Полифункциональная нагрузка фразеологических единиц в малой прозе Михаила Пришвина

Безруков Андрей Николаевич
канд. филол. наук, доцент кафедры филологии, Башкирский государственный университет, Бирский филиал, РФ, Республика Башкортостан, г. Бирск, in_text@mailr.ru
Горшкова Анастасия Викторовна
студентка факультета филологии и межкультурных коммуникаций, Башкирский государственный университет, Бирский филиал, РФ, Республика Башкортостан, г. Бирск, popova_anastasiya_1995@mail.ru

Аннотация: В данной статье рассматривается проблема функционирования фразеологических единиц в прозе М.М. Пришвина. Языковой состав прозы писателя является действенным инструментарием формирования особой поэтической картины мира. Комплексное исследование фразеологических оборотов позволяет по-новому верифицировать смысловые уровни текстов Пришвина. Особое внимание в работе уделено обозначению ряда функций устойчивых единиц, ибо их спектральная роль есть примета стиля и манеры повествования прозаика русской литературы ХХ века. Новый взгляд на проблему является обоснованным, актуальным, дискуссионным. Следовательно, материал будет полезен специалистам филологам, литературоведам, лингвистам профильной подготовки.
Ключевые слова: язык, авторский стиль, дискурс, фразеология, малая проза, Михаил Пришвин

The multifunctional status of phraseological units in the small prose by Mikhail Prishvin

Bezrukov Andrey Nikolaevich
Candidate of Philology, Associate Professor of the Department of Philology, Bashkir State University, Branch in Birsk, Russian Federation, Bashkortostan, Birsk
Gorshkova Anastasia Viktorovna
Student the Faculty of philology and intercultural communications, Bashkir State University, Branch in Birsk, Russian Federation, Bashkortostan, Birsk

Abstract: This article deals with the problem of the functioning of phraseological units in the prose by M.M. Prishvin. The language composition of the writer 's prose is an effective instrument for the formation of a special poetry picture of the world. A comprehensive study of phraseological turnover allows for a new verification of the meaning levels of Prishvin's texts. Special attention is paid in the work to the designation of a number of functions of stable units, for their spectral role is a choice of style and manner of narrative of prosaic Russian literature of the 20th century. The new view of the problem is reasonable, relevant, debatable. Therefore, the material will be useful to specialists of philologists, literary scientists, linguists of profile training.
Keywords: language, author's style, discourse, phraseology, small prose, Mikhail Prishvin

Язык художественной прозы необычайно интересен для изучения и научной оценки. Принятая в лингвистике методология анализа отсылает к дифференциации поэтических контаминаций и социально-активной формы естественных знаковых образований. Модели имманентного эстетического порядка оказываются в ситуации не только наличной фиксации как такового – сказанного автором, но и желаемого, предвосхищаемого реципиентом. Не случайно Г.О. Винокур в свое время отмечал, что «всякий культурный памятник, как знак, для того чтобы его можно было верно истолковать и понять, нуждается в предварительной оценке с точки зрения адекватности его выражения выражаемому, соответствия воплощения – заданию» [1, с. 81]. На наш взгляд, установка подобного типа наиболее активно проявляется в формате литературно-художественного дискурса [2].

Прозаический текст в отличие от лирического текста, либо текста драматического активно вбирает в себя не только метафорику, условность, обобщенный тип, но и стандартизацию, универсальность. Проза более открыта для действенного постулирования объективного, ибо в ней превалирует, даже плюралистично совмещаются и простота, и типизация, и шаблонность, и устойчивость, и авторская индивидуальность, и нарочитая дисперсия. Думается, что тексты М.М. Пришвина – художника внешних эстетических пределов – достаточно активно конденсируют палитру фразеологии, лексики доминант, менталики русского литературного языка. Таким образом, целью работы является попытка определить функции фразеологических единиц в малой прозе Михаила Пришвина, а также декодировать языковые границы его поэтического стиля.

Языковой основной исследования является рассказ М.М. Пришвина «Флейта» [3, с. 426-430], объем которого достаточен, а фактическая частность использования фразеологизмов достаточна, чтобы определить интересующий нас рубеж функционала. Методология данной работы ориентирована на принципы сплошной выборки языковых единиц, приемы анализа отобранного материала на грани функциональной стилистики, дискурсологии, теории верификации функционально-семантического поля.

Наследие Михаила Пришвина объемно, интересно, многообразно. Стандартизация авторского языка зависит от нарочито использованных в его текстах устойчивых конструктов – фразеологизмов. Следует отметить, что данный уровень, безусловно, близок лексическому и общая органика подобный замещений/синтеза рождает у читателя объемное представление о стилистическом колорите воспроизведенного автором. Таким образом, дополняя друг друга смежные уровни языка формируют базис, как номинаций художественной действительности, так и претворения эстетической образности.

У Михаила Пришвина роль фразеологии особого порядка. На наш взгляд, это и оценка происходящего, и средство выразительности, и эксперимент, и символ, и художественное обобщение, и воздействие на реципиента, и свойство мышления писателя, и нарочитая манифестация красоты национального языка. Каждая из указанных функций не может быть отделана друг от друга, они сопричастны, так как символическая органика есть предел и рационального, и эмоционально-чувственного. Стиль Пришвина есть попытка конденсировать разговорно-бытовое – естественное, литературное – вымышленное/условное, реальное – онтологически происходящее. Основная задача при такой манифестации возможна только на уровне языка, авторской декламации речи – практики дискурсивной игры.

Заметим, работы по лексике и фразеологии за последнее время [4, 5, 6, 7] поменяли свою направленность в сторону явной трансформации вербально-дискурсивного порядка. Вырабатывается так называемая новая парадигма, которая претворяет рождение авторского дискурса, или речи проецируемой на весь объем наличного. Литературный ХХ век был поглощен подобными экспериментами: разве не доказывает подобное поэзия К. Бальмонта, А. Блока, А. Белого, В. Маяковского, И. Северянина, С. Есенина, М. Цветаевой, проза М.А. Булгакова, М.М. Зощенко, М.А. Шолохова, А. Платонова. Ситуация языковых трансформаций, языковых колебаний есть закономерный итог отображения национальной истории, динамики родной речи.

Рассказ М.М. Пришвина «Флейта» был впервые опубликован в 1927 году. Его содержательная суть, сюжетный план как раз показывает ряд исторических преобразований в России начала ХХ века, которые автор не мог не отобразить в художественном формате. Главный герой текста – простой наблюдатель, крестьянин Михайло. Его интерес к природе, охоте, миру зверей нетривиален, он весьма наблюдателен, прозорлив, опытен. В большей степени рассказ есть описание мыслей и чувств Михайло, его поступков и действий. Автор строит поэтический дискурс наррации таким образом, чтобы максимально проявить и продемонстрировать язык своего персонажа, а далее его тип мышления, способ реакции на внешний мир, «отправной точкой любой мысли, либо точкой формирования знания о мире и человеке становится язык: универсальный код, культурный феномен, поэтический инструментарий. Прежде всего, в языке выражается любое понимание мира – от онтологически сущего до имманентно детального» [8, с. 181]. Практически каждая строка наличного текста вмещает устойчивый оборот – фразеологизм, который раскрывается по своему, имеет свой функциональный предел.

Обратившись к сплошному анализу языка «Флейты» М.М. Пришвина, была выявлена следующая система, использованных автором устойчивых оборотов. При этом сразу отметим, что ряд единиц включается в данный рассказ в видоизмененной форме. Можно предположить, автор таким образом усиливает акцент на языковом средстве, доводит устойчивый оборот до знака, поэтического, либо художественного символа. Подобное расширение влияет и на редупликацию функций фразеологизмов в наличном художественном тексте. Приведем сопоставительные с фразеологическим словарем А.И. Фёдорова [9] результаты выявленных фразеологизмов в виде таблицы:

Таблица 1. Смежное сопоставление устойчивых оборотов

Рассказ «Флейта»	Фразеологический словарь
И попутал же черт меня…	Черт попутал (с. 745).
Наговорили, как водится, про собаку семь коробов…	Наговорить с три короба (с. 399).
Просто прелесть…	Прелесть как (с. 520).
Все на свете забыл…	Все на свете (с. 101).
Мне страсть стала поперек горла…	Поперек горла (с. 506).
Вдруг сердце у меня упало…	Сердце упало (с. 612).
Идти козырем…	Корчить козыря (с. 316).
Хвост пистолетом…	Держать хвост пистолетом (с. 196).
Только свистнет…	Только свистни (с. 601).
Гнать в три шеи…	Три шеи (с. 757).
Ты вынул из меня душу …	Вынимать душу (с. 117).
На кой черт…	На кой (с. 302).
Сделать свое дело	Делать свое дело (с. 178).
Умнейшая голова…	Золотая голова (с. 145).
Взять свое…	Брать свое (с. 45).
В черта не верю…	Ни в Бога, ни в черта (с. 33).
День ото дня…	День ото дня (с. 189).
Ни одна живая душа…	Ни одна (живая) душа (с. 217).

Данный ряд фразеологических оборотов ориентирован, на наш взгляд, как на формирование сюжета, представление заглавного героя, разрешение художественной коллизии, так и прогнозирование желаемой реакции читателя, главным образом – сочувственно-эмоционального толка. Если начало текста имеет оттенки позитивного настроя: «Было это дело осенью, вышел я в лес пробовать собаку еще при звездах…» [3, с. 426], то завершается рассказ явно трагически, или с оттенками грусти и печали: «И когда я увидел, как все грабят княжеское добро, – я гвоздя не взял. И коня возвратил. Я охотник, ничего мне чужого не нужно, а свое задушевное я вернул» [3, с. 430]. Немаловажно, до этого читателя узнает: «Революция, арестовали царя» [3, с. 429]. Основной же конфликт текста/события все же разрешен – отобранная у Михайло собака – Флейта – волею судеб возвращена хозяину. Герой, как и читатель, получает особую интенцию эмоций, чувств, переживаний. При этом, несомненно, важен культурно-исторический контекст, языковое окружение, ситуативное использование фразеологизма.

В.В. Виноградов в своей работе по фразеологии и лексикологии констатировал, что «роль экспрессивных и эмоциональных факторов в образовании [да и функционировании – авторы] фразеологических сращений … очень велика. Экспрессивное значение легко может поглотить и нейтрализовать круг предметных значений слов, фразы. Оторванная от первоначального, породившего ее контекста, экспрессивная фраза быстро становится идиоматическим сращением» [10, с. 149]. В данной мысли есть и ориентир на то, что писатель меняет или же дополняет смысл устойчивого выражения, тем самым происходит «наполнение фразеологического оборота новым содержанием при сохранении его лексико-грамматической целостности» [11, с. 151]. Констатируем, что подобная контаминация авторского дискурса наблюдается и у Михаила Пришвина.

Установив ряд использованных автором оборотов, можно предположить разверстку функций, которые они выполняют в рассказе «Флейта». Как уже было отмечено ранее, фразеологизмы есть не только фиксация языковой наличности, но и стилистически размытый предел. Следовательно, их функции сводятся к следующему:

оценка описываемых событий/фактов;
придание особой выразительности;
абрис фактуры контраста на стыке буквального и экспериментального;
реализация вектора поэтического обобщения;
максимум воздействия на читателя;
констатация типа мышления автора;
усиления эмоционального накала;
акцентировка на главное;
сферическая символизация;
фиксация языковой эстетки.

Михаил Пришвин как художник слова умело обращается с фразеологией и свой собственный текст делает по возможности универсальной моделью речевого воздействия. Простота, доступность и вместе с этим особая звучность его языка в дефляции фразеологизмов, то есть повышении их особого статуса. Полифункциональная нагрузка данных единиц не однозначно верифицирует грань их применений в тексте, но расширяет амплитуду сокрытого потенциала.

Таким образом, в результате анализа функций фразеологических единиц в малой прозе М.М. Пришвина, в частности рассказа «Флейта» мы пришли к следующим выводам:

Выявленный ряд устойчивых оборотов свидетельствует о том, что писатель использует их не только для буквального продуцирования речевого потока близкого реальному, но и расширяет вектор контекстуального и потенциального мыслимого. Примером тому служит начало текста, где использованы фразеологизмы типа «попутал черт меня», «наговорил семь коробов», «просто прелесть», «все на свете», «поперек горла», «сердце упало», «идти козырем», «хвост пистолетом». В контексте целого данный ряд можно оценить как конкретика реальности, фиксация настоящего, эмпирически близкого как для героя, так и для читателя.
Эксперимент с фразеологизмами начинается после манифестации художественной коллизии. Их эмоциональный тон явно пограничен с трагическим, не желаемым, страшным. М.М. Пришвин не случайно вводит в оборот фразы «только свистнет», «гнать в три шеи», «вынуть душу», «на кой черт», «ни одна живая душа». Серьезности данной части придает и факт наступления изменений в России после революционного слома. Для героя рассказа это катастрофа – она буквально на языке, в ментальных формулах, которые так близки фразеологизмам.
Полифункциональная нагрузка устойчивых оборотов позволяет М.М. Пришвину расширить и границы смысла собственно своего текста, сориентировать читателя на ризому коннотаций. Усилив акцент на фразах «сделать дело», «умнейшая голова», «взять свое», «день ото дня» наступает некий эффект баланса – от трагедии социального порядка к внутреннему спокойствию человека. Обрести и вернуть свое – Флейту – для Михайло значит продлить онтологию существования в мире: «Держу я Флейту в одной руке, на луке, в другой повод … и умывать, и умывать! Тридцать верст проскакал, будто живой рукой за молнию держался» [3, с. 430]. А это вновь язык и нетривиальное, нешаблонное чувство справедливости, которое и дает веру в жизнь. Не случайно, проза Михаила Пришвина всецело ориентирована на сохранение памяти, культурного наследия, человечности. Ибо автор «пытался осуществить в своей жизни и выразить в своем слове идею преображения бытия творчеством, идею обретения человеком той подлинной свободы личности, которую никто не может у него отнять» [12, с. 4]. Таким образом, для языка М.М. Пришвина характерна открытость и понятность, доступность и эстетическая заданность. Привычные языковые номинации трансформируются в достаточно сложную парадигму, органично вбирающую рецептивные коннотации.

Итогом можно обозначить, что в целом фразеология русского языка процессуально действенна как в форме нормированного стандарта – это книжные стили, так и некнижной сферы – разговорно-бытового дискурса. Данный факт смешений, либо соединение типичного и авторского, позволяет предположить: стилистическая окраска фразеологических единиц в зависимости от ситуации использования допускает намеренное расширение их функциональной нагрузки.

Список литературы

1. Винокур Г.О. О языке художественной литературы. 2-е изд. М.: КомКнига, 2006. 328 с.
2. Безруков А.Н. Факторы семантической изотопии литературно-художественного дискурса // Нижневартовский филологический вестник. 2018. № 1. С. 13-21.
3. Пришвин М.М. Собр. соч.: в 8-ми т. Т.3. М.: Художественная литература, 1983. 542 с.
4. Акай О.М. Грамматико-стилистические и эмотивные межъязыковые лакуны // Филологические исследования. Вопросы теории и практики. 2019. Т.12. № 6. С. 360-364.
5. Баранов А.Н., Добровольский Д.О. Аспекты теории фразеологии. М.: Знак, 2008. 656 с.
6. Волошинов Ю.К. Семиозис и метафора фразеологизмов // Вестник Пятигорского государственного университета. 2019. № 2. С. 67-70.
7. Фокина М.А. Фразеологические единицы в повествовательной структуре романа И.А. Гончарова «Обыкновенная история» // Семантика языковых единиц в различных типах речи: сб. статей / Под науч. ред. Е.Н. Лагузовой. Ярославль: РИО ЯГПУ, 2019. С. 215-220.
8. Безруков А.Н. Эстетика воздействия текста на читательское сознание // Вестник Димитровградского инженерно-технологического института. 2015. № 1(6). С. 181-188.
9. Фёдоров А.И. Фразеологический словарь русского литературного языка: ок. 13000 фразеологических единиц. 3-е изд., испр. М.: Астрель: АСТ, 2008. 878 с.
10. Виноградов В.В. Лексикология и лексикография. Избранные труды. М.: Наука, 1977. 312 с.
11. Шанский Н.М. Фразеология современного русского языка. 3-е изд., испр. и доп. М.: 1985. 160 с.
12. Воспоминания о Михаиле Пришвине: сборник / Сост. Я.З. Гришина, Л.А. Рязанова. М.: Советский писатель, 1991. 368 с.

← Предыдущая статьяЭтимологический анализ фразеологизма: к истории и культуре народа

Следующая статья →Трудности перевода текста