Русская литература | Филологический аспект Методика преподавания языка и литературы №4 (4) Декабрь 2019

Любовь и «правда» в романе И.С. Тургенева «Дворянское гнездо» Love and "truth" in Turgenev’s novel "Home of the Gentry"

Двоеглазов Владимир Викторович
кандидат филологических наук, старший преподаватель кафедры русской и зарубежной литературы и методики обучения Вятского государственного университета, Vladimir6798@yandex.ru

Аннотация: В статье рассматривается тургеневская этико-философская позиция, отраженная в романе «Дворянское гнездо». Анализ произведения раскрывает содержание авторского размышления над соотнесенностью личного и всеобщего, свободного и необходимого в жизни. Каждый из героев сюжетно-композиционным решением приводится к «этической ситуации», приходит к осознанию необходимости высшей «правды», включающей в себя морально должное. Личное чувство героев противоречит всеобщей необходимости, и свободная духовно-нравственная сущность личности определяет авторскую концепцию жизни, основанную на «центробежном» начале, добре-любви.
Ключевые слова: творчество И.С.Тургенева, этико-философская проблематика, нравственное сознание, онтологическая правда, герой-«праведник»

Dvoeglazov Vladimir Viktorovich
PhD in Philology, senior lecturer of the Department of Russian and foreign literature and teaching methods, Vyatka State University

Abstract: The ethical and philosophical views of Turgenev reflected in the novel "Home of the Gentry" are considered. The analysis of the content and formal plan shows the author's reflection on the correlation of personal and universal, free and necessary in life. Each of the characters is brought to the ethical situation by the composition organization, comes to realization of the need for the highest "truth", which includes moral. Personal feeling of the characters contradicts the universal need, and free spiritual and moral substance of the personality found the author's conception of life based on "centrifugal" beginning, good, love.
Keywords: Turgenev’s works, ethical and philosophical problemаtics, the moral consciousness, the ontological truth, the righteous character

Для современной науки ценна мысль Г. Б. Курляндской – тургеневеда с мировым именем, продолжателя в литературоведении традиций А. П. Скафтымова – о «первостепенной важности» «этической темы» для литературного XIX века [3, с. 99, 114; 4, с.205]. На материале публицистики, художественного творчества 1840-60-х годов исследователь рассматривает связь «моральных и философских разногласий» с вопросом «о путях исторического развития России», что выразилось в полемике славянофилов и западников, либералов и революционеров-демократов. Очевидным оказывается факт того, что нравственная проблематика ставилась русскими художниками и мыслителями неслучайно: она, исторически необходимая, поэтому окрашенная социально, одновременно касалась философской сферы, «вечных категорий», в частности – вопроса о сущности жизни, который был и остается коренным в мировой и национальной традиции.

Гранью этической тематики является проблематика соотнесенности природного влечения человека к личному благополучию и нравственного запрета. Как известно, для Тургенева эти вопросы являются основополагающими в творчестве [2]. Рассмотрим их решение в разработке интимно-личной линии сюжета романа писателя.

Прежде всего, любовная линия окрашена эмоциональной доминантой страдания, лишения личного счастья. Изображение этого неудовлетворения исполнено детально, отмечено сочувственными интонациями, чем ощутимо выражают авторское отношение. Кроме того, текстуально произведение завершается мотивом новой жизни. Таким образом, формально-содержательное наполнение «Дворянского гнезда» выходит за пределы камерной любовной линии, оказывается связанным с рассмотрением образов в масштабе «будущего», что традиционно сопрягается со сферой мыслительной, философской. При таком понимании проблемный уровень насыщается глубинными вопросами: в чем заключается всецелое счастье и какова его основа – «первичная и самозаконная правда, до конца самоочевидная и неотразимая» [8, с. 141].

Центральные персонажи романа «Дворянское гнездо» – Лаврецкий и Лиза Калитина – по сюжету связаны сложной необходимостью. Всецелый ее характер – одухотворенная, основанная на взаимности любовь. Взаимность двупланова: одновременно природна, естественна и духовно-разумна, питается общим «чувством Родины». Эмпирическое в любви передано эстетически тонко, проникновенно в кульминационный момент свидания. Его описание продолжают звуки «чудной» музыки Лемма. Возникает так называемая «эстетическая ситуация» – упоенное слияние человека с природой, целым – то минутное равновесие, которое является неизменным показателем присутствия авторской правды [5, с. 53]. В эпизоде «схождения» героев, исполнения Леммом его музыкальной композиции рассудочное не противоречит чувственному, сущностное, обусловленное духовной свободой, сливается с существенным в человеке. Потому в согласии с художественным методом писатель сопоставляет изображение любви с великой природной тайной рождения целого: «Никто не знает, никто не видел и не увидит никогда, как, призванное к жизни и расцветанию, наливается и зреет зерно в лоне земли»; «сладкая, страстная мелодия с первого звука охватывала сердце; она вся сияла, вся томилась вдохновением, счастьем, красотою, она росла и таяла; она касалась всего, что есть на земле дорогого, тайного, святого; она дышала бессмертной грустью и уходила умирать в небеса» [9, т.6, с.106].

Значимым в романе становится и морально-нравственный компонент содержания, отражающийся в событийных элементах сюжета, в создании автором «этической ситуации». Лиза Калитина – воплощенное понимание художником верующего человека, чья нравственность подчинена Божьему закону. Героиня по происхождению дворянка (и тем – близкая Лаврецкому). Она ощущает силу естественно-природного начала. В момент внешне драматичных обстоятельств, связанных с личной судьбой, девушка глубоко переживает случившееся, однако сохраняет цельность своего чувственно незаинтересованного «практического разума». Лаврецкий – сформированное в большей мере светское решение моральной проблематики романа. Во время развития основной, сюжетной, части герой показан «в апатии», изображен «разочарованным», «скептыком», «цыныком», по словам друга Михалевича; физическое же здоровье подчеркивает торжество натуры. Это состояние (отсутствие глубокой веры как беспрекословного ориентира нравственной практики) определяет в герое и его отношение к семейной драме, и его желание личного счастья с Лизой.

Развитие отношений героев передается в романе диалогично. При этом «любящие» в романе становятся своеобразными противниками в споре: во взглядах на «чувственно заинтересованные», а также связанные с ними этико-философские вопросы между центральными персонажами обнаруживается внутренняя дистанция из-за разности руководствующих убеждений, разной степени отношения к вере [4, с.181-182; 6, с.138]. Но Лиза «втайне надеялась» привести Лаврецкого к Богу. Текст романа, специальные исследования, посвященные этому вопросу [см., например: 7, с.94-96], убеждают, что Лаврецкому доступно откровение: так, в эпизоде безмолвной молитвы «о прощеньи» (гл.XXXI), когда герой «всем помыслом своим повергнулся ниц и приник смиренно к земле», он вспоминает благословенные минуты посещения храма в детстве [т.6, с.97]. В конце романа вся жизнь рассматривается «в виду конца, в виду ожидающего бога» [т.6, с.157]. Такое отношение родственно нравственно-религиозным представлениям героини: «Христианином нужно быть <…> для того, что каждый человек должен умереть» [т.6, с.82]. В развитии мысли следует оттолкнуться от того факта, что эпизоды, хронологически равные основному действию романа и обнаруживающие в Лаврецком основы веры, связаны с образом Лизы, с любовным чувством к девушке, поэтому выступают в некоторых случаях и как формы поэтического возвышения – «чистые наслаждения». Изображаемая специфика отношений героев романа уточняет суть авторского мировоззрения периода создания романа: вера волнует художника нравственно и эстетически, она имеет значение в человеческой жизни. Эта мысль подтверждается биографическим контекстом работы над романом [1, с.23; 4, с.218-222].

Вера Лизы Калитиной – душевный и сознательный отклик человека с детства на традиционное русское миропонимание. Понять его содержание помогает образ крестьянки няни Агафьи, ощутившей Бога как высшую правду, исток смирения, сознательно подчинившейся ему и приобщившей в свое время воспитанницу к миру духовному. Сила этого приобщения к религиозно-философской почве настолько значительна, что Марфа Тимофеевна отмечает: Лиза «богомольна» более всех родных, не по-дворянски [т.6, с.57]. Происхождением, духовной деятельностью «первой молодости» Лаврецкий, как отмечено наукой, также связан с крестьянством (недаром Михалевич взывает к «плебейской» крови, данной герою его смиренной матерью). Именно в силу определенной укорененности в почве Лаврецкий преодолевает первую личную трагедию, в споре с Паншиным отстаивает свои убеждения и говорит о «народной правде», требующей смирения. Лиза, оказавшись в драматичной ситуации, религиозным сознанием и чувством, основанными на нравственной правде, ощущает невозможность личного счастья при внешнем неустройстве мира – страдании народном. Памятны и значимы повторяемые слова героини о том, что «счастье не от нас зависит»: «этическая требовательность по отношению к самой себе» оказывается важнейшей чертой характера.

К мысли о страдании народном обратится и Лаврецкий. До личной катастрофы герой отстаивает право на любовь, прибегая в том числе к убеждению в духе религиозных рассуждений. Но суть этих рассуждений, показывающая ступень веры, иная: герой много уступает духовному состоянию героини. Таким образом, автор показывает, как в определении жизненных ориентиров человек соотносит «центростремительное» начало с «центробежным»: каждый по-своему ощущает свою «ответственность великую перед богом, перед народом, перед самим собою!», к которой призывает «народная правда», изначально названная и понимаемая Лаврецким и непререкаемая в сознании Лизы.

Из выбора личного и общего, из соотношения свободного и необходимого исходят своеобразные оттенки в изображении решения судеб центральных персонажей, формируется авторская этико-философская позиция.

В эпилоге произведения появляется образ Лизы. Здесь автор, развернув сюжетную линию героини, символично изобразил победу долга в его религиозном виде – бытии отдаленном, монастырском. Автор благоговейно и внимательно, предварительно через субъективное восприятие Лаврецким, затем через отношение родных, описывает подвиг. Лиза предстает «объективной» христианской праведницей, образ которой оказывается связанным с авторским пониманием концепции человека, учитывающей и кантовскую модель (где природное личное стремление противоречит «чувственно незаинтересованному» должному). Потому перед читателем проходит сдерживающаяся натура: «Перебираясь с клироса на клирос, она прошла близко мимо него, прошла ровной, торопливо-смиренной походкой монахини – и не взглянула на него; только ресницы обращенного к нему глаза чуть-чуть дрогнули, только ещё ниже наклонила она свое исхудалое лицо – и пальцы сжатых рук, перевитые четками, ещё крепче прижались друг к другу» [т. 6, с.158].

Религиозно-нравственная правда уводит Лизу от возможности земного счастья. Но она же, по автору, определяет путь преодоления «эгоистического» во имя сохранения достоинства человека и приближения всеобщего блага. Нравственное сознание героини, ее вера, воплотившаяся в дело, помогли раскрыть и духовную потребность Лаврецкого – «пахать землю и стараться как можно лучше ее пахать». Эта долгая деятельность изменяет героя: он отказывается от «своекорыстных целей», в эпилоге показан как состоявшийся, крепкий хозяин, «практик», устраивающий жизнь своих крестьян. Встреча Лаврецкого с молодежью «дворянского гнезда», где сообщается о судьбе всех персонажей, завершается итоговым субъективным размышлением, эмоционально-оценочная окраска слов которого противоречива: это одновременно и гимн молодости, надежда на счастливое будущее, и элегические ноты о прошедшем, завершающиеся отречением от личного счастья. В этом также сказалась диалектическая сложность этико-философской позиции автора, пронизывающая заключительные строки романа.

Художника, солидарного с Кантом в представлении о человеке, несомненно, волнует аскетизм как потеря связи личности с живой жизнью, натурой, которая проявляется в естественном стремлении к благополучию, любовному чувству. Поэтому, представляется нам, подступы к изображению истины осуществляются автором в эпизодах осознания и ощущения героями, что они «и любят и не любят одно и то же» (гл. XXXIII-XXXIV), разговора героев о сущности любви. В духе этих идей на смену личному любовному переживанию к Лаврецкому приходит размышление, связанное с внеличным – жизнью нового поколения. Это размышление светлое, «без горечи», «с печалью, но без зависти, безо всяких темных чувств» – благословение «одинокого, бездомного странника», «постаревшего душой». В герое показывается сосуществование стихий религиозно-нравственной и душевной – таинственная частица личного не потеряна. Но одновременно обнаруживается открытость «вере в добро, постоянству воли, охоте к деятельности» [т. 6, с.157], потому Лаврецкий может восприниматься как выразитель голоса автора, его сознания, ищущего «истину святую»: герой подчиняется долгу и потому не лишен связи со сверхчувственным началом («в виду ожидающего бога» осмысляется им жизнь), раскрывает в себе возможность слияния «нравственного» и «эстетического», «деятельного» и «мыслительного», проявляет через практику и осмысленное светлое чувствование действительности «центробежное» «донкихотское» начало (заметим, что именно этому началу писатель симпатизирует в своей знаменитой статье, ставшей, по мнению тургеневедов, комментарием ко всему творчеству писателя [1, с.196]). Все эти поиски, эта любовь-добро «расчищали дорогу молодому поколению, как-то способствовали созданию условий для его счастья» [4, с.223].

1.Курляндская Г. Б. И. С. Тургенев. Мировоззрение, метод, традиции. Тула, 2001.
2.Курляндская Г. Б. Концепция любви в творчестве И.С.Тургенева [Электронный ресурс] // Спасский вестник. 2005. № 12. Режим доступа: http://www.turgenev.org.ru/e-book/vestnik-12-2005/kurlyandskaya.htm. Дата последнего обращения: 30.12.2018
3.Курляндская Г. Б. Проблема долга в романе «Дворянское гнездо» // Ученые записки Казанского государственного университета им. В. И. Ульянова-Ленина. 1951. Т.111. кн.3.
4.Курляндская Г. Б. Структура повести и романа Тургенева 1850-х годов. Тула, 1977.
5.Курляндская Г. Б. Эстетический мир И.С.Тургенева. Орел, 1994.
6.Лотман Л. М. История русской литературы: в 4 т. Л., 1980-1983. Т.3.
7.Новикова-Строганова А.А. Христианский мир И.С.Тургенева. Рязань, 2015.
8.Скафтымов А. П. Нравственные искания русских писателей. М., 1972.
9.Тургенев И.С. Полное собрание сочинений и писем: в 30 т. М., 1978- издание продолжается. Произведения Тургенева цитируются по этому изданию с указанием тома и страницы в скобках.