, что единственное религиозное убеждение в Мизоре сводится к тому, что «Природа является Богом, а Бог – Природой» [7]. Главной богиней жительниц Мизоры является Наука:

(1) “Oh, daughter of the dark ages, said Wauna, sadly, turn to the benevolent and ever-willing Science. She is the goddess who has led us out of ignorance and superstition; out of degradation and disease, and every other wretchedness that superstitious, degraded humanity has known.” [7] / «О дочь темных времен, – с печалью в голосе произнесла Уона, – обратитесь к великодушной и неутомимой Науке. Это та самая богиня, которая избавила нас от невежества и суеверия, от вырождения и болезни, любых других несчастий, выпавших на долю суеверного, деградирующего человечества.

(2) “She is the divinity who never turned a deaf ear to earnest and persistent effort in a sensible direction.” [7] / «Она божество, которое никогда не оставалось глухим к искренним и упорным усилиям в разумном направлении».

Значимым является эпизод, в котором Уона противопоставляет результативность научной деятельности Мизоры тщетности человеческих молитв, имеющих целью получить незаслуженные выгоды:

(1) “In your superstitious belief you pray for benefits you have never earned, possibly do not deserve, but expect to get simply because you pray for them. Science never betrays such partiality. The favors she bestows are conferred only upon the industrious.” [7] / «Будучи суеверными, вы молитесь о получении привилегий, которых вы еще не заработали и, возможно, не заслуживаете, но ожидаете получить лишь потому, что молитесь ради них. Наука никогда не проявляет такой пристрастности. Даруемые ей блага достаются только трудолюбивым».

(2) “Prayer never saved one of my ancestors from premature deathBut science, when solicited by careful study and experiment and investigation, offered the remedy. And now, we defy disease and have no fear of death until our natural time comes, and then it will be the welcome rest that the worn-out body meets with gratitude.” [7] / «Молитва ни разу не спасла ни одного из моих предков от безвременной смерти… Но наука, движимая всесторонним изучением, и экспериментом, и исследованием, предоставила то самое лекарство. И теперь мы не поддаемся болезни и не боимся смерти до тех пор, пока не истечет срок, отведенный нам природой; затем нас ожидает желанный покой, принимаемый изнуренным телом с благодарностью».

При раскрытии образов Веры и Уоны автор акцентирует значительное внимание на представлениях о загробной жизни и душе. М. Б. Лейн противопоставляет ортодоксальные христианские представления Веры рациональному научному подходу Уоны, который подвергает сомнению жизнь после смерти и отрицает существование души, отождествляя ее с силой, определяющей активность мозга:

(1) “What our future is to be after dissolution no one knows,” replied Wauna, with the greatest calmness and unconcern [7]. / «Какое будущее ожидает нас после распада, никто не знает», – ответила Уона с глубочайшим спокойствием и равнодушием.

(2) “But the brain is a more mysterious structure, for the force which compels it to action we cannot analyze. The superstitious ancients called this mystery the soul.” [7] / «Но мозг является более загадочной структурой, поскольку мы не можем проанализировать силу, приводящую его в действие. Суеверные древние называли эту загадку душой».

(3) “That beautiful visionary idea of a soul must fade, as youth and beauty fade, never to return; for Nature nowhere teaches the existence of such a thing. It was a belief born of that agony of longing for happiness without alloy, which the children of earth in the long-ago ages hoped for, but never knew… The conditions of society in those earlier ages rendered it impossible to enjoy this life perfectly, and hope and longing pictured an imaginary one for an imaginary part of the body called the Soul. Progress and civilization have brought to us the ideal heaven of the ancients, and we receive from Nature no evidence of any other.” [7] / «Этому красивому иллюзорному представлению о душе суждено потускнеть подобно тому, как безвозвратно блекнут молодость и красота, ибо в Природе-учительнице нигде не встречается такая сущность. Это верование было порождено мучительно сильным желанием достичь ничем не омраченного счастья, на которое уповали дети земли в давние времена, но так никогда и не обрели его… Из-за состояния общества в те ранние века полное наслаждение жизнью было невозможным, и, благодаря надежде и сильному желанию, возникли представления о мнимой жизни для мнимой части тела, названной Душой. Прогресс и цивилизация принесли нам идеальный рай древних, и Природа не дает нам доказательств существования какого-либо другого».

Различие представлений о душе находит выражение и в оценке персонажами главной жизненной цели: для Веры это стремление к спасению души, а для Уоны – праведный труд на благо общества:

(1) “Your whole aim in life, then, is to work for the future of your race, instead of the eternal welfare of your own soul?I questioned, in surprise [7]. / «Значит, основная цель вашей жизни – работа по обеспечению будущего вашей расы вместо вечного благоденствия собственной души?» – спросила я удивленно.

(2) “A just and kind action will help you farther on the road to heaven than all the prayers that you can utter, and all the pains and sufferings that you can inflict upon the flesh, for it will be that much added to the happiness of this world.” [7] / «Справедливый и добрый поступок поможет вам на пути в Царствие Небесное больше всех произнесенных молитв, всех болей и страданий, причиняемых плоти, поскольку он сделает этот мир гораздо счастливей».

Отношение общества Мизоры к смерти раскрыто автором через описание траурных церемоний, увиденных главной героиней. Вера становится свидетелем похорон молодой девушки, погибшей в результате несчастного случая, и пожилой женщины, умершей по естественным причинам.

Княгиня Зарович отмечает, что в результате внезапной смерти девушки общество Мизоры погрузилось в глубокий траур:

(1) As we passed through the city, I noticed that every business house was closed. The whole city was sympathizing with sorrow. I never before saw so vast a concourse of people [7]. / Когда мы шли по городу, я заметила, что все коммерческие фирмы закрыты. Весь город был охвачен общим горем. До этого я никогда не видела такого огромного скопления людей.

(2) A whole city mourned the premature death of gifted and lovely youth [7]. / Весь город скорбел о безвременной кончине одаренной и красивой молодой девушки.

Вера описывает светский обряд похорон, включающий прощание с умершей, траурное шествие и захоронение тела в могилу на кладбище. Погребение сопровождают заупокойные песнопения молодых девушек:

The procession of young girls formed a circle inclosing the grave and the mourners, and began chanting a slow and sorrowful dirge [7]. / Вереница молодых девушек, образовав кольцо вокруг могилы и скорбящих, начала петь медленную и горестную погребальную песнь.

После похорон главная героиня обращает внимание своей проводницы на сокрытие скорби родственниками усопшей. В ответ Уона объясняет такую сдержанность тем, что общество Мизоры считает смерть неизбежным концом, обусловленным законом природы:

(1) “True refinement is unobtrusive in everything, and while we do not desire to repress a natural and inevitable feeling of sorrow, we do desire to conceal and conquer it, for the reason that death is a law of nature that we cannot evade.” [7] / «Истинная утонченность ненавязчива во всем, и, хотя мы не жаждем подавить естественное и неизбежное чувство скорби, мы все-таки жаждем скрыть и преодолеть его по той причине, что смерть является законом природы, от исполнения которого мы не можем уклониться».

(2) “There is a cruelty in life, <…> which we must accept with stoicism as the inevitable.” [7] / «Жизни присуща определенная жестокость, <…> которую надо принимать стоически, как неизбежность».

Природа, как объект веры мизорцев, исключает возможность загробной жизни, допуская существование индивидуального сознания:

We place implicit faith in the revelations of Nature, and in no circumstances does she bid us expect a life beyond that of the body. That is a life of individual consciousness.” [7] / «Мы безоговорочно верим в откровения Природы, и ни в коем случае она не велит нам ожидать жизнь вне тела. Это жизнь индивидуального сознания».

Уона подчеркивает, что, подобно тому как жители Мизоры избавились от похоти, человечество ради собственного благополучия должно отказаться от представлений о любви на небесах после смерти: “Your belief has something pretty in it, but for your own welfare, and that of your people, you must get rid of it as we have got rid of the offspring of Lust. <…> That love which you speak of, I know nothing about. I would not know. It is a degradation which mars your young life and embitters the memories of age. We have advanced beyond it.” [7] / «В вашей вере есть что-то милое, но ради собственного благополучия и благополучия вашего народа вам необходимо избавиться от нее подобно тому, как мы избавились от отпрыска Похоти. <…> О любви, упоминаемой вами, я ничего не знаю. И знать не хочу. Это вырождение, которое портит вашу молодость и отравляет воспоминания в старости. Мы преодолели этот этап развития и находимся на более высокой ступени».

Другим примером описания траурной церемонии являются похороны пожилой женщины, скончавшейся от естественных причин. Вера Зарович отмечает отличия погребального обряда от увиденного ею ранее:

(1) Old age, in some respects, had a similar ceremony, but the funeral of an aged person differed greatly from what I had witnessed at the grave of youth [7]. / Если умирал человек преклонного возраста, проводилась отчасти сходная церемония, но похороны пожилого человека значительно отличались от того, чему я была свидетелем у могилы молодой девушки.

(2) No tears were shed; no mourning worn; no sorrowful chanting [7]. / Не было слез; не было траурных одеяний; не было печальных песнопений.

(3) That sympathy and regret which the city had expressed for the young dead was manifested only in decorum and respectful attendance at the funeral. No one appeared to feel that it was an occasion for mourning [7]. / Те сочувствие и сожаление, которые выражались в городе по отношению к покойной молодой девушке, обнаруживались лишь во внешнем приличии и почтительном присутствии на похоронах. Никто, казалось, не воспринимал это событие как повод для траура.

Главная героиня поражена отсутствием траура: I was so astonished at the absence of mourning that I asked an explanation of Wauna [7]. / Меня настолько поразило отсутствие траура, что я обратилась к Уоне за разъяснениями.

От Уоны она узнает, что в Мизоре не скорбят о смерти от естественных причин в силу ее неизбежности:

Why should we mourn <…> for what is inevitable? Death must come, and, in this instance, it came in its natural way. There is nothing to be regretted or mourned over, <…> mourning would be out of place, for life has fulfilled its promises. Its work is done, and nature has given the worn-out body rest. That is all.” [7] / «Зачем скорбеть <…> о том, что неизбежно? Смерть должна прийти и, в этом случае, она пришла естественным путем. Не о чем сожалеть или скорбеть, <…> траур был бы неуместен, поскольку жизнь исполнила свои обещания. Она подошла к концу, и природа дала покой изнуренному телу. Вот и все».

Таким образом, обряд похорон в Мизоре включает символические стереотипные коллективные действия, воплощающие в себе определенные социальные идеи, представления, нормы и ценности и вызывающие определенные коллективные чувства. Однако, в отличие от церковного, этот обряд не является внешним выражением верований в Бога, то есть носит светский характер.

Автор умело передает искреннее намерение Веры убедить мизорцев в существовании Бога и загробной жизни для обращения их в христианство, совершенствования их умственной и духовной культуры:

(1) Only I wished that they believed as I did, that all of those tender associations would be resumed beyond the grave. If only they could be convinced. I again broached the subject to Wauna. I could not relinquish the hope of converting her to my belief. She was so beautiful, so pure, and I loved her so dearly. I could not give up my hope of an eternal reunion [7]. / «Как же мне хотелось, чтобы они верили так же, как я, чтобы все те нежные ассоциации возобновились в загробном мире. Если бы я могла их убедить. Я вновь подняла эту тему при разговоре с Уоной. Я не могла потерять надежду на то, чтобы обратить ее в свою веру. Уона была такой красивой, такой непорочной, и я так нежно любила ее. Я не могла отказаться от надежды на вечное воссоединение».

(2) I began to feel anxious to convince them of the danger I felt they were incurring in neglecting prayer and supplication at the throne to continue them in their progress toward perfection of mental and moral culture [7]. / «Я почувствовала сильное желание убедить их в опасности, которую они, на мой взгляд, навлекали на себя, пренебрегая молитвой и обращением к Богу, необходимых для дальнейшего движения к совершенству умственной и духовной культуры».

Главная героиня утверждает, что несчастные люди не найдут утешения без веры в то, что на небесах они перестанут страдать, воссоединившись со своими усопшими близкими и возлюбленными. Однако Уона опровергает ее аргументы, указывая на то, что, согласно христианскому учению, небеса населяют не только праведники, но и грешники, обреченные на вечные страдания. По мнению проводницы, только в объективной реальности есть наказания и их существование обусловливается не греховностью, а невежеством. Поэтому сущность учения о поощрении и наказании в Мизоре сводится к тому, что несчастье является следствием невежества, а счастье невозможно без знания. Уона считает, что лучшей альтернативой загробной жизни является вечный покой тела и мозга, единственным безопасным путем к праведности может стать опора на силу воли, а достижение человеческим обществом высокой ступени развития возможно посредством отказа от религии.

Испытывая горечь от осознания невозможности сформировать у мизорцев религиозное мировоззрение, Вера заключает, что без надежды на загробную жизнь бытие «сродни пороку, преступлению и пожизненному тюремному заключению»: To live without a spiritual future in anticipation was akin to depravity, to crime and its penalty of prison life forever [7].

Главная героиня не может смириться с мыслью о том, что христианство, дарующее утешение через надежду на лучшую жизнь после смерти, должно «сгинуть в горниле Науки» [7], которая «очистит и возвеличит мир» [7].

Еще одним значимым персонажем является Наставница (англ. Preceptress [7]), которая занимает должность ведущего ученого Национального колледжа, являющуюся самой высокой и почетной. Автор использует образ Наставницы с целью противопоставить религию светскому образованию.

В ответ на предположение Веры о том, что Мизора избавлена от бедствий благодаря «божественной терпимости», Наставница просит главную героиню объяснить длительное процветание мизорцев и их устойчивый «иммунитет к наказаниям». Княгиня Зарович утверждает, что он обусловлен полным отсутствием в Мизоре лиц мужского пола как источника преступности. По мнению главной героини, основными средствами коррекции поведения преступников в исправительных учреждениях являются религиозные наставления, молитвы и трудовая деятельность:

(1) “We offer them the teachings of Christianity. <…> In the United States every penitentiary is supplied with a minister who expounds the Gospel to the prisoners every Sunday; that is once every seven days.” [7] / «Мы даем им основы христианского вероучения. <…> В Соединенных Штатах каждое исправительное учреждение обеспечено священнослужителем, который растолковывает Евангелие заключенным каждое воскресенье; то есть раз в семь дней».

(2) “They are all compelled to listen to religious instruction once a week, <…>. That surely ought to make some improvement in them.” [7] / «Они все обязаны слушать религиозные наставления раз в неделю, <…>. Это непременно должно помочь им исправиться».

(3) “The minister exhorted the prisoners to pray and be purged of their sins. And it was good advice.” [7] / «Священник увещевал заключенных молиться и очиститься от грехов. И это было хорошее наставление».

(4) “And what do they do the rest of the time?” “They work.” [7] / «А что они делают в остальное время?»«Работают».

Однако Наставница низко оценивает возможности религиозных наставлений, молитв и трудовой деятельности в тюрьмах, указывая на больший потенциал разностороннего светского образования при «искоренении греха»:

(1) “If they would divide the time, and compel them to study half a day as rigorously as they make them work, it would soon make a vast change in their morals. Nothing so ennobles the mind as a broad and thorough education.” [7] / «Если бы они распределяли время и заставляли их учиться половину дня так же строго, как они заставляют их работать, их нравы вскоре сильно бы изменились. Ничто так не облагораживает ум, как широкое и всестороннее образование».

(2) “Education will root out more sin than all your creeds can,” gravely answered the Preceptress. “Educate your convicts and train them into controlling and subduing their criminal tendencies by their own will, and it will have more effect on their morals than all the prayers ever uttered. Educate them up to that point where they can perceive for themselves the happiness of moral lives, and then you may trust them to temptation without fear.” [7] / «Образование искоренит больше греха, чем все ваши религиозные убеждения, – серьезно ответила Наставница. – Дайте образование вашим заключенным и научите их контролировать и подавлять преступные наклонности своей собственной волей, и это окажет большее воздействие на их нравы, чем все когда-либо произнесенные молитвы. Обучайте их до того момента, пока они сами не почувствуют радость добродетельной жизни, а затем вы сможете без страха подвергать их соблазну».

В качестве доказательств Наставница приводит факты из истории Мизоры, свидетельствующие о жестокости, суеверности и отсталости общества, опирающегося на социальный институт религии. Она подчеркивает, что невежественность древнего общества определялась степенью его «рабской» зависимости от религии, и иронично оценивает Божество, переубеждаемое молитвой. Все это позволяет Наставнице сделать вывод: религия, являясь следствием низкого уровня умственного развития, извращает здравый смысл, препятствует человеческому прогрессу и подлежит искоренению посредством образования.

В результате изучения религиозных репрезентаций, нашедших выражение в образах персонажей в романе-утопии М. Б. Лейн, сделаны выводы о том, что в «идеальном» государстве будущего Мизоре:

1) религия – препятствие научному и социальному развитию;

2) существование бога, души и загробной жизни сомнительно;

3) культовые объекты и религиозные обряды вытеснены светскими учреждениями культуры, традициями и обычаями;

4) развитие общества определено прогрессом в науке и образовании.

Сформулированные выводы, по нашему мнению, указывают на противопоставление автором произведения научного и религиозного мировоззрений.

Результаты исследования, на наш взгляд, могут быть использованы для дальнейшего изучения религиозных репрезентаций в литературных утопиях и антиутопиях конца XIX – начала XX вв.


Список литературы

1. Гиленсон Б.А. Утопия // Краткая литературная энциклопедия / Гл. ред. А.А. Сурков. М.: Советская энциклопедия, 1972. Т. 7: «Советская Украина» – Флиаки [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke7/ke7-8532.htm (дата обращения: 02.03.2019).
2. Литература и язык: современная иллюстрированная энциклопедия [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.e-reading.club/chapter.php/68589/4/Enciklopediya__Literatura_i_yazyk__%28s_illyustraciyami%29.html (дата обращения: 16.03.2019).
3. Hrotic S. Religion in science fiction: the evolution of an idea and the extinction of a genre. Bloomsbury Academic, 2014.
4. Martin L.H. Secular theory and the academic study of religion // Deep history, secular theory: Scientific studies of religion. Berlin: De Gruyter, 2014. Pp. 35–44.
5. Sperber D. Explaining culture: A naturalistic approach. Oxford: Blackwell Publishers, 1996.
6. Tomasello M. The cultural origins of human cognition. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1999.
Список источников
7. Lane M.E.B. Mizora: A Prophecy [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://ebooks.adelaide.edu.au/l/lane/mary_ebradley/mizora/ (дата обращения: 02.03.2019).

Расскажите о нас своим друзьям: