Русская литература | Филологический аспект №10 (30) Октябрь, 2017

Денотативное пространство героя в художественном тексте (на примере «Человека в футляре»)

Го Ланьлань
аспирант факультета русского языка, Гуандунский университет иностранных языков и международной торговли, КНР, г. Гуанчожу

Аннотация: В статье впервые анализируется функционирование в тексте рассказа А.П. Чехова «Человек в футляре» денотативного пространства героя на примере Беликова. Денотативное пространство в данном тексте рассматривается как некое окружающее и мир вокруг человека, обладающий неразрывной связей с материальными предметами (денотатами) и обусловленный национально-культурной особенностью представлений о действительности.
Ключевые слова: художественный текст, пространство героя, денотаты, денотативное пространство, средства изображения пространства

Guo Lanlan
Postgraduate student of Russian language department, Guangdong University of foreign studies, China, Guangzhou

Abstract: The paper analyzes the functioning of denotational character’s space in Chekhov’s “The Man in a Case”. The denotational space is regarded as a sort of surrounding and a word around people, which has a close connection with material objects and national features based on a view of reality. It is pointed out linguistic description means of denotational space and their effects in author’s thought.
Keywords: literary text, character space, denotational space, description means of denotational space

Художественный текст обладает способностью содержать в себе и передавать новую информацию, тем самым является речемыслительным продуктом автора, нацеленным на индивидуальное познание мира. Последовательно, текст представляет собой сложную архитектонику, которая включает в себя языковые, речевые, мыслительные, экспрессивные и другие компоненты. Однако анализ текста невозможно без учета его содержательной и смысловой стороны. Следовательно, семантическая сфера немало действует на данном уровне.

По представлению А.И. Новикова, текст порождается как процесс свертывания информации; полагается, что образ содержания представляется моделью фрагмента действительности и потому соответствует денотативному уровню оторажения [3, с. 34]. Согласно данному рассуждению, структурной единицей содержания текста является образ некоторого фрагмента дейсвительности, который можно назвать денотатом. Принято считать, что реальная действительность отражается в представлениях и понятиях, составляющих систему знаний человека, его прошлый опыт, которая понимается как «картина мира». В связи с этим художественный текст строится для отражения реальной действительности и воплощения авторской картины мира.

Считается, что содержание текста как результат его понимания возникает на основе соотнесения языковых выражений с универсальным предметным кодом, т.е. предметами и ситуациями. Отсюда следует отметить, что связь между языковыми единицами и содержанием текста позволяет проникнуть замысел за счет определения предметно-тематической области, в рамках которой могут осуществляться эквивалентные замены. Между тем, денотативный подход к исследованию художественного текста разрабатывается не без оснований и значений. Денотативная структура текста обозначает структуру, составляющую совокупность денотатов, связанных с предметными отношениями в целостном семантическом комплексе, отображаемых в ситуации языковыми единицами. Для обозначения денотатов чаще всего используются номинативные элементы языка и те имена, которые являются инвариантами возможных синонимичных выражений, здесь допускаются глагольные конструкции. Потому согласно высказыванию Новикова, разработка организации денотативного пространства текста и его выявления прежде всего базируется на определении иерархии подтем и субподтем (в том числе, выделение ключевых элементов и определение соотношения денотатов), на определении имен денотатов и наименований отношений.[3, с.147-155]

Изучения денотативного пространства текста связаны с отображением в тексте как сложном языковом знаке мира действительности, так как само понятие денотата в одном из значений – это множество объектов действительности, знания о которых выражаются различными языковыми и речевыми единицами, в том числе и текстом. Учитывая это, можно следующим образом определить денотативное пространство текста: это воплощенное в тексте индивидуально-авторское знание о мире, представленное в интерпретированном отображении глобальной ситуации, состоящей из макроситуаций и микроситуаций, связанных с определенными отношениями и в совокупности раскрывающих главную тему литературно-художественного произведения.[1, с.160]

Итак выявим специфику денотативного пространства: оно имеет конкретную предметную внешнюю форму в системе конкретных персонажей, являющуюся отражением реальной действительности.

Рассмотрение семантического пространства (в частности языковых единиц с пространственным значением) художественного текста обязательно включает в себя три компонента: человек, время и пространство. «Человек» в данном случае – как герой, так и представитель народа. Именно человек оказывается в центре пространства, другие элементы определяют его тип и характер. В работах Л.Г. Бабенко функция пространства определяется как конкретизирующая и характерологическая [1, с.102]. Мы придаем определенную значимость тому, как описывается именно пространство героя в художественном тексте. Анализ данного пространства позволит выявить языковые средства и особенности моделирования пространства персонажа в художественном тексте.

Опираясь на семиотический подход, мы определяем текст как сложный языковой знак (напомним, согласно Лукину, знак является единством формы, представляющей, замещающей некоторый предмет, и информации о нем [2, с.10]) мира действительности, одновременно и понятие, и денотат (предмет) – как абстрактное наименование разнообразных объектов, который выражается языковыми единицами (словом, словосочетанием, предложением и текстом). Потому автор уделяет внимание предметам, которые сопровождают героя в тексте, даже выделяет часть из них и своеобразно организует. Поэтому эти предметы непосредственно структурируют пространство героя, способствуют передаче его внутреннего состояния и взгляда на действительность. Несомненно, расположение предметов героя является рефлексией его внутреннего мира.

Для доказательства изложенных положений обратимся к рассказу А.П. Чехова «Человек в футляре», который входит в «маленькую трилогию» автора, посвященной теме футлярности. А.П. Чехов рисует образ учителя греческого языка как уединенного существа и символ страха перед жизнью (действительностью), подробно описывает окружающие его вещи. Он так глубоко и конкретно изображает главного персонажа, что читатели могут проникнуть во внутренний мир героя при отсутствии прямой информации о его чувствах и переживаниях, как бы сами находясь точно в том городе, в той гимназии и в той комнате, где живет герой. Заглавие рассказа при помощи слова «человек» и конкретного предмета «футляр» сразу вызывает ассоциации о запаковывающем себя в футляр герое и даже создает гротескный эффект: ведь известно, что футляр – это вместилище для хранения или предохранения вещей от порчи, повреждений. Именно после А.П. Чехова выражение «человек в футляре» стало нарицательным, афористичным и часто используется в качестве характеристики человека. Футляр в данном тексте обозначает границу, сделавшую человека уходящим от жизни, пугающимся внешних влияний. Человеком в футляре является герой рассказа – Беликов. Сам футляр Беликова образуют именно предметы с пространственным значением. Таким образом, автор начинает описывать пространство героя прямо с заглавия, то есть с сильной позиции текста.

Мы установили, что в тексте рассказа основным сигналом ситуации является слово-определение «футляр», который продолжает занимать сильную позицию текста, тем самым создавая как вышеуказанный гротескный эффект, так и эффект загадки: читателей заставляют догадаться, что это за человек в футляре, как вещь «футляр» связывается с человеком. Ключевое слово «футляр» не раз повторяется в тексте, наряду с другими предметными словами: калоша, зонт, пальто, чехол, очки, фуфайка, а комната сама составляет пространство героя.

Итак, текст рассказа начинает развертываться с границы места-пространства:

На самом краю села Мироносицкого, в сарае старосты Прокофия…

Повествование ведет не автор, а рассказчик о первом футлярном существовании вне главного героя с рядом сравнений:

Людей, одиноких по натуре, которые, как рак-отшельник или улитка, стараются уйти в свою скорлупу, на этом свете немало… явление атавизма, возвращение к тому времени, когда предок человека не был еще общественным животным и жил одиноко в своей берлоге<…>

Здесь сравнение рак-отшельник или улитка как подсказка для читателя, и скорлупа уподобляется его футляру, в результате чего человек превращает в животное. И эпитеты «одиноких по натуре» и «жил одиноко в своей берлоге» , которые отмечают существенную черту в изображаемом явлении «атавизма», как бы свидетельствует о судьбе героя, ведь человеку по натуре одинокому было тяжко. В дальнейшей микроситуации текста не трудно заметить, что эпитет «человек, одинокий по натуре» не однократно появляется в изображении характера героя и служит оправданием несовместимого с внешней действительностью образа героя. Следовательно, повтор эпитета «одинокий по натуре» вызывает жалость к герою среди читателей. В то время размещение оборота «человек, одинокий по натуре» в данном рассказе отражает чеховский колорит с иронией для конкретности изображаемого.

Вслед за этими высказываниями рассказчик начинает повествование о главном герое Беликове.

В тексте рассказа предметные отношения к герою концентрируются в трех текстовых фрагментах, именно они составляют денотативное пространство персонажа. Эти три эпизода состоят из следующих фрагментов(макроситуации):

1) описание в общем виде характера того, как герой одевается в обычные дни;

2) характеристика мыслей Беликова (эпизод) в гимназии;

3) расположение интерьера (в комнате).

Перечисленные выше предметы, наполняющие разные пространства, участвуют в раскрытии внешнего и внутреннего ограниченного мира героя. Отсюда организация этих фрагментов отличается многосторонностью пространства с помощью выразительных деталей предметных отношений, которые составляют доминанту психологии главного героя.

Обратим внимание на первый фрагмент, в котором дается оценка с точки зрения рассказчика текста и подробно перечисляются вещи:

Он был замечателен тем, что всегда, даже в очень хорошую погоду, выходил в калошах и с зонтиком и непременно в теплом пальто на вате. И зонтик у него был в чехле, и часы в чехле из серой замши, и когда вынимал перочинный нож, чтобы очинить карандаш, то и нож у него был в чехольчике; и лицо, казалось, тоже было в чехле, так как он все время прятал его в поднятый воротник. Он носил темные очки, фуфайку, уши закладывал ватой, и когда садился на извозчика, то приказывал поднимать верх… создать себе, так сказать, футляр <…>

Отметим слова с предметным значением: эти повседневные вещи в этом фрагменте конкретизируют и характеризуют пространство героя с разной степени глубины. В данном случае ключевым словом является «футляр» (или «чехол» – форма футляра), ведь основные события разворачиваются именно вокруг него. Слово чехол даже в одной фразе встретилось 4 раза вместе со словами калоши, зонтик, пальто, воротник, очки, фуфайку, вата, оно организует денотативные цепочки, которые перекликаются между текстом и заглавием.

Использование лексической эпифоры «… в чехле» в данном фрагменте, с одной стороны, создает прозаический ритм, что придает музыкальность, точность и экспрессивность лексике; с другой стороны, эффектно воздействует на читателей.

Обнаружена оппозиция между микропозициями: в очень хорошую погоду – в калошах и с зонтиком, в теплом пальто на вате, и так перед нами появляется странный и даже болезненный вид персонажа.

Далее употребление слов-предметов в предложно-падежной форме и сочетание глагола с словом-предметом указывает ограниченность пространства бытийной жизни Беликова: в чехле, прятал в поднятый воротник, закладывал ватой, поднимать верх(в извозчике). Такое подробное описание обыденного наряда и детали все до единого разрабатывают мотив замкнутого пространства, защищающего от всех внешний влияний (калоши – от воды, зонтик – от солнца и дожди, пальто и фуфайка – от холода, очки – от света, уши с ватой – от звука).

Второй фрагмент конкретизирует пространство мыслей Беликова, в котором помещаются только циркуляры и разные виды запрещений, проявляется его страх перед отсутствием правил, описывается нервозное психологическое состояние:

Для него были ясны только циркуляры и газетные статьи, в которых запрещалось что-нибудь… В разрешении же и позволении скрывался для него всегда элемент сомнительный, что-то недосказанное и смутное <…>

В третьем фрагменте дается изображение точечного, извне наблюдаемого пространства:

И дома та же история: халат, колпак, ставни, задвижки, целый ряд всяких запрещений, ограничений, и – ах, как бы чего не вышло <…>. Спальня у Беликова была маленькая, точно ящик, кровать была с пологом. Ложась спать, он укрывался с головой; было жарко, душно, в закрытые двери стучался ветер, в печке гудело; слышались вздохи из кухни, вздохи зловещие…

Интерьер комнаты выполняет функцию освещения психологического состояния и поведения героя. Как правило, в этой части происходит оценка из рассказчика, которая вместе с денотативным пространством в динамическом развитии текста способствует созданию картины изображаемого бытия: спальня была маленькая, точно ящик. Становится ясно, что здесь человек живет в тесноте и темноте, как животное живет в скорлупе или берлоге. Изображение комнаты как будто со стороны чужого человека при помощи определенной ритмико-синтаксической фигуры (чаще в виде трех однородных синтаксических единиц: … была маленькая, точно ящик, кровать была с пологом) обусловливает лексическую экспрессивность и музыкальность и конретизирует образ героя.

В данной макроситуации также создается психологическое пространство героя. При его воссозлании наблюдается погруженность во внутренний мир. Локализаторами при этом выступают номинации органов чувств и эквивалентные им слова: голова, в печке гудело, слышались вздохи, стучался ветер (уши и душа). Ряд синтаксических безличных конструкций выражает физическое и психологическое состояние Беликова. К тому же раскрашивание атмосферы: было жарко, душно; стучался ветер; в печке гудело; слышались вздохи в самом деле определяется волей и желанием героя создать себе футляр.

Отметили еще одну особенность в третьем фрагменте. Каждая микроситуация полна выражающей закрытость семантикой. Приведем пример, ящик, кровать с пологом; укрывался с головой; душно, закрытые двери. В связи с использованием семантически синонимического повтора подчеркивается замкнутость денотативного и психологического пространства героя

Таким образом, сделаем выводы на основе анализа денотативного пространства вокруг героя в рассказе «Человек в футляре». Как указано в начале данного параграфа, организация денотативного пространства невозможно без использования множества номинативных элементов языка. В анализируемом нами тексте это имя существительное, выполняющее функцию наименований предметов. Для воздействия на читателя автор текста применил синонимический повтор обозначания предметов, который сохраняет связность между макроситуациями и микроситуациями и производит сильное впечатление на читателей. Кроме этого, автор используется стилистическими фигурами(эпифорой) и рядом изобразительно-выразительных средств: метафора(футляр – жизнь и пространство человека), сравнение при описании спальни героя, контраст(образ жизни героя совсем противоречит действительности). Кроме того, однородные синтаксические конструкции при описании комнаты героя глубоко воздействуют на читателей. Детальное изображение этих предметов небольшого количества закладывает основу судьбы героя: он только в гробу достиг бы своего идеала. В рассказе пространство текста постоянно изменяется в динамическом развитии; это видим в наименовании места, где происходит событие: на краю села Мироносицкого, в сарае, на сене, у нас в городе, в гимназии, в том же доме, в спальне, в театре, в доме Коваленка, в природе. Однако пространство героя является статическим, его сопровождают всегда одни и те же вещи: калоши, зонт, теплое пальто, темные очки и циркулфры-запрещения. Такие свойства пространства героя в денотативном аспекте предопределяет его несовместимость с реальной действительностью.

1.Бабенко Л.Г., Казарин Ю.В. Лингвистический анализ художественного текста: теория и практика. – М.: Флинта: Наука, 2004 – 496 с.
2.Лукин В.А. Художественный текст: Основы лингвистической теории и элементы анализа: Учеб, для филол. спец. вузов. – М.: Издательство «Ось-89», 1999. – 192 с.
3.Новиков А.И. Семантика текста и ее формализация. – М.: Наука, 1983. – 216 с.
4.Чехов А. П. Избранные произведения в трех томах (Т. III). – Москва: Государственное издательство художественной литературы, 1960.