Русская литература | Филологический аспект №4 (36) Апрель, 2018

Духовно-практический синтез Н.В. Гоголя и А. Смита в контексте современной им эпохи промышленного переворота

Булавина Мария Олеговна
магистрант 2 курса, филологический факультет, ФГБОУ ВО «Ивановский государственный университет», РФ, г. Иваново, bulavina-mari@mail.ru

Аннотация: В статье сопоставляются преобразовательные проекты А. Смита и Н.В. Гоголя: отмечается специфика обеих программ, сходства и различия, а также возможность их практической реализации. При написании автор обращал особое внимание на контекст эпохи. Это обусловлено тем, что именно политико-социально-экономические условия во многом определили сходства концепции Смита и модели Гоголя. К таким сходствам, во-первых, можно отнести всесторонний характер проектов, предназначенных для реорганизации всех сфер общественной жизни. Во-вторых, двойственную, или духовно-практическую, природу гоголевских и смитианских взглядов. В-третьих, одинаковый утопизм рассматриваемых программ, связанный с невозможностью соблюдения принципов христианской хозяйственной этики в переломные моменты развития общества. Что же касается различий, то в большинстве своем они объясняются масштабом применения авторских разработок: у Гоголя речь идет о России, у Смита – о человечестве вообще.
Ключевые слова: преобразовательная программа, промышленный переворот, духовно-практический синтез, модель «праведного хозяйствования», концепция «экономического человека»

Bulavina Maria Olegovna
A second-year Master, The Faculty of Philology, Ivanovo State University, Russia, Ivanovo, bulavina-mari@mail.ru

Abstract: The article compares A. Smith`s and N. Gogol`s reorganization projects: the specifics of both programs, similarities and differences, and the possibilities of their implementation are pointed out. In the process of writing, the author paid special attention to the context of era. This is due to the fact that it was the political, social and economic conditions that largely determined the similarities between Smith`s concept and Gogol`s model. Such similarities, firstly, include the comprehensive character of the projects designed to reorganize all spheres of public life. Secondly, the dual – spiritual and practical – nature of Gogol's and Smith's views. Thirdly, the same utopianism of the programs under consideration, connected with the impossibility of observing the principles of Christian economic ethics at critical moments in the development of society. As for the differences, in the majority they are explained by the scale of the application of these authors` ideas: this is about Russia in Gogol`s creation, it is about humanity in general in Smith`s works.
Keywords: reorganization program, Industrial Revolution, spiritual and practical synthesis, the model of Christian economy, the concept of economic man

Как известно, в центре внимания славянофилов и западников находилась проблема будущего развития России. К сожалению, несмотря на то, что представители обоих течений активно принимали участие в дискуссиях, они не считали своим долгом разработать какую-либо практическую программу [1, c. 205]. И так как ранее подобные проекты либо касались решения внешнеполитических проблем, либо оказывались крайне неудачными (как в случае с декабристами), то к 40-м гг. XIX века ситуация стала приобретать все более неопределенный характер. Положение усугублял промышленный переворот, начавшийся в 30-е гг. В этом контексте не представляется удивительным то, что в своем позднем творчестве (в «Выбранных местах из переписки с друзьями», втором томе «Мертвых душ») к проблеме переустройства России обращается Н.В. Гоголь. Собственно, идеей преображения  России характеризуются и «Ревизор», и первый том «Мертвых душ», однако в позднем творчестве писателя наблюдается больший практический уклон и конкретные рекомендации по реорганизации жизни общества.

Чтобы глубже прояснить своеобразие гоголевских взглядов, нужен широкий контекст, одним из звеньев которого, каким бы  странным не показалось это на первый взгляд, может служить наследие шотландского политэкономиста и философа А. Смита. Недоумение снимается, если учесть, что Смиту, так же, как и Гоголю, принадлежит проект, нацеленный на комплексное преобразование общественной жизни. Кроме того, в обоих случаях оказывается чрезвычайно важным контекст эпохи, в частности – условия промышленной революции. Наконец, другим основанием сопоставления оказываются косвенные данные о том, что Гоголь был знаком с политэкономическими идеями Смита.

Для обоснования этого утверждения достаточно упомянуть о некоторых интересных фактах из гоголевской биографии. Так, уже во время обучения в Нежине Гоголь получил шанс познакомиться с теорией Смита в курсе государственного хозяйства [11, с. 70]. Вдобавок эта дисциплина преподавалась в выпускном девятом классе, в котором, по словам директора гимназии Н.А. Лавровского, у писателя наблюдалось улучшение успеваемости [11, с. 56]. Имя Смита встречается также в одной из записных книжек Гоголя, перешедшей к нему в 30-е гг. от одноклассника В.В. Тарновского [6, с. 884]. Учитывая дальнейший гоголевский интерес к хозяйственным вопросам, можно сделать вывод о том, что изучение политэкономии не могло не повлиять на формирование его утилитаристских взглядов. Это находит отражение как в переписке с семьей [7, с. 225–229, 310–314], так и в преобразовательной программе Гоголя.  

Говоря о практической стороне идей писателя, в первую очередь стоит обратить внимание на тексты, где его точка зрения выражена наиболее ясно. Речь идет о письме «Русский помещик» и отрывках из «Мертвых душ», в которых фигурируют образы Костанжогло и Муразова. Так, деятельность помещика Костанжогло, или «первого хозяина на Руси», как его именует герой Платонов [4, с. 295], представляет собой образец идеального управления хозяйством. В основе этого управления – утилитаризм и труд. «В сторону красоту, смотрите на потребности…», – говорит гоголевский Костанжогло [4, с. 441]. «…Богатый хозяин и хороший человек – синонимы», – находим также в письме «Русский помещик» [5, с. 111]. Что касается откупщика Муразова, то его можно считать идеалом государственного человека, который, как и гоголевский помещик, пропагандирует трезвый взгляд на жизнь и стремление к богатству [4, с. 346]. Другими словами, всеобщее процветание у Гоголя становится неотделимым от материального благополучия, последнее из которых достигается посредством воспитания практического отношения к жизни и упорной трудовой деятельности.

Здесь, однако, следует помнить о том, что подобный утилитаризм ни в коем случае не свидетельствует о «неправедности» гоголевского подхода к ведению хозяйства. Как отмечает литературовед Ю.Я. Барабаш, Гоголь изобразил своих персонажей состоятельными людьми, поскольку рассматривал материальное богатство в качестве стимула для преобразовательной деятельности [2, с. 170]. В.В. Зеньковский добавлял к этому еще и то, что тема богатства у писателя была связана с поисками методов морально-нравственного и духовного преображения «мотива обогащения» [10, с. 284]. В гоголевском проекте таким методом выступала христианизация хозяйственных отношений. То есть мы имеем дело с программой, построенной на духовно-практическом синтезе.  Впоследствии она стала  известна как модель «праведного хозяйствования».

Что касается программы Смита, то она нашла отражение преимущественно в двух его научных работах, первой из которых стало этическое сочинение «Теория нравственных чувств», а второй – политэкономический труд под названием «Исследование о природе и причинах богатства народов». К сожалению, ни в одной из книг не содержится полного и последовательного описания авторского проекта. К тому же, как утверждает В.И. Яковенко, один из биографов Смита, его сочинения представляют собой скорее ряд очерков, связанных единой мыслью, но не общим принципом [19, с. 27]. То есть каждая из этих работ в большинстве своем посвящена какой-либо одной из сторон концепции. Данный факт, однако, не должен вызывать сомнений, касающихся возможности целостного рассмотрения смитианской философии.

Теперь следует обратиться непосредственно к содержанию концепции Смита. В настоящее время она известна как концепция «экономического человека». «Экономический человек» – это субъект, организующий свою деятельность в соответствии с Божьими заповедями и представлениями о всеобщем благе. Такой субъект старается приблизиться к идеалу нравственного совершенства посредством ограничения личного эгоизма, что сообразуется с главным христианским законом, основанным на любви к ближнему [16, с. 45].

С понятием «экономический человек» у Смита тесно связана метафора «Невидимая Рука», о которой необходимо сказать отдельно. Дело в том, что проект ученого предполагал не только разработку практических методов, но и создание своеобразного «ограничителя». Этот механизм должен был способствовать предотвращению разного рода злоупотреблений, часто имеющих место в переломные моменты развития общества. Таким «ограничителем» у Смита выступала Божественная «Невидимая Рука», указывающая дорогу к всеобщей любви и «праведному» богатству.

В то же время в научных трудах часто можно увидеть сочетание «невидимая рука рынка», трактуемое как возможность неосознанного достижения всеобщего блага за счет удовлетворения личных выгод. Подобная трактовка отличается от вышеуказанной в первую очередь потому, что благоприятствует пропаганде торгашества и других видов «неправедной» деятельности. К счастью, статья экономиста С.С. Губанова окончательно подтвердила тот факт, что «Рука» Смита принадлежит «библейскому творцу мира» [5, с. 60].

Само собой разумеется, акцент исключительно на религиозной составляющей концепции «экономического человека» не сделал бы возможной ее практическое применение. Смит указывал: «…человек был создан для деятельности, чтобы путем реализации своих способностей вызвать такие изменения <…>, какие только необходимы для всеобщего благоденствия и порядка» [16, с. 119]. Данное высказывание свидетельствует о том, что помимо христианских законов важное место в концепции Смита занимала трудовая активность. Однако не стоит забывать о «праведном» характере такой деятельности и к тому же – воспитательной роли труда в протестантизме. Для наглядности можно привести в пример хотя бы фрагмент из «Богатства народов», где Смит отмечал умственное и физическое превосходство земледельцев, занятых добродетельным трудом и защищенных от пагубного влияния городов [15, с. 172].

Из всего вышесказанного следует, что концепция «экономического человека» опирается на два начала: духовное, смысл которого заключен в метафоре «Невидимая Рука», и практическое, подразумевающее активную трудовую деятельность людей вне зависимости от их сословно-классовой или половой принадлежности. То есть проект Смита, как и гоголевский, представляет собой своеобразный духовно-практический синтез, в котором оказались учтены почти все проблемы современной автору эпохи: в особенности – духовный упадок в обществе и нестабильное материальное положение значительной части его представителей. Более того, и у Гоголя, и у Смита речь идет о всестороннем преображении общественной жизни, а не только об экономической сфере: в своих трудах авторы неоднократно обращаются к представителям духовенства, государственной власти и даже – к женщинам.

Стоит, однако, акцентировать внимание на том, что в основу ограничительного механизма у Гоголя, в отличие от пресвитерианца Смита, были заложены принципы православной хозяйственной этики. С другой стороны, в программе писателя можно заметить и некоторые протестантские черты. На данную особенность обратили внимание Д.И. Чижевский [18, с. 755–756] и М.Я. Вайскопф [3, 644, 650], отметившие по-протестантски рациональный характер творчества позднего Гоголя. Такое неожиданное сходство, пожалуй, можно объяснить большой ролью практицизма, присущей данной религии в целом. Поэтому некоторая доля протестантизма у Гоголя, безусловно – православного писателя, не представляется чем-то странным.

Несмотря на то, что концепция «экономического человека» и модель «праведного хозяйствования» обладают явными достоинствами, нельзя не выделить один общий и крайне важный их недостаток. А именно – утопический характер указанных проектов. В этой связи можно вспомнить, к примеру, мнение В.В. Зеньковского, который акцентировал внимание на неспособности Гоголя увлечь своими идеями всех людей без исключения [10, с. 297]. Подобное подчеркивает и В.И. Яковенко, но уже в отношении Смита, указывая на «превеликий оптимизм» ученого, из-за которого тот воспринимал действительность через розовые очки [19, с. 28]. Однако если Гоголь обращался к представителям русского общества, то Смит предполагал возможность христианизации жизни всего человечества. Как известно, первого автора ожидала резкая критика. В случае со вторым необходимо обратиться к некоторым проблемам рецепции его идей.

Дело в том, что в России, как и на Западе, был хорошо известен только текст «Богатства народов». То есть в русском и западном обществах имели представление лишь об одной из сторон концепции «экономического человека», а именно – практической. Естественно, подобное вызывало ложные интерпретации, так как без «Теории нравственных чувств» было невозможно понять истинный – Божественный – смысл сочетания «экономический человек» и метафоры «Невидимая Рука». Иначе говоря, Смит стал восприниматься как либерал и капиталист, ратующий за неограниченные трудовые отношения между народами и к тому же выступающий за свободу от государственной власти. Последствия такого заблуждения можно увидеть, к примеру, в либеральной политике декабристов, основанной на искаженном варианте концепции. Не секрет, что позднее действия мятежников заставили Н.И. Тургенева, в прошлом – декабриста, отметить «ребяческий» характер восстания [13, с. 228], а П.И. Чаадаева подчеркнуть всю серьезность урона, нанесенного его самонадеянными участниками [17, с. 330].

Однако негативные последствия, вызванные ложными интерпретациями взглядов Смита, имели место не только в России, но и в западных странах. Речь идет о кризисной ситуации, возникшей в Англии по окончании промышленного переворота. Об этой ситуации достаточно полно высказался Ж.-Ш. Сисмонди, упрекнувший англичан в том, что их безудержная погоня за личными выгодами в конечном итоге привела к ужасной нищете [14, с. 134]. Интересны также рассуждения В.Ф. Одоевского, который, по мнению философа В.В. Зеньковского, первым дал комплексную оценку последствиям индустриальной революции [9, с. 148]. В своих антиутопических  сочинениях «Город без имени» и «Последнее самоубийство» Одоевский изобразил атмосферу разлагающегося английского общества и тем самым подверг критике взгляды последователей Смита и извратителей его идей – И. Бентама и Т. Мальтуса. Что до концепции Смита, то здесь автор указал на так называемую «арифметическую ошибку», ставшую причиной дальнейшего искажения взглядов ученого [12, с. 76].

Подводя итог, необходимо еще раз отметить принципиальную важность общественного контекста для модели «праведного хозяйствования» и концепции «экономического человека». Именно потребности эпохи во многом определили синтетическую природу и всесторонний характер обоих проектов, что позволило провести между ними определенные параллели. Кроме того, замечательным является одинаковый утопизм идей Гоголя и Смита, исключающий возможность их практической реализации. Последнее может быть обусловлено ограниченностью духовного регулятора, как православного, так и протестантского. В особенности – в кризисные годы, когда государственная власть и общество, как правило, переключают свое внимание на материальные проблемы.

В заключение стоит добавить, что за последние несколько лет практические взгляды Гоголя неоднократно привлекали внимание исследователей. Указанное представляется особенно важным, так как возможность сопоставления писателя с классиком политической экономии Смитом, так или иначе, вызывает определенный скепсис. Это вполне закономерно. Однако появление работ философов, литературоведов, писателей, экономистов и социологов, рассматривающих позднее творчество Гоголя с практической точки зрения, является доказательством обратного. То есть говорит об актуальности данной проблемы и необходимости ее дальнейшего изучения.

1. Анненков П.В. Замечательное десятилетие. 1838–1848 // Анненков П.В. Литературные воспоминания / Вводная ст. В.И. Кулешова, комм. А.М. Долотовой, Г.Г. Елизаветиной, Ю.В. Манна, И.Б. Павловой. – М.: Худ. лит., 1983. – С. 121–367.
2. Барабаш Ю.А. Гоголь. Загадка «Прощальной повести». – М.: Худож. лит., 1993. – 269 с.
3. Вайскопф М.Я. Сюжет Гоголя: Морфология. Идеология. Контекст. – 2-е изд., испр. и расшир. – М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 2002. – 686 с.
4. Гоголь Н.В. Мертвые души (том второй) // Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. и писем: в 17 т. / Сост., подг. текстов и комм. И.А. Виноградова, В.А. Воропаева. – М.: Изд-во Московской Патриархии, 2009. Т. 5. – С. 240–493.
5. Гоголь Н.В. Выбранные места из переписки с друзьями // Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. и писем: в 17 т. / Сост., подг. текстов и комм. И.А. Виноградова, В.А. Воропаева. – М.: Изд-во Московской Патриархии, 2009. Т. 6. – 744 с.
6. Гоголь Н.В. Списки книг // Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. и писем: в 17 т. / Сост., подг. текстов и комм. И.А. Виноградова, В.А. Воропаева. – М.: Изд-во Московской Патриархии, 2009. Т. 9. – 968 с.
7. Гоголь Н.В. Переписка. 1845–1846 // Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. и писем: в 17 т. / Сост., подг. текстов и комм. И.А. Виноградова, В.А. Воропаева. – М.: Изд-во Московской Патриархии, 2009. Т. 13. – 592 с.
8. Губанов С.С. Трудовая парадигма: А. Смит против «неоклассики» // Экономист. – 2009. – №3. – C. 57–80.
9. Зеньковский В.В. История русской философии. – М.: Академический проект, Раритет, 2001. – 880 с.
10. Зеньковский В.В. Н.В. Гоголь // В.В. Гиппиус. Гоголь, В.В. Зеньковский. Н.В. Гоголь / Пред. и сост. Л. Аллена. – СПб.: Изд-во «Logos», 1994. – С. 190–338.
11. Лавровский Н.А. Гимназия Высших Наук и Лицей Князя Безбородко // Гимназия Высших Наук и Лицей Князя Безбородко. 2-е изд-е, испр. и доп. / Под ред. И. Сребницкого. – СПб.: Типография Безобразова и комп., 1881. – С. 27–109.
12. Одоевский В.Ф. Русские ночи. – СПб.: Наука, 1975. – 320 с.
13. Тургенев Н.И. В тайном обществе // Избранные социально-политические и философские произведения декабристов: в 3 т. / Под ред. И.Я. Щипанова. – М.: Гос. изд-во политической литературы, 1951. Т. 1. – С. 224–229.
14. Сисмонди Ж.-Ш. Новые начала политической экономии, или о богатстве в его отношении к народонаселению / Пер. и вводная ст. А.Ф. Кона. – М.: Гос. социально-экономическое изд-во, 1937. – 388 с.
15. Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов / Пер. с англ. П.Н. Клюкина / Вводная ст. А.В. Аникина. – М.: Эксмо, 2016. – 1056 с.
16. Смит А. Теория нравственных чувств / Вводная ст. Б.В. Мееровского / Комм. А.Ф. Грязнова. – М.: Республика, 1997. – 351 с.
17. Чаадаев П.Я. Философические письма (1829–1830). Письмо первое // Чаадаев П.Я. Полн. собр. соч. и избр. письма: в 2 т. / Вводная ст. З.А. Каменского / Под ред. З.А. Каменского. – М.: Наука, 1991. Т. 1. – С. 320–339.
18. Чижевский Д.И. Неизвестный Гоголь / Н.В. Гоголь: pro et contra: личность и творчество Н.В. Гоголя в оценке русских писателей, критиков, философов, исследователей: антология. – СПб.: Изд-во Русской Христианской гуманитарной академии, 2009. Т. 1. – С. 734–765.
19. Яковенко В.И. Адам Смит. Его жизнь и научная деятельность. – СПб.: Тов-во «Общественная польза», 1894. – 88 с.