Фольклористика | Филологический аспект №12 (20) Декабрь, 2016

УДК 398.81 (=512.145)

Дата публикации 14.12.2016

Мотив печальных морских странствий и образ корабля в крымскотатарской эмигрантской песенной лирике средины ХІХ века

Гуменюк Ольга Николаевна
Институт искусствоведения, фольклористики и этнологии, Национальной академии наук Украины

Аннотация: Отмечая возрастающий интерес к крымскотатарскому фольклору, в частности, к народной песне, исследовательница подчеркивает, что эмигрантская песня крымских татар изучена еще недостаточно. В статье рассматриваются фольклорные произведения, в которых ведущими являются мотивы горестных морских странствий, а связанная с ними социально-бытовая конкретика, прежде всего образы моря и корабля, уплывающего от родных берегов, приобретает символическое звучание. Взаимодействие эмоциональной интенсивности и рассудительной медитативности, жанрово-родовой синкретизм, гармоничное сочетание конкретных деталей и изысканной поэтичности (живописная метафоричность, емкая символика, афористическая четкость, риторическая выразительность) – такие основные особенности поэтики анализируемых песен.
Ключевые слова: фольклор крымских татар, эмигрантская песня, лирика, маринистика, родовой синкретизм, поэтика

Motif of a sad sea wandering and image of ship in the concerning middle 19 century emigrant folk lyrical song by Crimean Tatars

Humeniuk Olga Mykolayivna
Rylski Institute for Art Studies, Folkloristic and Ethnology, National Academy of Sciences, Ukraine

Abstract: The authoress of the article says about growing interest to the folklore by Crimean Tatars and stresses that their emigrant song is still studied in insufficient measure. She investigates the works of folklore where the motives of sad wandering are leading and concrete reality concerning to them obtains the symbolic sounding. The images of sea and ship that is going away from native banks are very representative in this meaning. Interconnection emotional intensity and reasonable meditation, syncretism of genre, harmonic combination of social and historical trustworthiness, often naturalistic designation of everyday features and artistic poetics (picturesque metaphors, significant symbolic, aphoristic fine, rhetorical expressiveness), versification resourcefulness – such are the main poetic features of investigated songs.
Keywords: Crimean Tatar folklore, emigrant song, lyrics, marine pictures, syncretism of genre, poetics

Крымскотатарская народная песня сегодня вызывает все большую заинтересованность фольклористов. Ей посвящены основательные сборники Я. Шерфединова [6], Ф. Алиева [1; 2], Ил. Бахшиша [3], А. Велиева и С. Какуры [4], других исследователей. Но все же эмигрантская песня, ее ведущие тематические мотивы и особенности поэтики до сих пор почти не изучены. В некоторой степени восполнить существующий пробел призвана эта публикация.

В эмигрантском  песенном фольклоре крымских татар можно выделить цикл произведений, в которых доминирует мотив печальных морских странствий и фигурирует образ корабля. Показательна в этом смысле трогательная в эмоциональной и образной конкретике песня «Бурса япуры келип…» («Из бурсы прибыл пароход…»). Корабль, приплывший из турецкого города и вот уже причаливающий в порту, толпа вынужденных переселенцев, со слезами на глазах наблюдающих за его приближением, – все это пробуждает чувство неуверенности и горечи. Собирательный образ обездоленных путешественников, ждущих мига расставания с родной землей, пронизан особой грустью. Строки песни преимущественно исполнены тревогой за судьбу отчизны, с которой приходится разлучаться. Легкий непринужденный стиль песни в значительной степени обусловлен ее ненавязчивой, мозаично поданной, но весьма выразительной образностью, в которой преобладают четкие социально-бытовые  детали. Довольно колоритные и даже живописные, они, в общем, эмоционально насыщенном контексте, преимущественно приобретают символичное звучание. Перед нами предстает картина ожидания корабля, который неумолимо приближается и предвещает тяжкую разлуку… Мотив грустного дальнего пути ведущий и в песне «Шу вапурнынъ думаны…» («Этого парохода дым…»). Она тематически, образно, ритмически близка к песне «Бурса япуры келип…». Обращает на себя  внимание особая живописность поэтических строк этой песни, ознаменованная, прежде всего, образом не просто парохода, а такого, из трубы которого клубится дым (характерное здесь  удвоение «будакъ, будакъ» – «клубится, клубится»). Таким образом, возникает ненавязчивая параллель с подобным рассеиванием, таянием многострадальной человеческой жизни.   Четкий непринужденный ритм песен, преимущественно акцентируемый симметрично размещенными цезурами, точный звучные рифмы, упругость емких лаконичных фраз – все это усиливает эпическую монументальность рассматриваемых фольклорных произведений, придает особую выразительность их трогательной лирической проникновенности.

 Образ корабля, при всей своей достоверности приобретающий символические черты, фигурирует и в песне «Кетеджекмиз бу ерден…» («Мы отставим эту землю…).  Употребленный вначале песни глагол  в форме будущего времени (кетеджекмиз – мы покинем, мы уедем…), при том, что песенное изложение предстает как воспоминание о происшедших  событиях, свидетельствует, что субъект лирического повествования вновь и вновь остро переживает горестные мгновения прощания с родной землей и грустное  путешествие в заморские края. Он говорит и об ощущениях того времени, когда вместе с такими же обездоленными, как сам, только лишь  собирался пускаться в далекий путь. Такое смещение, сопоставление разных временных плоскостей усиливает эмоциональную интенсивность изложения, согласуется с мозаичной непринужденностью подачи красноречивых образных штрихов, оправдывает продиктованную этой мозаичностью их некоторую непоследовательность. К примеру, после поданного тревожного ощущения разлуки з отчизной, речь идет о нехитром обустройстве на чужбине (Тогерек чети къамыштан, тобеси далдан – Круглые стены из камыша, крыша из ветвей), а потом предстают картины прощания с родным краем: Кимиси джандан айырылгъан, кимиси малдан – Кто с дорогими сердцу людьми разлучился, кто с имуществом. А далее вновь возникают строки о неприкаянности быта в далекой стороне, где фигурирует встречаемое и в других подобных песнях выражение «Добруджа тузы» («соль Добруджи»). Кому-то из переселенцев пришлось оставить в Крыму мать, ком-то дочь, и некоторым мужчинам, которым теперь самим приходится готовить юшку, пока что невдомек, сколько в эту юшку нужно добавить соли, тем более, когда это соль не крымская, а добруджинская. А после этого не по логике последовательного повествования, а в соответствии  острым эмоциональным переживанием вновь и вновь предстают картины прощания с родными берегами.

В более коротком варианте этой песни, который  по началу первой строчки можно озаглавить як «Кетеджекмен бу ерден…» – «Я покину эту землю…», не фигурирует образ корабля (более детально о крымскотатарских народных песнях-миниатюрах идет речь в моей соответствующей статье [5, с. 88–95]). А здесь это образ играет весьма существенную роль:

 

Болгъан бутюн малын-мулькин сатып-савгъанлар,

«Вапур кельди, кетермиз» деп порткъа джавгъанлар.

 

Шорбагъа къатсанъ татымаз Добруджа тузы,

Кимининъ къалгъан анасы, кимининъ къызы.

 

Кельди дувулдап япур, порткъа янашты,

Беклеп тургъан тувгъан-урув, зув-зув джылашты.

 

Биз япургъа минген сонъ копюрди денъиз,

Адымызны унутынъыз, «маджир» денъиз

 

(Свой разный нехитрый скарб кое-как продали-сбыли,

«Пароход прибыл, пора в дорогу» сказав, собрались в порту.

 

Сперва юшку попробуй, потом добавляй соль Добруджи,

Кто оставил матушку, кто дочь.

 

Прибыл с гудением пароход, причалил в порту,

В ожидании застывшие родные-близкие вмиг залились слезами.

 

Когда мы уже сели на пароход, вспенилось море,

Забудьте наши имена, называйте нас переселенцами) [4, с. 54].

 

         Попеременные образные штрихи отплытия от родных берегов, прощания с отчей землей, бедового привыкания к новым условиям в итоге переходят в этой песне в исполненные проникновенного лиризма и одновременно страстно экспрессивные строфы, в которых трогательно раскрывается грусть и ностальгия переселенцев:

 

Башындан алсанъ терекнинъ ешильдир япрагъы,

Ах, татлы (да) экен койимнинъ ташы, топрагъы.

 

Ах, анайым, анайым, ах бабайым,

Асретликке мен къатып даянайым!

 

(Что там уже говорить о зеленой-презеленой листве,

Ах, как же сладостен камень, пыль в моей деревне.

 

Ах, матушка моя, матушка моя, ох, отец мой,

Печали этой мне никак не вынести!) [4, с. 54].

 

Наряду с мотивом грусти и ностальгии здесь ощутимо  обозначается и мотив высокого человеческого достоинства, стоического восприятия тяжких ударов судьбы. Этот мотив акцентируется, в частности, в выше процитированной  строке, встречающейся и в других эмигрантских песнях крымских татар: «Забудьте наши имена, называйте нас переселенцами». Можно его назвать своеобразной итогом всей песни, ведь этим мотивом пронизан последний куплет, отличающийся живописной метафоричностью и философичной медитативностью:

 

Сув боюнда ашланыр сувут терек,

Джуртунда яшап ольген дюньяда сийрек!

(У воды приживется тополь,

На родине жить и умереть – это в нынешнем мире редкость!) [4, с. 54].

 

Четкий ритм, точные и звучные парные рифмы в сочетании с непринужденной вязью красноречивых образных штрихов придают песенному течению особую легкость, контрастно подчеркивающую проникновенный лиризм и эмоциональную экспрессивность этого  фольклорного произведения. Упомянутую лирическую проникновенность и эмоциональную экспрессивность усиливают довольно часто встречающиеся здесь,  не раз  сопровождаемые характерными возгласами риторические  повторы: «Кимиси джандан айрылгъан, кимиси малдан» («Кто расстался с дорогими сердцу людьми, кто с имуществом»); «Кимининъ къалгъан анасы, кимининъ къызы» («Чья-то осталась мать, чья-то сестра»); «Ах, анайым, анайым, ах бабайым» («Ах, матушка моя, матушка моя, ох, отец мой»). В последней из приведенных строк обращает на себя внимание своеобразная звукопись – наряду с дважды употребленным непосредственным возгласом «ах» здесь трижды встречается завуалированный возглас «ай». В систему таких экспрессивных повторов органично вписывается насыщенность некоторых строк песни удвоенными словами: малын-мулькин (вещи-манатки); сатып-савгъанлар(продали-сбыли); тувгъан-урув (родные-близкие); зув-зув джылашты (льются-льются слезы). В образном строе  произведения особой значительностью наделяется образ корабля, который также вписывается в отмеченную систему повторов. Слово «пароход» встречается здесь в разных куплетах трижды, интересно, что то в литературной форме «вапур», то в диалектной – «япур» (очевидно, от диалектного «япу» – «туман, дым»). Необыкновенную выразительность в произведении приобретают гиперболично окрашенные образы, прежде всего сопровождаемый проникновенным возгласом «ах» образ сладостного камня и пыли («ташы, топрагъы») родного села. Не менее выразительно и сопоставление с обликом одинокого эмигранта распространенного в Крыму дерева  – тополя, способного прижиться у воды и на чужих берегах.

Жизненно достоверный и в то же время глубоко символичный мотив тяжких  морских странствий, также как и красноречивый образ корабля,  характерны и для таких образцов крымскотатарской  эмигрантской песенной лирики як «Ешиль ада» («Зеленый полуостров»), «Сувукъ-Сув тюркюси» («Песня Суук-Су») и другие.

Эмоциональная интенсивность и медитативная философичность, документальная достоверность и изысканная поэтичность образности, сочетание в композиции ведущего лирического сюжета с элементами фабульной повествовательности, преимущественно   легкая игривая ритмика, контрастирующая с остро переданными горестно-тревожными ощущениями, афористичная упругость поэтических строк, выразительная звукопись – все это обуславливает своеобразие художественного мира крымскотатарской эмигрантской фольклорной лирики.


Список литературы

1. Алиев Ф. М. Антология крымской народной музыки – Кырым халкъ музыкасынынъ антологиясы / Ф.М. Алиев. – Симферополь: Крымское учебно-педагогическое гос. изд-во, 2001. – 600 с.
2. Алиев Ф. М. Йыржды далгъалар : Музыка акъкъында фикирлер, хатывларвар ве тюшюнджелер / Февзи Алиев. – Ташкент : Гъафур Гъулям адына эдебият ве санъат нешрияты, 1989. – 152 с.
3. Бахшыш Ил Къырымтатар халкъ йырлары / Тертип этиджи Ильяс Бахшыш. – Симферополь: Къырым девлет окув-педагогика нешрияты, 2004. – 384 с.
4. Велиев А. Къырымтатар муаджир тюркюлери / Муэлиф ве тертип этиджилер Аблязиз Велиев, Сервер Какура. – Симферополь: Къырымдевокъувпеднешир, 2007. – 204 с.
5. Гуменюк О. М. Насичена художня інформативність кримськотатарських народних пісень-мініатюр про еміграцію / Гуменюк О. М. // Pyxis : научный журнал (Международный образовательный центр, Санкт-Петербург). – 2016. – № 4. – С. 88–95.
6. Шерфединов Я. Янърай къайтарма – Звучит кайтарма / Ягъя Шерфединов. – Ташкент: Изд-во лит. и иск. им. Гафура Гуляма, 1979. – 332 с.

Расскажите о нас своим друзьям: