Литература народов стран зарубежья | Филологический аспект №12 (44) Декабрь, 2018

УДК 821.112.2

Дата публикации 10.12.2018

Поэтика хронотопа в новелле Г. Гессе «Душа ребенка»

Малащенко Владимир Владимирович
канд. филол. наук, доцент Института гуманитарных наук, Балтийский федеральный университет имени Иммануила Канта, РФ, г. Калининград, vladmalkbg@yandex.ru

Аннотация: Целью данной статьи является исследование специфики пространственно-временного континуума новеллы «Душа ребенка» Г. Гессе в свете авторской интенции. Структурно-семантический метод исследования позволил определить особенности художественного мира новеллы, который станет устойчивой моделью в последующих произведениях писателя. Основные результаты: хронотоп новеллы дифференцирован автором на закрытый, идеальный топос дома, церкви («свое» пространство) и открытый, враждебный топос внешнего мира – улицы, двора («чужое» пространство). Ложь и кража героя определяют конфликт между сыном и отцом, миром детей и взрослых. Пограничные топосы двери и лестницы в мир отца в топосе дома обозначают трудное восхождение героя к светлому миру, морали и, одновременно, сопротивление этому миру. Научная новизна: устанавливается, что доминантным в новелле выступает замкнутый субъективный хронотоп сознания ребенка, через призму которого воспринимаются реципиентом все события. Доказывается изменение сознания и мировоззрения героя после перенесенной психологической травмы; последующее отрицание авторитета отца и трансформация на негативное отношение героя к изначально положительно маркированному топосу дома, символизирующего в финале тоталитарную власть и насилие. Практическая значимость: основные положения и выводы статьи могут быть использованы в вузовской практике в рамках спецкурсов и семинаров по малой прозе Г. Гессе.
Ключевые слова: Герман Гессе, автобиографическая новелла, хронотоп, детство, субъективное время, замкнутое субъективное пространство, психологическое насилие

Poetic of chronotope in Hesse`s novel "A Child’s Soul"

Malashchenko Vladimir Vladimirovich
candidate of phylological sciences, Associate professor of Institute of Human Sciences, Immanuel Kant Baltic Federal University, Russia, Kaliningrad

Abstract: The article aims to investigate the specificity of the space-time continuum of the novel "A Child’s Soul" by G. Hesse in the light of the author's intention. The structural-semantic method of research allowed to determine the features of the artistic world of the novel, which will become a stable model in the writer's subsequent works. The main results: the chronotope of the novella is differentiated by the author into the closed, ideal topos of the house, the church ("his" space) and the open, hostile topos of the outside world – the street, the yard ("alien" space). The lie and theft of the hero determine the conflict between the son and the father, the world of children and adults. Border topoi doors and stairs to the world of the father in the topos of the house signify the difficult ascent of the hero to the bright world, morality and, at the same time, resistance to this world. Scientific novelty: it is established that the closed subjective chronotope of the child’s consciousness, through the prism of which all events are perceived by the recipient, is dominant in the short story. A change in consciousness and outlook of the hero after suffering psychological trauma; the subsequent denial of the authority of the father and the transformation of the negative attitude of the hero to the originally positively marked topos at home, symbolizing in the final totalitarian power and violence is proved. Practical significance: the main provisions and conclusions of the article can be used in university practice in the framework of special courses and seminars on short prose by G. Hesse.
Keywords: Herman Hesse, autobiographical novel, chronotope, childhood, subjective time, closed subjective space, psychological violence

Художественное время и художественное пространство являются важнейшими категориями внутреннего мира произведения, моделируемого писателями. Именно пространственно-временной континуум задает параметры этого мира, определяя специфику жанра, композиции, сюжета и образной системы произведения. Как подчеркивает автор этого термина в отечественном литературоведении М.М. Бахтин, «хронотоп как формально-содержательная категория определяет (в значительной мере) и образ человека в литературе; этот образ всегда существенно хронотопичен» [2, с. 235]. Хронотоп произведения дает определенное представление читателю и о целостной картине мира. Важно также и то, что художественный образ «своим содержанием воспроизводит пространственно-временную картину мира, притом в ее символико-идеологическом, ценностном аспекте» [9, стлб. 1174].

Из отечественных германистов наиболее полно хронотоп отдельных произведений Гессе рассматривали В.Д. Седельник, А.Г. Березина, С.С. Аверинцев, Н.С. Павлова, не затрагивая при этом новеллу «Душа ребенка» и малую прозу писателя. Эти исследователи отмечали противопоставление внутреннего мира героев писателя внешней эмпирической реальности, конфликт мира идеального с миром реальным, что напрямую было связано с традициями немецкого романтизма, с творческими задачами «запоздалого романтика» [1, с. 5] Гессе на определенном этапе его писательской судьбы. Например, А. Березина говорит о разделении мира в романе «Демиан» на «две части – светлый организованный мир родительского дома и запретный, но манящий, мрачный, чувственный мир улицы» [3, с. 12]. Более детально хронотоп романов Гессе анализировал Р. Каралашвили, который выделил в типологии пространства художественного мира романов Гессе два устойчивых топоса – «дом» и «сад» [4, с. 182] и, в качестве примера, кратко описал пространство дома в новелле «Душа ребенка».

Автобиографизм произведений Г. Гессе – устойчивый топос как отечественного, так и зарубежного гессеведения. Свои книги Герман Гессе называл «биографиями души», и, как подчеркивает Н.С. Павлова, они «часто казались развернутыми монологами героев» [8, с. 57]. Уточним, что большинство произведений писателя, как по форме, так и по содержанию, являются внутренними монологами главных героев. Автобиографическая новелла Г. Гессе «Душа ребенка» репрезентирует реальный случай из детства писателя, который произошел в его родном городе. В просторном четырехэтажном доме по улице Бишофштрассе, на улицах и площадях небольшого и уютного немецкого города Кальв на реке Нагольд, расположенном в земле Баден-Вюртемберг и его окрестностях, развиваются основные события новеллы.

Центростремительный тип сюжета новеллы определяет интенсивно нарастающую динамику сюжетного действия и максимальную уплотненность дискретного художественного времени «Души ребенка». Все произошедшие события в жизни героя укладываются в период с утра субботы, «сам день чем-то походил на понедельник» [14, с. 436], как замечает герой, до вечера «печального воскресенья» [14, с. 463]. Линейное время новеллы охватывает два сегмента: настоящее время (основное сюжетное время), – состояние острого драматического конфликта, связанного с ложью и воровством, которое совершил герой; прошедшее время – время безмятежно-счастливой жизни детства ребенка в кругу семьи. В свою очередь художественное время дифференцировано писателем на объективное – реальное физическое время, охватывающее внешние события, и субъективное время – время безысходности и трагического одиночества героя, время страха, растерянности, мучительного ожидания раскрытия «преступления» и последующего наказания от отца и Бога. И объективное, и субъективное время по своему характеру фрагментарны, так как связаны с мироощущением, воображением и видениями главного героя, пребывающего в состоянии страха перед разоблачением его кражи. В эпизоде, когда герой понимает, что опоздал на урок гимнастики, автор описывает сосуществование объективного и субъективного времени на принципе контраста: «Вдруг я услышал среди тишины полдня бой часов, твердо и трезво вторгшийся в мои видения, один ясный, строгий удар и еще один. Было два часа, и я испуганно вернулся от воображаемых ужасов к ужасной действительности» [14, с. 447]. Особо отметим, что субъективное время в новелле «растянуто» и его протяженность не совпадает с границами реального физического времени. Это позволяет писателю подробно детализировать психологические процессы, происходящие в сознании ребенка.

В центре повествования «Души ребенка» – одиннадцатилетний мальчик, находящийся в том переходном и пограничном возрасте, когда он еще не вышел за границы детства, но уже пытается как-то утвердиться в своем новом состоянии на пороге подросткового возраста. Как отмечает Т.В. Терехова, «герой входит в группу повышенного риска, поскольку происходит перестройка Я-концепции: он уже не ребенок, но еще не взрослый, отсюда крайняя противоречивость поступков и суждений» [12, с. 20]. Импульсивные поступки, которые совершает герой, он сам еще не в состоянии логически трезво взвесить и оценить в силу своего юного возраста. Дает оценку и анализирует поведение героя «через тридцать лет» [14, с. 438] автобиографический нарратор, вспоминающий трагически-болезненные ощущения далекого времени детства. Главными своими ощущениями той поры автор-нарратор считает обостренное одиночество, страх, боязнь суда и наказания.

Сюжетное действие новеллы определяют два ключевых события-эпизода в жизни главного героя: ложь героя про высокий заработок его отца в диалоге с мальчиком из низов Оскаром Вебером, сыном машиниста и кража из ящика комода в спальне отца инжира, почти половины из связки «винных ягод в белой сахарной пудре» [14, с. 442]. Во время второго эпизода, перед кражей инжира, герой крадет два стальных перышка для письма со стола отца и несколько сладких пастилок из коробки. Читатель также узнает о том, что это не первая кража ребенка из комнат отца. До этого момента как минимум дважды герой уже «кое-что похищал там» [14, с. 440].

Обозначенные выше ключевые события новеллы выявляют ее основной внешний конфликт. Конфликт между сыном и отцом, миром детей и взрослых. Отец писателя, суровый и набожный Иоганнес Гессе, учитель в миссионерской школе, воспитывал сына в религиозных традициях пиетизма, в непререкаемой строгости и многочисленных ограничениях. По мнению Жаклин и Мишеля Сенэс, «Герман не мог простить отца за внушенный ему с детства страх: страх греха, наказания, мук совести, страх перед непредсказуемостью собственной души» [11, с. 66]. Внутренний, психологический конфликт произведения разворачивается в мятущемся, еще несформированном сознании ребенка. Это конфликт между велениями его души и религиозно-моральными, социальными нормами и запретами общества. Не укладывающееся в общепринятые рамки, девиантное поведение героя (его самовольство, неподчинение родителям, бунтарство) является неосознанным интуитивным протестом домашнего, воспитанного и скромного ребенка против враждебного внешнего мира и, в том числе, против Бога и мира отца.

Обратимся к художественному пространству психологической новеллы Гессе. Как мы уже отмечали ранее, «хронотоп «Души ребенка» являет реципиенту бинарную модель мира, с целым рядом оппозиций: жизнь / смерть; отец / мать; бог / дьявол; свет / тьма; верх / низ; игра / реальность; истина / ложь; страх / храбрость; суд / прощение» [6, с. 125]. Данные оппозиции, как и оппозиция свое / чужое, определяют доминантные темы новеллы – темы одиночества, страдания, преступления, лжи, вины, наказания, выбора собственного пути, судьбы.

Художественное пространство новеллы четко структурировано и дифференцировано писателем на два эксплицитных антагонистических топоса: внутреннее пространство дома, церкви и пространство внешнего мира, улицы. Первый топос маркирован положительно и включает в себя образы света, родителей, духа, Бога, морали. Второй – маркирован отрицательно и представлен миром взрослых и детей с улицы, образами тьмы, запретного плода, лжи, предательства, дьявола. Однако понять идейное содержание новеллы реципиенту помогает третье, особое замкнутое субъективное пространство героя. Это пространство закрыто от немногочисленных героев новеллы, но оно открыто для восприятия реципиента.

Замкнутое пространство родительского дома символизирует защищенность героя от внешнего враждебного мира и приход героя в дом всегда означает «переход в другой мир, в "наш" мир» [14, с. 434]. Как отмечает А. Науменко, «в сознании Гессе родной дом был праобразом мира, архетипом "самости" и "книги"» [7, с. 179]. Дом символически воплощает пространство рая, света, мира, добра. Не случайно именно с эмоционально-эмфатического описания родительского дома начинается новелла, и к его описанию герой постоянно возвращается. Пространство дома ориентировано по вертикали и строго локализовано – высокий подъезд, прихожая, лестница, связывающая прихожую со вторым этажом, где располагались кухня, гостиная, комнаты детей и еще одна лестница, ведущая на третий этаж, в кабинет и спальню отца, а на самом верху дома – комната на чердаке. Ориентация дома по вертикали кодирует четкую аксиологическую ось новеллы как в сознании героя, так и в рецепции читателя: верх дома – сфера отца, силы, духа, морали, строгости, порядка, рационального начала, низ дома – сфера матери, слабости, тела, эмоционального начала. Именно отец является непререкаемым авторитетом для героя, к нему обращается он в трудные минуты. Как отмечает нарратор, «отцовское утешение было ценнее, оно означало мир с судящей совестью, примирение и новый союз с добрыми силами. После неприятных разговоров, расследований, признаний и наказаний я часто выходил из отцовской комнаты добрым и чистым, правда наказанным и отчитанным, но полным новых намерений, набравшись у могучего союзника сил для борьбы со злом» [14, с. 439–440]. Еще один важный смысл дома в поэтике Гессе определяет Р. Каралашвили: «Но вместе с тем "дом" у Гессе – это пространственный образ души» [4, с. 198].

Пространство дома включает также пограничные топосы стеклянной двери в столовую, двери в кабинет отца, и особенно лестницы, ведущей в кабинет, значение которой неоднократно подчеркивается, так как она является для героя «существенным рубежом, вратами судьбы» [14, с. 440]. Пороговое пространство границы локализует в рецепции героя сакральное пространство комнат отца и «профанное» пространство каморки и души ребенка, к которому отец не проявляет должного интереса. Двусторонность границы в свое время была отмечена Ю.М. Лотманом, который обратил внимание на то, что «одна сторона ее всегда обращена во внешнее пространство» [8, с. 191].

В художественном пространстве новеллы важное место занимает не только сам родительский дом, но и интерьер дома с определенной детализацией, характеризующей его обитателей. По справедливому наблюдению А.П. Чудакова, «мир воплощённых в слове предметов, расселённых в пространстве, созданном творческой волею и силой художника, есть не меньшая индивидуальность, чем слово» [13, с. 5]. Автобиографический нарратор с любовью описывает светлую гостиную и столовую, в которой собиралась вся семья, запах книг и письменный стол в отцовском кабинете, чистые занавески на окнах, книжный шкаф и постель в комнате героя и другие немногочисленные предметы интерьера. Две вещи, важные, на наш взгляд, художественные детали, которые символически воплощают два противоположных мира, неравенство и отдаленность сына от отца – копилка героя и шкатулка отца. Они изображены по контрасту. Общая копилка, грубо заколоченная гвоздями коробка из-под сигар с небрежно вырезанной щелью для монет, в которой сиротливо покоятся 10 пфеннингов Оскара Вебера – это вся «собственность» героя. И дорогая лубяная плетеная экзотическая индийская шкатулка отца, в которой были спрятаны винные ягоды, тот соблазнительный запретный плод, перед которым не смог устоять герой, когда не застал отца в его тайном царстве. Подобный принцип контраста лежит и в основе описания конкретных локусов, мест обитания центральных персонажей: кабинета, спальни отца и каморки, клетушки, комнаты героя, как описывает ее автобиографический нарратор.

К светлому миру дома относится и замкнутый топос церкви, которую герой посещает по воскресеньям, и которая, наряду с родительским домом, организует светлое, безопасное пространство внутреннего мира ребенка. В церкви герой слушает проповеди, предается своим мыслям, фантазирует, читает книги. Здесь же во время службы он поет строфы хорала из песни «Пастырь неустанный», здесь он находится в гармонии с собой и миром, в ладу с Богом.

Замкнутому пространству дома и церкви противопоставлено открытое пространство враждебного внешнего мира – двора, улицы, сада, дороги, лживого мира взрослых, темноты, ада и дьявола. Топос темного мира, мира зла, воплощен писателем в фигуре Оскара Вебера, в лицемерных школьных учителях и, как оказывается позже, в отце, которого не оказалось рядом с героем в нужный момент, что и послужило причиной последующей кражи. Хронотоп произведения представляет модель мира, разделенного на две части – мир идеальный, мир семьи, справедливости, Бога и мир реальный, мир улицы, греха, дьявола. Полем битвы двух миров является неокрепшая душа и сердце ребенка. Конфликт с Оскаром Вебером, ложь героя, его попытка приобщиться к темному миру через дружбу с Вебером обречены на провал, потому что ему не приходит на помощь его отец, идеальный мир дома не защищает, не спасает его. Следствием этого и явилась вначале кража инжира из кабинета отца, затем побег героя из дома во враждебный мир, а также безумная, беспощадная драка с Вебером, в котором для героя воплотился мир зла, его собственный страх и презрение к себе за совершенную кражу. В этой драке герой одерживает победу над враждебным внешним миром, победу над собой и своим страхом. Он смывает свой «грех» собственной кровью, он восстает против отца и уже не боится его суда и не нуждается в его прощении.

Кардинально изменяется отношение героя к родительскому дому и отцу после совершенной кражи. Дух сопротивления личности ребенка воссоздает в его сознании страшные картины. В своих видениях герой поджигает родительский дом, и пожар охватывает весь город, он мстит отцу, совершает «жестокое, зверское убийство» [14, с. 445]. Светлый родительский дом, символизирующий отцовское начало, отныне воспринимается героем как нечто враждебное, угнетающее, подавляющее его личность и волю.

Особо подчеркнем, что писатель предельно точно моделирует в новелле замкнутое субъективное пространство протагониста. Все события представлены в новелле с точки зрения персонажа, даны через ощущения и восприятие ребенка и воплощены писателем в форму солилоквия, внутреннего лирического монолога. На подобный момент, например, в романе «Демиан» обратил внимание В. Седельник: «внешний мир, другие персонажи присутствуют в произведении лишь постольку, поскольку они отражаются в сознании Синклера» [10, с. 37]. Герой сам, без чьей-либо поддержки и помощи переживает все свалившиеся на него неприятности и испытания в тот трагический субботний день, когда жизнь «была лжива и тошнотворна» [14, с. 436], когда она «неизменно воняла пошлостью» [14, с. 437]. Внутренний бунт и дальнейшая победа протагониста над тоталитарным духом отцовского дома оплачены мыслями героя о самоубийстве, о казни, смерти и нежелании просить прощения у Бога. Герой говорит о своей ненависти и презрении к нему: «я плюю Тебе под ноги, Бог. Ты мучил меня и терзал, Ты дал нам законы, которых никто не в силах соблюдать, Ты подговорил взрослых отравить жизнь нам, детям» [14, с. 446].

Таким образом, писатель показывает нам, как герой-ребенок переживает психологическую травму, которая изменяет его сознание и восприятие окружающего мира. Он прозревает и становится на путь взросления. Открытый финал «Души ребенка» обнажает противоречия в душе героя, показывает конфликт и противоречивое единство двух хронотопов, идеального и реального миров: «впервые за свою жизнь я почувствовал, я почти отчетливо осознал, как ужасно могут не понимать, мучить, терзать друг друга два родных, полных взаимной доброжелательности человека» [14, с. 463]. Внутренний субъективный хронотоп главного героя является доминантным в новелле. Подобный принцип изображения имплицитного «ландшафта» души героя в эксплицитной форме Г. Гессе использовал впервые в данной новелле, а в большинстве последующих произведений он станет константным приемом поэтики писателя.


Список литературы

1. Аверинцев С.С. Путь Германа Гессе // Гессе Г. Избранное. – М.: Художественная литература, 1977. – 413 с.
2. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики: исследования разных лет. – М.: Художественная литература, 1975. С. 234–407.
3. Березина А.Г. Герман Гессе. – Ленинград: Издательство Ленинградского университета, 1976. – 128 с.
4. Каралашвили Р.Г. Мир романа Германа Гессе. – Тбилиси: Сабчота Сакартвело, 1984. – 262 с.
5. Лотман Ю.М. Семиосфера // Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек–текст–семиосфера–история. – М.: Языки русской культуры, 1996. С. 163–297.
6. Малащенко В.В., Копцев И.Д. Форма и смысл новеллы Г. Гессе «Душа ребенка» // Вестник Балтийского федерального университета им. И. Канта. Вып. 8: Сер. Филологические науки. – Калининград: Изд-во БФУ им. И. Канта, 2013. С. 122–128.
7. Науменко А. Писатель, околдованный книгой (послесловие) // Гессе Г. Магия книги. – М.: Книга, 1990. С. 169–218.
8. Павлова Н.С. Герман Гессе // Павлова Н.С. Типология немецкого романа 1900–1945. – М.: Издательство «Наука», 1982. С. 54–96.
9. Роднянская И.Б. Художественное время и художественное пространство // Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А.Н. Николюкина. – М.: НПК «Интелвак», 2003. – Стлб. 1174–1177.
10. Седельник В.Д. Герман Гессе и швейцарская литература. – Москва: Высшая школа, 1970. – 92 с.
11. Сенэс Ж. и М. Герман Гессе, или жизнь мага. – М.: Молодая гвардия, 2004. – 277 с.
12. Терехова Т.В. Проблематика и особенности поэтики раннего творчества Германа Гессе 1890-х – 1920-х годов: автореферат дис. ... кандидата филологических наук: 10.01.03. – Орел, 2009. – 24 с.
13. Чудаков А.П. Слово – вещь – мир. От Пушкина до Толстого. – М.: Современный писатель, 1992. – 320 с.
Список источников
14. Гессе Г. Душа ребенка // Гессе Г. Собр. соч.: в 4 т. – СПб, 1994. Т. 1. С. 433–463.

Расскажите о нас своим друзьям: